Любовь на чердаке / Отрывак из романа "Чешись горняк!"

поставлен во главе поезда. Но содержать в чистоте навалопогрузчик? Дырявый мешок...»

Мысли занятого совокуплением мужчины переносятся к последней игре в футбол: «Мои два гола оказались решающими, говённая игра... Но два очка на выезде... Все же, это что... Теперь мы находимся в середине таблицы... Триста пять вагонеток я нагрузил вчера. Если Вальтер одолеет ночью двести пятьдесят, мы заимеем в пятницу более 1000 вагонеток... Это недостаточно для денежной премии... Как эта Ленц подмахивает! Не, Фитти... Не думай об этом. Ты же хочешь отделаться только одним номером... Завтра игра... И было бы прекрасно обойтись одним, но долгим... Прекрасно... столько времени... Пусть ей подольше запомнится это драинье на чердаке... О, господи, ну и еблива же она... Не сбиться бы с ритма... Вчера свидетель Иеговы был один на стройплощадке. Мусор до сих пор не убран... Так что должен был приводить в порядок без напарника... Хайнер был пьян в стельку. Поэтому сейчас подо мной и находится его краля... Кричит... С ней это происходит небось уже во второй раз. Удар, ещё-ё удар... теперь побыстрее.

 — Ты не любишь меня... О, о чём ты-ы думаешь... ? Поцелуй меня... И не смотри все время куда-то мимо... Ты сладкий.

А Фриц уверившись, что его оргазм, так долго не на-ступавший, вот-вот даст о себе знать, наконец отбрасывает все посторонние мысли... Инстинкт руководит им. Его язык устремляется к ней в рот, и Гизела пробует на вкус собственную слизь. Теперь Фриц вгоняет в неё сильнее и быстрее: Вперёд — назад, вперёд и назад, вперёд и — снова назад. Несмотря на её влагу, он чувствует, как мышечное кольцо во влагалище судорожно сжимается вокруг пениса, так — будто Гизела ни за что больше не хочет выпускать его из себя.

 — Прысни, пры-ы-ысни в меня!

Боль отражается в её взгляде. Широко раскрытые глаза вплотную перед его дикими светлыми глазами.

И оба они стонут — шипят — чавкают — бухают.

 — М-м-м — м-м-м — м-м-м, — изливается, напрягшись всеми мышцами, атлет.

Пальцы вцепились в дивную попу Гизелы и — ещё бо-лее увеличивают её опьянение.

Это зрелище для дедули оказывается чрезмерным.

Дедушка Вагнер, несмотря на все хитрости своего постояльца, словно шпион не выпускавший его из своего поля зрения и тихими шагами проследовавший за ним к чердаку, прикладывает ухо к дверной филёнке и застывает на лестнице, весь в ознобе, с полыхающим лицом. А потом, спускаясь в квартиру, думает о Паулине. Свою жену он находит на кухне. Она стоит у раковины и чистит вымытую под струей воды картошку. Эрнст подкрадывается к ней сзади и щиплет её за задницу.

 — Ах, Паулинхен, знаю, ты ничего против не имеешь. Мне-е также не помешало бы разок.

 — Ты всегда так квакаешь, когда хочешь опрокинуть рюмку, — поучает жена. — О, господи, ну и видок у тебя, будто ты уже принял одну. Эрнст, где ты был?. Шнапсик у тебя в чести; да вот только моему Оллеру надо похоже так много, что его выворачивает наизнанку. И не известно, умрёт ли он или останется живым.

 — Ничего я не пил... Думал... почему бы нам разок не сделать... Уже давно это... Почему бы это не заладить се-годня? Мы ведь оба всегда были не прочь... И никогда не нуждались ни в каких просветительских иллюстрациях. Не так ли, Паулихен... ?

Паулина резко поворачивает голову и недоверчиво глядит на разрумянившееся лицо спутника жизни, который отважился прижать свой живот к её седалищу.

 — Эрнст! — это звучало словно крик. — Неужто это правда?

Она отступает от старого Эрнста, берёт его морщинистое в руки и смотрит на него как на существо с другой планеты.

Он улыбается — слегка стыдливо и поигрывая в кар-манный бильярд.

Тут старуха, взглянув сверху на его ширинку, неприятно смеётся.

 — О, господи, о, господи... Эрнст, тебе уже с этим не справиться, нет...

 — Он уже наполовину стоит, — горячится старый мужчина, вдохновлённый «может быть» Фитти.

 — Может быть, но таким ты его внутрь не вставишь. Вспомни о твоих последних попытках.

 — Сейчас я сделаю его совсем твёрдым, причём до-вольно легко. Давай-ка — раздевайся до гола... Мне надо взглянуть на твою старенькую мышку, и тогда я стану ещё твёрже...

 — Хватит, Ольше!

Внезапно её осеняет:

 — Скажи-ка, парень, действительно Фрицхен забрался на Линц? Ты что-нибудь видел или слышал?

 — Нее — я... я только вспомнил о нашем прекрасном времени. Разве плохо было? — остаётся невозмутимым старик.

 — Ну, ты даёшь, тебе надо поинтересоваться у вра-ча, откуда у тебя так стоит. Тут без Фритцхена всё же не обошлось. И вот ты теперь квакаешь... Ну что хорошего будет, если мы возбуждаемся от такой малости?

 — Ничего себе малость? Взгляни...

 — С таким, как этот, пистон у нас авось ещё получится, — весьма решительно заключает старая дама. — Но как? Как бы нам всё не испортить.

Сказав это, она насухо вытирает себе руки о фартук; так как от удивления она забыла сделать это раньше. Только капли воды поблескивают теперь на линолеуме.

 — Конечно, в следующий раз я спрошу дока, — соглашается хозяин.

И вынимает руку из кармана.

Она взирает на разрез брюк и не обнаруживает никакого — даже легкого возвышения. И тут старикам становится смешно. Хотя сегодня никакого секса не получилась, они пребывали в радостном настроении.

Тем временем Фриц Роггац, постоялец, на цыпочках покидал дом, чтобы теперь в самом деле навестить проф-союзный трактир «Фортуна».

А во втором этаже дома на Лилиенштрассе 16 Ги-зела Ленц хлопочет за туалетным столиком, тщательно обследуя с помощью зеркала нежелательные свидетельства на своём лице и прежде всего лихорадочные красные пятна на щеках. Приводит в порядок растрёпанные волосы, расчёсывает слегка слипшиеся на лбу локоны. Но вот уж больно подозрительно блестят прекрасные угольно чёрные гла-за. Так что, чтобы выглядеть опять нормально, надо охла-диться, убеждается она.

«Его взгляд раздевал меня», вспоминает Гизела.

«Ну не дрянь ли я? Ух — почему я сделала это? Рань-ше же и в мечтах об этом помыслить не могла. Я просто вынуждена была пойти на это — ну конечно. А каким твёр-дым он оказался... , о, господи. А у Хайнера? Каким же измочаленным был он оба последних раза».

При прощании Гизела разрешила Фрицу снова совершить подобное в понедельник. Он намеривался получить отгул за две когда-то сделанные сверхурочных работы.

Чтобы быть здесь в половине первого.

Хайнер, который имел привычку в будке выездных ворот выкурить сигарету, появлялся после утренней смены лишь около трёх часов.

От сладкого предвкушения Гизела приходит в трепет. «Фриц сможет пробыть у меня целый час. Мы расположимся на кушетке. Будет тепло, даже очень. Томас... Этого я отведу до полудня к старикам. Он уже давно не видел мамулю. Слава богу, что у нас нет никаких соседей, а квартира рядом с Вагнерами пустует. А Радке с их тремя уже большими озорницами занимают обе квартиры внизу... Эти ничего не усекут... И чего этот олле Радке всегда таращит на меня глаза? Как если бы он уже вставлял его в меня. Тоже мне: штейгер... Небось, никакой твёрдости в кости...»

Внезапно ход мыслей её меняется. Гизела вспоминает, что ей нужно ещё сбегать в потребительское общество.