Королева

Автобус на Бердянск подали за пятнадцать минут до отправления. Когда я сдал в багаж дорожную сумку и занял свое место, было уже двадцать пять одиннадцатого вечера. До отхода оставалось каких-то пять минут. И асфальт, и автобус еще не успели остыть от июльского зноя. В салоне было душно. Я повесил на крючок свой пуловер, откинул спинку кресла и стал ждать, когда же мы, наконец, отправимся.

Больше половины мест было свободно, несмотря на разгар курортного сезона. Место справа от меня было свободно, и я подумал, что было бы очень хорошо, если бы его никто так и не занял до конца рейса.

Наконец, водитель закрыл входную дверь, выключил в салоне свет и запустил мотор. Автобус медленно двинулся к выезду. Когда он уже выруливал за ворота автовокзала, я заметил, что по проходу, осматриваясь по сторонам, пробирается рослая белокурая девушка с дорожной сумкой в руке. Поравнявшись со мной, она остановилась и спросила низким грудным голосом:

 — Простите, двадцатое место — это здесь?

Она стояла и ждала ответа, а я смотрел и смотрел на ее роскошные белые волосы, крупными волнами ниспадающие на плечи, на ее стройную фигуру в джинсах, крутые бедра, высокие груди, на ее голую талию, над которой края легкой светлой блузки были небрежно завязаны узлом. На втянутом животе чернел, играя моим воображением, кружок пупка, от которого я не мог оторвать взгляда, как от глаз гипнотизера.

 — Послушайте, какие здесь места? — вторично обратилась она ко мне. В ее тоне послышалось нетерпение. Оно заставило меня очнуться.

 — А!... Извините, я не сразу понял... Девятнадцать и двадцать.

 — Спасибо. Двадцатое — это здесь? Рядом с вами?

 — Да, конечно. Но если вы хотите, я могу уступить вам место у окна.

 — Зачем же, — ответила она, улыбаясь, — все равно сейчас ночь и ничего не видно.

 — Но здесь прохладнее. Окно можно и приоткрыть. Хотите?

 — Пожалуй, — согласилась она и отошла в сторону, давая мне возможность выйти в проход, чтобы пропустить ее.

Она расположилась у окна, поставив под сиденье сумку, и откинула спинку кресла, готовясь ко сну.

 — Приоткрыть окно? — предложил я.

 — Пожалуйста, — ответила девушка и отвела ноги влево, к самой стенке, чтобы облегчить мне доступ к окну.

Я встал и потянулся вверх, чтобы немного отодвинуть стекло. Так получилось, что мои ноги чуть выше колен коснулись ее горячего бедра, плотно обтянутого джинсами. Ощутив его тепло, я почувствовал, как оно сладкой волной растекается по всему моему телу, словно от выпитого вина или, скорее, коньяка.

Стекло легко подалось, но я делал вид, что никак не могу его сдвинуть с места, потому что мне было несказанно приятно так стоять и балдеть от этого вроде бы невинного касания. Она попыталась дать больший простор моим действиям и закинула правую ногу на левую, что привело меня в состояние острого возбуждения. Припав к окну, я еще плотнее прижался к ее бедру и, отодвигая стекло, стоял, тайно предаваясь порочному наслаждению этой близостью, все больше идя на поводу инстинкта.

Наконец, я кое-как овладел собой и, чтобы не вызвать ее подозрений, слегка отодвинул стекло и, превозмогая себя, сел на место.

 — Спасибо, — сказала она. — Теперь немного легче дышать.

Тем временем автобус выехал на трассу и набрал крейсерскую скорость. Встречные машины попадались весьма редко. Я чуть сдвинулся влево, и наши плечи соприкоснулись. Меня захлестнула новая волна возбуждения. Повернувшись к ней вполоборота, я стал рассматривать ее профиль. В темноте он казался сказочно обворожительным, хоть и не безукоризненным. Крутой высокий лоб, прямой, чуточку длинный нос, широкие пухлые губы, полные необыкновенной страсти, и черные, как угли глаза. Они поглядывали на меня украдкой и стыдливо опускались вниз. Ее ресницы были невероятно длинными и густыми — не знаю, как я мог разглядеть это в темноте июльской ночи. От нее слегка пахло какими-то нежными духами, и это еще более распаляло меня. Буквально приводя в неистовство. Я чувствовал, что еще минута-две такого возбуждения, и я потеряю над собой контроль.

Дабы ослабить напряжение, я предложил:

 — Не хотите покушать?

 — Честно говоря, нет. Но охотно поддержу компанию. Я компанейская.

 — Тогда давайте съедим по паре яблочек, а потом, когда проголодаемся, съедим чего поплотнее.

Она соблазнительно улыбнулась, сверкнув своими черными, как у цыганки глазами. Ясно. У нее темные волосы. У блондинок таких черных глаз не бывает. Крашеная. Но с каким вкусом!

Я достал из пакета пару яблок и протянул ей оба на выбор.

 — Какие большие и красивые! — восхитилась она. — Можно, я выберу вот это, которое больше?

 — Буду несказанно рад. Ей-Богу.

 — Спасибо.

Она с хрустом откусила кусок яблока и взглянула на меня. В ее глазах я увидел ослепительный огненный блеск, и меня снова охватило возбуждение. Мы молча жевали яблоки, время от времени обмениваясь взглядами.

 — Что вы на меня так смотрите? — спросила она, доедая остатки яблока.

 — Как именно?

 — Да так, все смотрите, ни на секунду не отводя взгляда. Мне просто не по себе от этого.

 — А вы все время опускаете глаза, как будто чего-то стыдитесь.

Она снова улыбнулась и протянула мне объедок яблока. Выбросите, пожалуйста, в окно, что ли.

 — Охотно.

Я снова встал и, высунув руку наружу, выбросил то, что осталось от наших яблок. Наши ноги опять соприкоснулись, и я плотно прижался к ее бедрам, глядя в ее глаза. Она смотрела на меня, судорожно вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой — в сиденье. Так продолжалось несколько мгновений, но она тут же овладела собой и указала на мое кресло.

 — Садитесь, пожалуйста, а то я уже просто в стенку влипла.

 — Как вас зовут? — спросил я.

Она тихо рассмеялась.

 — Наконец-то догадались спросить. А то я уже вопреки всем правилам этикета хотела первой задать этот вопрос. Зоя. Меня зовут Зоя.

 — А меня — Гена.

 — Геннадий? А отчество?

 — Зачем еще отчество? Что мы, на службе, что ли?

 — Причем здесь — на службе? Просто вы значительно старше меня. Как же я буду к вам обращаться просто Гена, и все?

 — Так уж и значительно! Мне всего тридцать шесть. А вам?

 — А мне двадцать пять. Вот видите. Вы на целых одиннадцать лет старше.

 — Между мужчиной и женщиной это совсем немного.

 — Не скажите. Когда мне было десять, вы уже были взрослым мужчиной.

 — Двадцать один — это никак не взрослый мужчина. Желторотый птенец.

Она снова искренне расхохоталась.

 — А я, по-вашему, тоже желторотая?

 — Я этого не говорил. Вы сами придумали.

Мы замолчали. Я смотрел в окно, искоса поглядывая на Зою. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и выпятив вперед груди. Они подпрыгивали, когда автобус наскакивал на небольшие выбоины, и мне страстно хотелось погладить их, вцепиться в них и мять, мять, мять... Ее блузка сверху была расстегнута. И лишь потому, что было темно, я не мог видеть, что там творится у нее за пазухой. Но мне было достаточно воображения.

 — Зоя, вы очень красивы, — сказал я, повернувшись к ней.

 — Я знаю, — ответила она без тени скромности и смущения. Ее глаза были закрыты, подбородок чуть приподнят, а грудь вздымалась и опускалась в такт дыхания.

 — Зоя, у меня есть бутылка вина. Давайте выпьем понемножку. Хотите?

Она снова улыбнулась, раскрыв свои огромные глаза ...