Санитар

Она вдруг взяла мою руку и положила себе на грудь.

 — Нравится? — прошептала она. Её глаза блестели. Грудь была тёплой и мягкой, даже через халат. Я вдруг почувствовал, как часто бьётся её сердце и инстинктивно дёрнулся...

 — Не бойся, — ласково прошептала она, — ты что, ещё... мальчик?

 — Ничего я не мальчик... — пробурчал я.

 — А мне кажется да, — вкрадчиво возразила она, — хочешь, погасим свет?

 — Давай, — согласился я. Она щёлкнула выключателем. Мы оказались в полной темноте. Я подумал, что так будет лучше всего...

Она обняла меня, медленно проведя руками по моему телу снизу вверх. От её прикосновений по спине побежали мурашки. Следом я вдруг ощутил, как она тихонько раскрывает молнию на моих джинсах. Затем, расстегнув тугую пуговицу, она приспустила их до колен. Отогнув трусы, она медленно стянула их вниз...

 — Не бойся, мы только немножко поиграем с ним и всё, ладно?... — прошептала она очень нежно.

Через секунду я почувствовал, как она коснулась моего члена кончиком своего влажного язычка...

От наслаждения по телу пробежала судорога... Я застонал, ухватившись руками за полку с бельём, крепко сжав её двумя руками. А она обхватила мой член своими влажными губами и быстро ласкала головку кончиком языка, время от времени крепко сжимая его рукой... От набежавшего возбуждения я тяжело дышал и даже зажмурился, хотя в кладовке было совсем темно. Наташа мне не нравилась, и я поспешил представить на её месте Любу... Это удвоило ощущения... От наслаждения захватило дух... Люба... Любочка...

 — Ты что, с ума сошёл? — вдруг сказала Наташа, доставая член изо рта, — я тебе делаю такую приятную вещь, а ты зовёшь другую? Да ты просто козёл!

Она резко встала и ушла, громко хлопнув дверью...

От громкого удара мне захотелось зажать уши руками... Мерзость...

Следующей ночью мне выпало дежурить с Любой. Ночь выдалась очень тяжёлая: умер пожилой пациент, и мы вместе с ней отвозили его в морг. Человеческая жизнь — настолько тонкая ниточка, что её порой не замечаешь. Но она обрывается, без неё теряет смысл и всё остальное. Только в больнице, когда люди уходили у меня на глазах каждый день, я стал ценить жизнь. Свою и своих близких...

Покончив с необходимыми формальностями, мы поспешили уйти из сырого подвального помещения, где стоял вечный полумрак, а потолки были такими низкими, что казалось, что они вот-вот рухнут...

После стресса нужно было прийти в себя. В сестринской комнате был чайник, а в холодильнике лежали кое-какие продукты...

 — Пойдем, выпьем чаю? — устало предложила Люба.

Я зажёг настольную лампу (яркий свет ночью резал глаза), воткнул в розетку чайник, достал из холодильника свой завтрак, разложив его на столе. Люба тоже что-то достала. Но стоило чайнику закипеть, как в сестринскую заглянул Павел Андреевич. Стёкла его очков блестели, а брови, как обычно, были сердито сдвинуты на переносице.

 — Люба? Можно вас на минутку? — строго спросил он, взглянув на меня с неодобрением.

 — Да, Павел Андреевич, — сказала она упавшим голосом. Едва взглянув на меня, она быстро вышла, прикрыв за собой дверь. А я остался сидеть на жестком больничном диване, откинув голову назад. Почему такое случается со мной? Почему моя жизнь это сплошная череда печалей и неудач?

Она вернулась через целых полчаса, которые показались мне вечностью. Беглого взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, чем они там занимались: халат на ней снова был изрядно помят, а волосы на лбу слиплись. Не глядя на меня, она прошла к шкафу, где висела одежда.

 — Выйди ненадолго, мне надо переодеться, — попросила она. Я встал и на негнущихся ногах прошёл к двери. От обиды меня всего переполняла горечь. Я уже взялся за ручку двери...

... когда не выдержал и заговорил с ней:

 — Давно ты с ним спишь? — спросил я тихо.

 — Что? — удивлённо спросила Люба, — да как ты смеешь, сопляк? Ты хоть знаешь, что тебе будет за такие слова?

 — Я всё видел, — спокойно ответил я, — вчера в перевязочной... Зачем ты отпираешься? Просто мне не понятно, что ты нашла в этом старом козле, вот и всё.

Не дождавшись ответа, я уже сделал шаг, чтобы уйти и открыл дверь...

 — Подожди, — сказала она, — зайди сюда и закрой дверь.

Я послушался.

 — Садись, — сказала она, — раз уж ты всё видел... Лучше будет, если ты будешь знать всю правду и правильно ко всему относиться. Я не шлюха, как, наверное, тебе показалось, и не страдаю геронтофилией... Просто... — она вдруг надолго замолчала, и я понял, что говорить ей об этом очень тяжело...

 — Если не хочешь, не говори, не надо, — предложил я, пересаживаясь к ней на диван, — я не хочу, чтобы ты лишний раз страдала...

Во мне не было никакого злорадства. Не было и презрения. Напротив, когда влюблён, то не желаешь этому человеку никаких страданий, а уж печаль его просто разрывает сердце! Чем больнее любовь, тем она слаще и сильнее — я понял это потом.

 — Нет, наверное, надо, — задумчиво возразила Люба, — может легче станет?

И она улыбнулась...

 — Может быть... — согласился я и улыбнулся ей в ответ. Для того нам, наверное, и дан юмор, чтобы пережить всё самое плохое и страшное. Даже лёгкая улыбка облегчает боль и переживания, с ней огонь превращается в дым и постепенно растворяется в никуда...

Глаза у Любы блестели, она смотрела куда-то в сторону. Может быть в черное окно, за которым мигали яркие огоньки железной дороги? Голос стал глухой и какой-то отстранённый, будто бы через её тело говорил чревовещатель...

 — Я пришла сюда на практику, когда мне ещё было семнадцать лет, сразу после медучилища... Павел Андреевич тогда ещё был просто терапевтом. Я почти сразу заметила его внимание к себе, но не знала, как к этому относиться. Я продолжала работать, но заметила, что он почему-то ставит мне только ночные дежурства, будто других смен нет, и из-за этого мне постоянно приходилось возвращаться домой под утро, а уходить поздно вечером. От этого графика голова шла кругом, но я не жаловалась, просто делала свою работу.

Однажды ночью, когда на этаже никого не было, он подкараулил меня, когда я относила постельное бельё в кладовку. Зашёл за мной следом и закрыл дверь. Я пыталась вырваться, но не пустил меня. Скрутил мне руки, повалил на пол, перевернул лицом вниз и несколько раз изнасиловал. Я тогда была так напугана, что даже побоялась звать на помощь...

Потом он пригласил меня к себе в кабинет и предложил сделку: я буду с ним спать иногда, (не очень часто), а он за это будет мне хорошо доплачивать... Сначала я с негодованием отказалась, стала ему угрожать... Но потом поняла, что предложение не такое уж и плохое, подумала и... согласилась. Поначалу было противно, потом привыкла, стала относиться к своим «постельным обязанностям» как к работе. В другом месте я вряд ли смогла бы заработать больше...

 — Так ты спишь с ним за деньги! — вскричал я голосом, полным юношеского максимализма, — а ты знаешь, как это называется?

 — Не только с ним, — дрогнувшим голосом отвечала Люба, — иногда попадаются состоятельные пациенты, ценители женской красоты... Я слышала, что после операции лучшее средство — это секс. Вот и лечу их иногда... Доступными мне средствами...

Меня переполняло возмущение, голова шла кругом от этой продажной логики красивой девушки, которая ломала все мои устои. Так не должно быть, не правильно, не естественно! Не в силах сдержать переполнявших ...  Читать дальше →