Ужасная ночь

 — Ухажер сестрички.

Потом-то уж, конечно, пожалела, что так сказала, да поздно было. А они, как услышали это, опять заржали:

 — Ухажер, говоришь? Ебарь, значит?

 — Да нет, — отвечаю, — она еще девушка, они только целовались, — а только потом подумала, что что-то я нехорошо делаю и добавила:

 — Мальчики, я вас очень прошу. Со мной вы уже по-всякому играли. И лучше еще поиграйте, если хотите, но сестренку не трогайте. Пожалуйста... Я вас очень прошу...

 — Ну, конечно, мы тебя послушаемся, — отвечают и ухмыляются при этом. А сами Роя к Бегги подводят и говорят ей:

 — Что же это ты, красавица, перед нами ходила, всем себя пощупать предлагала, а кавалера своего сразу застеснялась? Давай-ка ручки убери от своих прелестей.

Она зарделась вся, но послушалась. А Рой голову в сторону повернул, чтобы на нее не смотреть, не смущать. Они же не унимаются:

 — А теперь обними его, да поцелуй покрепче.

Мне показалось, что Бежка даже облегченно вздохнула от этого приказа — все-таки он не сможет ее раздетую разглядывать. Рой тоже к ней повернулся, обнял и они стали целоваться. А сестричка, как обняла его, то сразу громко заплакала. И он тоже, хоть и парень. Крепился должно быть долго, а потом не выдержал. Размазня он все-таки, настоящие мужчины не плачут. И как можно сразу и реветь с подхлипываниями, и целоваться, я не понимаю. Должно быть, это только у малышни получаться может.

 — Ну хватит, — один из мерзавцев этих сказал, — присосались. Давай-ка сиськи ей потрогай, которые она нам всем показывала, а от тебя прятала. Небось, еще ни разу ее не щупал. Так что пользуйся, что мы добрые.

Рой от Бежки оторвался, только за плечи ее держит. А сам опять голову в сторону отвернул и не шевелится.

 — Хочешь, чтобы тебе яйца отрезали? — другой спрашивает, огромный свой нож ему показывает и вниз наклоняется. — Кому сказано!?

А Рой молчит и по-прежнему не двигается, рук с Бежкиных плеч так и не убирает. Глупый он все-таки. Какой смысл этим подонкам сопротивляться, все равно они настоят на своем. Гонор свой дурацкий только показывать, да их озлоблять.

Мерзавец же этот с ножом тогда нагнулся, Рою мошонку оттянул и грозно так спрашивает:

 — Ну?!!

Тут уж Бегги не выдержала, испугалась должно быть:

 — Погладь меня. Мне даже приятно будет.

Он послушался и стал нежно-нежно легкими прикосновениями дотрагиваться до Бежкиных бугорков. Тут я заметила, что от этих поглаживаний член Роя, до сих пор висевший, как тухлая сосиска, начинает приподниматься. Никакого все-таки сострадания к другим у этой малышни нет! Так тут над нами с Бегги издеваются, особенно надо мной, а он только о своем думает. Эти сволочи тоже заметили, как Рой на сестренкины грудки прореагировал и засмеялись:

 — Ребята, посмотрите на этого щенка. У него уже вставать может!

 — Да плохо еще.

 — Ничего, она сейчас поможет.

Тут ей тот, кто с ножом и говорит:

 — Давай-ка поласкай своего кавалера. Потрогай, что у него между ног, — и ножом своим ей попку кольнул.

Бегги чуть взвизгнула, но, видно, уже тоже решила, как и я, что особо сопротивляться не будет, а может укол помог. Но только она сразу руку вниз протянула и в ответ на ласки Роя тихонечко так его член поглаживать стала. Рой сразу покраснел, может от стыда, а скорее от возбуждения, и губу закусил. А член его сразу вырос и прямо в сестренку упираться стал. Эти же подонки еще пуще развеселились:

 — Смотрите, он ее трахать уже захотел!

 — Может быть, дадим?

 — Так ее же сначала раздеть надо.

 — Вот пусть он и разденет. И нам покажет.

А Бежка моя бедная стоит ни живая, ни мертвая, застыла вся. Кажется, и не дышит совсем. Ну вообще-то сама виновата, что так глупо попалась. Тут ей и говорят:

 — Давай-ка на стул залезай, чтоб лучше видно было.

Делать ей нечего, сразу на стул встала. Прямо посреди комнаты, животом прямо к Рою. Как будто не могла хоть отвернуться от него. Но это должно быть для того, чтобы он смог на ее трусики посмотреть, которые она специально для него и одела. А Рой голову в сторону уже не отворачивает. Прямо на трусики ее прозрачные и уставился, на темненький треугольничек с расщелинкой. А потом обнял ее за талию и лицом прямо ей в живот уткнулся. По-моему, опять заплакал, только тихо. Но член все равно стоит, почти вертикально. Тогда главарь ему говорит:

 — Раз трахать ее хочешь, то давай трусы с нее стаскивай.

А другой добавил:

 — Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. — И они все опять засмеялись.

А Рой еще крепче к Бежкиному животу прижался и только плечи у него вздрагивают. Точно, плачет. Тогда тот, кто с ножом, главарю говорит:

 — Опять он нас не слушается. Кастрировать его что-ли? — и опять Роя за мошонку взял и к себе ее потянул.

Бежка же опять за своего любимого испугалась (дурочка она у меня все-таки) и предлагает:

 — Давайте, я сама сниму, — и уже пальцы под резинку трусиков продевает.

А главарь сразу строго так говорит:

 — Нет!! Он с тебя снимет! А то без яиц останется!

И Бегги тоже с ним соглашается, Рою тихонько так говорит:

 — Лучше ты сними, чем они.

Ее Рой сразу послушался, трусики стянул, а чтобы никто ничего из Бежкиного хозяйства не увидел, сразу к ней прижался, а попку даже руками обхватил. Малышня, она малышня и есть все-таки. Трудно что-ли понять, что не для того ему трусы с нее стаскивать велели, чтобы потом ничего не увидеть. Мог бы и сам сообразить, даром что-ли член у него уже как каменный стоит. Так что ему не только отойти велели, но и ногу Бежкину задрать, чтобы уж совсем было все, как на ладони. Ну а тут уже ему делать нечего, пришлось. Бегги стоит на одной ноге, за его голову держится, чтобы не упасть, а он, как велено было, ее ногу себе на плечо поставил. А эти мерзавцы сестренкины стати обсуждают вовсю. Да так, что как будто она не человек, а лошадь какая-нибудь. И то, какие у нее грудки, и какие трусики на ней были, и какие ляжки, и какая задница, и какая щелочка, и поросль какая редкая, и как у ухажера стоит на нее, и все такое. Бежку саму и Роя совсем в краску вогнали, стоят они пунцовые, как раки вареные. А сами же виноваты, что до такого довели.

Да, забыла сказать, что я уже давно ноги опустила и лежу спокойно, только на них поглядываю и свечкой передней шевелю, как эти мерзавцы велели. А какой смысл лежать в раскоряку, если на меня внимания никто не обращает, ни наша малышня, ни эти мерзавцы — все только Бегги и Роем заняты. И те, кто ими командует, и тот, кто Билла держит. Даже обидно немного.

А тут эти подонки Рою на меня показывают и говорят:

 — Слушай, кавалер. Тут сестра ее утверждала, что твоя сучка еще целочка. Давай-ка щелку ей раскрой и нам покажи. Может тогда и не тронем.

Рой от этого по-моему еще больше покраснел, хотя, казалось, больше уже некуда. И застыл в нерешительности. Я так поняла, он думал, что с одной стороны хорошо, если ее не тронут, а с другой стороны он им не верил ни на грош. Но в общем-то выбора уже не было, это он понимал. Так что взялся он за губки сестренкины, наверх их поднял и в стороны чуть раздвинул. И как ему не стыдно было это делать, ведь даже сам немного в сторонку подвинулся, чтобы этим мерзавцам лучше видно было. Вот ведь предатель какой!

Из Бежкиной щелки венчик малых губок показался. Розовый такой, нежненький. А они только минуту-другую на это полюбовались и опять недовольны:

 — Не видно же ничего, — говорят, — давай-ка, сестричка, на стол ложись, а ты, кавалер, ей ноги ...  Читать дальше →