Старшая сестра

Кажется, я должна решиться. Впрочем, все уже сделано, и выход может быть только один. Не могу сказать, что он мне не нравится. Поначалу было некоторое сопротивление, но я его преодолела без особого труда. Это нужно сделать. И сейчас я пойду в спальню и исполню то, что давно собиралась сделать. Остается только рассказать, как до этого дошло. И тогда — все:

В общем, Алику семнадцать лет. Я на пять лет его старше. Наши родители живут не то чтобы врозь, но не так чтобы и дружно. Отец то уходит к своей подружке, то как ни в чем ни бывало — дома. Мать к этой ситуации привыкла: человек он по-своему неплохой, зарабатывает неплохо, все деньги отдает в дом, к нам очень хорошо относится, да и жену любит: А другая женщина — с кем не бывает. И всегда есть надежда, что — бросит, вернется насовсем. Мать, по крайней мере, надеется. Работа и личные проблемы совсем ее поглотили в последние три года. И это неплохо — ни к чему зря растревоживать раны. Но внимания нам мать стала уделять меньше. Мне — что: учусь и работаю, дома появляюсь редко. А вот Алик: Школу он заканчивал неплохо, отличался немалыми гуманитарными талантами, насчет вуза тоже проблем не было. Но я все чаще стала замечать его безразличие, даже враждебность. Не к кому-то конкретно, а ко всему миру. Он стал резким, раздражительным, жестоким без повода. А я своего брата любила и с детства относилась к нему покровительственно. С матерью я этой проблемой не делилась — та помочь вряд ли могла. Да выхода и не находилось: ведь положение в семье казалось неизменным.

После школы у меня была пара-тройка романов. Ничего серьезного — мальчики-однокурсники да приятели из кафе, где я подрабатывала. Одного из них, Валеру, даже приводила к нам домой. Тогда-то я впервые столкнулась с враждебностью Алика, нагрубившего за столом. Валера ушел в недоумении, я была расстроена настолько, что проплакала у себя в комнате до глубокой ночи. А потом решила наказать Алика — так, чтобы осознал свою вину.

Мать утром ушла на работу, а у меня был выходной. Я заперла дверь в комнату Алика снаружи. И стала ждать. Он проснулся, подошел к двери, подергал ее, потом начал стучать и окликать нас. Я выждала, пока он заволновался по-настоящему, и сказала — громко и твердо:

 — Вчера ты очень плохо вел себя. И будешь наказан. Когда осознаешь свою ошибку, попросишь прощения. Тогда мы обсудим твое поведение и решим, как поступить дальше. А до тех пор — из комнаты не выйдешь.

Алик, как я и ожидала, разразился потоком ругательств. Но я не стала обращать на них внимания, включила музыку погромче и занялась домашними делами, постаравшись, чтобы запахи с кухни доносились до него как можно более отчетливо. Вскоре вопли поутихли, от угроз Алик перешел к невнятным обещаниям. Но обнаружилась другая интересная деталь:

 — Но в туалет же ты меня не можешь не выпустить! Алла! Честное слово, мне очень нужно. — И так далее в том же духе.

Я опять-таки не торопилась. Первым побуждением было отворить дверь и ограничиться этим уроком. Однако умом я понимала, что этим ничего не добьешься: назавтра все эксцессы повторятся с новой силой. Тогда и был сделан первый шаг, приведший в конце концов к нынешнему положению.

Еще через полчаса Алик сломался; слезы, слышавшиеся в его голосе, перешли в настоящие рыдания. Пришла пора сменять гнев на милость. И я решительно и негромко проговорила:

 — Ты готов просить прощения?

 — Да: — всхлипнул брат.

 — Очень хорошо. Тогда я сейчас открою и войду. Ты будешь стоять на коленях в дальнем углу лицом ко мне. И извинишься в той форме, какую я сочту надлежащей. Понял?

 — Аллочка, но я:

 — Если не хочешь, я сейчас уйду, и ты останешься заперт до вечера. — Я постаралась вложить в свой голос максимум решимости, хотя на самом деле брата скорее жалела: И он выразил согласие.

Когда я появилась в дверях, Алик замер, опустив голову. Выглядел он необычайно привлекательно. Никаких следов недавней грубости, только смущение и раскаяние. Он весь покраснел, что добавило его чертам прелести. Белокурые волосы растрепаны, ресницы прикрывают большие глаза. Колени напряжены и дрожат. Он готовился вскочить, но не нашел в себе решимости броситься на меня. Прояви Алик в тот момент характер, может, все обернулось бы по-другому. Но вряд ли это привело бы к лучшему исходу.

Я приблизилась, взяла пальцами его за подбородок и приподняла голову:

 — Ты понимаешь, что поступил нехорошо?

Он слабо кивнул.

 — Тогда медленно повторяй за мной: «Я поступил плохо, когда нагрубил родным. Я прошу о прощении. И приложу все усилия к тому, чтобы слушаться старших. И быть хорошим мальчиком. Если же я вновь оступлюсь. То прошу наказать меня по всей строгости».

К сожалению, эта последняя фраза Алику не удалась. Я заметила, как он дрожит и как расплывается на пижамных штанах влажное пятно. Мгновенное чувство брезгливости я тут же подавила, решив сделать воспитательным и этот момент. Я поступила нескромно, слегка прикоснувшись пальцами к низу живота брата. Но это еще более обострило процесс. И через несколько секунд передо мной стоял на коленях действительно смущенный и униженный младший брат. Каждое движение причиняло ему, мокрому, еще большее неудобство. Но я опять-таки не спешила:

 — Вот смотри, что бывает с непослушными мальчиками. Теперь ты описался. Но не стесняйся — я ведь твоя сестра. И сестра о тебе позаботится. Поплачь, мой маленький, все, я тебя простила.

Я инстинктивно старалась покрепче обнять Алика, понежнее погладить его по голове и плечам, чтобы с наказанием соединилось и представление о ласке. При этом я не забывала утешать его, обращаясь с братом как с маленьким. И в его положении это было вполне приемлемо. Вскоре Алик, погруженный в свой стыд, был обнажен ниже пояса. Я не без любопытства осмотрела его бедра и поникший, но вполне конкурентоспособный половой орган. Конечно, я и не думала о брате как о мужчине. Но пройти мимо таких впечатлений:

Взяв брата за руку, я отвела его в ванную и начала распоряжаться, не давая ему опомниться и отобрать инициативу:

 — Наполни ванну и раздевайся. Нужно помыться. Ведь ты не хочешь оставаться: грязным? Давай-ка, послушайся сестру!

И вот Алик стоит в теплой воде. Я надеваю резиновые перчатки и беру в руки мочалку:

 — А сейчас мы тебя помоем. Я смогу это сделать гораздо чище. Не стесняйся; я обо всем позабочусь:

Продолжая ничего не значащую успокоительную болтовню, я подталкиваю Алика вниз, он становится на четвереньки и начинается процедура мытья. Я старалась не пропускать ни одного участка его тела, создавая иллюзию полнейшего контроля над братом. Необходимо, чтобы он чувствовал себя окруженным моей заботой и даже не пытался вырваться. Надо отдать ему должное, Алик был совершенно покорен моей воле. Утренний конфуз лишил его всякой уверенности в себе. Теперь он мог надеяться только на меня и уже не думал о своих прежних поползновениях. Мальчик был сломлен, но следовало показать ему, что он может быть хорошим, если остается послушным. Послушным мне.

Я начала с головы, затем перешла к спине и груди, особенно тщательно обработала соски и перебралась ниже. Когда я начала намыливать ягодицы, то почувствовала, как сжался Алик. Пришлось прошептать ему на ухо:

 — Расслабься, я не сделаю тебе ничего плохого. Просто помоемся дочиста, а потом я тебя оботру: Послушай меня, Алик!

Нежные интонации сделали свое дело; и вот я начала массировать его попку. Я не предполагала, что зайду так далеко, но действовала очень нежно и медленно. Сначала покрылись мыльной пеной внешние части, затем мои покрытые латексом пальцы коснулись сфинктера. Алик только ойкнул, ощутив мой пальчик в своей заднице. Я продолжала шептать:

 — Ничего, это совсем не ...