Вечера близь Северского Донца

Имена изменены.

Зорян повел нас троих в светлицу, откуда проворно выбежали две красивые девчушки, дочки Зоряна, видимо прибиравших комнаты. Милые такие девчонки — невесты, жуткие озорницы, не смотря на возраст и давно не детские формы. Светлица была убрана со вкусом, здесь чувствовалась и старина обычаев Украйны и твердая рука охотника — хозяина. Все было чисто и аккуратно. На стенах — добытые на охоте трофеи, чучела птиц, оленьи рога с множеством отростков и клыки кабана, по полметра каждый. На полках по углам стояли глиняные кувшины, бутыли с самогоном и позолоченная посуда.

По всей комнате расставлены липовые скамейки; огромный стол под образами в центре и шикарный камин с отводами, — все это было очень знакомо нам с женой, поскольку гостили мы у Заряна практически каждое лето, во время отпуска. А вот Илья видел это впервые, и поэтому долго разглядывал хозяйский интерьер, останавливаясь практически на каждой детали.

По случаю нашего приезда Зорян созвал всё свое семейство; жена, старик отец, а когда прискакали две миловидные дочки, испугавшиеся нас накануне, тотчас представил их нам, а если быть правдивым то именно Илье. Не прост хозяин, все ж хочет благо для детей своих, авось и увезет новый знакомый из этого благодатного, но все ж захолустья.

— Ну, ж, дорогие, садись за стол, где кому лучше. Ну, а прежде всего, выпьем горелки! — так говорил Зорян, — Боже благослови! Будьте здоровы дорогие гости. Дай же боже, чтобы вы всегда были удачливы и счастливы! Чтобы денег больше...

Зоряна я знал с детства, как лучшего друга моего отца, дюжий мужик, бывший полярник, боевой офицер. А как срок службы подошел к концу, купил добротный хуторок близь Северского Донца, рядом с малой родиной своей жены, городком Рубежное. Наладил хозяйство и теперь души не чает в нем. Единственное желание устроить дочерей. Да и с этим особо проблем не предвидится, поскольку дочки у него красавицы, от парубков отбоя нет.

... — Я думаю, в Москве то не доводилась вам понюхать такой горелки? — продолжил Зорян, — А признайся, Михайло, на хуторке то лучшее будет, чем в столице?

Я привык к таким вопросам Зоряна, да и отвечать на них не сложно, правда, на его стороне. Мы вспоминали прошедший год, успехи в работе, личные достижения. Я похвастал за Илью, представив его в очень хорошем свете перед хозяином.

Выпили достаточно. Заговорили про баню.

— Добре, Михайло! Ей-богу, добре! Да когда на то пошло, то и я с вами попарюсь! Ей — богу, попарюсь! Какого дьявола мы все грязные ходим? Да пропади она: я казак, не хочу свиньей лазить! А ты мать тоже собирайся, перси твои потру, — и старый Зорян мало-помалу горячился, выпил стопку еще и, покраснев, топнул ногой, — А ну пошли топить! Чтоб через час готово было!

Бедная Василина, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, лишь робко повела плечами, как бы до конца не понимая, что хочет от нее Зорян. Она не стала ничего говорить: но услышав о бане, она не смогла сдержать немного ревнивый взгляд, брошенный на мою жену, памятуя о прошлом лете, и тех событиях, которые сильно изменили наши отношения. Но главное, кроме ревности я ощутил на себе безмолвную силу ее похоти, которая, казалось, трепетала в ее глазах и в судорожно сжатых губах.

Зорян был упрям страшно. Перебрав горелки, он схватил ключи от бани и выскочил из светлицы, сказав, что скоро он все утроит в лучшем виде, и что всю московскую грязь мигом с нас повытряхивает. Василина подлила нам вина, оставила дочек за хозяек и покорно отправилась за своим мужем.

В хате остались кроме нас две симпатичные сестренки и немощный старик, который глядел на нас мутными, толи от выпитой горилки то ли от прожитых лет, глазами. Он практически ничего не говорил, только слушал, а когда Зорян убежал топить баню, кряхтя, поднялся со своего насиженного места и переполз на печь, пробормотав, что-то несвязное на прощанье.

С девчонками мы быстро нашли общий язык, особенно Илья, который еще в институте славился покорителем дамских сердец. Говорили про хозяйство, про Зоряна, про планы на будущее. Как я и предвидел, от баньки мой друг отказался, поскольку был сердечником и предпочитал умеренный отдых. Зато от умелого предложения прогуляться по ночному хутору, поступившего от одной из девиц, Илья отказаться просто не мог.

«Звонкая песнь лилась рекою по улицам села. Было то время, когда утомленные дневными трудами и заботами парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать свое веселье в звуки, всегда неразлучные с уныньем» (с)

В комнате осталась с нами Лиза, скромница, по сравнению с сестрой, робко поправляла кончик своего платья, стараясь не смотреть на нас. Гулять она отказалась по той причине, что за дедом нужен глаз да глаз.

— Вот попаритесь тогда, и пойдем, — с улыбкой сказала она.

Я предложил жене проветриться. Захватив с собой полотенца и сменную одежду, мы вышли из хаты.

— Ты уверен, что в этот раз будет все как тогда, — спросила меня жена Маша

— Надеюсь.

— Просто Василина на меня так посмотрела. Как будто съесть хочет.

— Зорян своего не упустит — прищучить такую красотку. — Я шлепнул Машку по аппетитной попке. — Ты же сама рассказывала, как тебе понравилось в прошлый раз. А на счет Василины не парься.

— Извращенец, — хихикнула моя благоверная.

В это самое время мы стали приближаться к небольшой, но довольно добротной баньке, я заметил, как любопытство моей жены увеличилось. Мы остановились у дверей. Она была заперта.

— Ты знаешь, что Зорян дал мне ключ, — кокетливо сказала жена.

— Вы что успели перекинуться с ним парой слов пока я не видел?, — удивился я

— И не только перекинуться, — она улыбалась и маняще покрутила попкой, — Он сказал, что как только мы будем готовы, открыть дверь вот этим ключом.

Марфа вынула из сумочки ключ и загремела им около замка, но этот ключ оказался от нашего гаража. Нетерпение увеличивалось. Засунув руку в глубину своей бездонной сумочки, она начала шарить и немного браниться на саму себя за не внимательность, не отыскивая его. «Здесь!» — прошептала, наконец, она, нагнувшись и вынимая его из пропасти своего саквояжа. При этом слове наши сердца, казалось, слились в одно, и это огромное сердце забилось так сильно, что неровный стук его не был заглушен даже брякнувшим внутренним замком. Двери отворились, и...

Кровь прилила к бедрам, я почувствовал, как стал подниматься мой половой член, перед нами в одном передничке стояла Василина, с березовым веником в правой руке. Жене Зоряна было 38 лет от роду, она была младше мужа на 12 лет и выглядела молодой и желанной. Каштановые волосы мелодично ложились ей на загорелые плечики, а за прозрачным, намокшим передничком проглядывались выступы твердых, возбужденных сосков. Фигура была несколько полной и поэтому имела приятный контраст с худенькой Марией. Сочные груди четвертого размера и черный практически не видавший бритвы лобок, завели меня с пол оборота.

— А ну в мовню скорей! — так Василина называла баню.

Мы зашли в предбанник, а женщина захлопнула за нами дверь, заперев дверной замок на ключ. Перед нами стоял круглый деревянный стол, обставленный с обеих сторон берестяными скамьями. На столе бутыль с горелкой литров на пять, уже наполовину пустая, козий сыр, колбаса свойского копчения и треть судочка, видимо выловленного хозяином из Северского Донца.

В кресле, что за столом развалился сам Зорян. Красный, и видимо утомившийся он почивал, выставив на обозрение огромного размера член, который свисал практически до колена, с оголенной головкой лилового цвета. Словно крупная анаконда орган выползал из джунглей в поисках невинной жертвы.

— Спит! — отрезала Василина, даже не стремясь приглушить свой голос.

— Спит... — заворожено повторила моя ненаглядная жена, не сводя глаз с чуда украинской глубинки.

Василина как то испытующе посмотрела на мою Машку. Потом взяла второй веник и прошла ...