Из Гёте

Он опять сел за стол и уставился ей в глаза. София хотела отвести взгляд, но стальной холод будто приковал её. Она чувствовала, что её изучают, словно распластанную под микроскопом лягушку.

— Профессор — мой преподаватель... Он читал у нас лекции по литературе средневековой Европы, — стараясь говорить ровным голосом, ответила девушка.

— А говорил ли он в вашем присутствии на немецком языке? — последовал второй вопрос.

— Конечно, — София даже слегка удивилась. — Европейскую литературу нельзя представить без немецкой... И мы читали подлинники... В том числе и на немецком языке...

— Следовательно, — майор на секунду замолчал, опрокидывая в рот стакан с водой, — вы признаёте, что профессор вовлекал вас и других студентов в контрреволюционные разговоры, направленные против советского строя и государства?

— Да что за бред?! — София вскочила и возмущённо уставилась на следователя огромными тёмными глазами.

— А ну сидеть! — рявкнул он.

И когда она села, уже спокойно, со слащавой улыбкой заметил:

— Я не могу говорить бред, голубушка... Бред — это по части вашего брата-шпиона. Итак, я жду!

— Нет. Такие разговоры он с нами не вёл, — ответила София, стараясь взять себя в руки.

— В таком случае, что же он говорил? — последовал нелепый вопрос.

— Мы читали рыцарскую лирику, поэтов позднего средневековья... романтиков...

— Нет, — майор поморщился, — поконкретнее и ближе... ближе к нашему времени!

— Гёте, Кант, Шиллер... Гауф и братья Гримм... — перечисляла девушка, — правда это уже эпоха нового времени.

— Прекратите умничать! — каменные глаза колко метнулись, хлестнув девушку на расстоянии. — И всё это вы обсуждали на немецком?

— Да...

Майор что-то записал на листке.

— На сегодня вы свободны. Я вызову вас завтра. И советую подумать над тем, что вы мне сообщите, — он ухмыльнулся. — Лучше всё подписать. Вашего профессора уже никто и ничто не спасёт. Тем более, что он сам признал свою вину. Подумайте лучше о себе самой.

Потом он вновь «допрашивал» Дарью. Она медленно, как пава вплыла в кабинет, посмотрела на него выжидательным взглядом с паволокой.

— Давай, не томи уж, — рот майора растянулся в нетерпеливой улыбке.

— Так что делать-то? — будто не поняла баба.

— Рассупонивайся давай! — недовольно поморщился он. — Чего ещё? Мне с тобой лясы точить недосуг, много работы поважнее.

— Так всё снимать? — зарделась Дарья, точно девка.

— Да, да!

Ругнов с восторгом наблюдал, как она медленно сняла блузку, выпрастывая свои дыни, потом плавно качая бёдрами, стянула юбку. И, наконец, он увидел её всю. Пышное, белое тело, как пшеничная булка, разлеглось перед ним на маленьком диванчике. Дарья расшиперила крепкие короткие ноги, одной рукой приподнимая вислый живот. Улыбаясь, посмотрела на него своим масляным взглядом.

— Раздвинь, раздвинь поширше — попросил Ругнов, тыкая в неё своей кувалдой.

Его уже разрывало от нетерпения. Пухлые пальцы Дарьи раздвинули толстые складки её норы. Майор скоренько юркнул в неё и стал двигаться сразу очень быстро. Волосатая кобура Дарьи сильно текла, брызгая липким соком. Чавкающий звук звучал в унисон с повизгиваниями бабы. Дарья стала подмахивать необъятным задом, налитые гири Ругнова избивали её трясущуюся промежность.

И опят майор оттянулся на славу, выпуская в глубину мохнатого горячего пространства накопившийся стресс. На этот раз он дал ей облизать свой мокрый ствол. И она покорно обсосала остатки его и своей жидкости. Потом так же медленно оделась и ушла под конвоем.

На рассвете Софию опять привели на допрос. Вообще-то, она потеряла счёт времени. И только оказавшись вновь в этом сером кабинете, поняла, что рассвет едва принял эстафету у бесконечной ночи.

— Вот, посмотрите, вам знакома эта подпись, — майор без предисловий сунул ей протокол допроса.

— Да, — осторожно ответила девушка, отводя взгляд.

— Итак, вы подтверждаете, что эта подпись... — майор не договорил, выжидательно посмотрев на неё.

— Это подпись профессора Бибикова.

— Хорошо. Прекрасно! — просиял майор. — А теперь ознакомьтесь с текстом этого документа.

Через минуту София взглянула ему в лицо.

— Ну-с, вы понимаете, что ваш профессор всё признал? — вкрадчиво, с усмешкой спросил майор, сверля её колючим взглядом.

Девушка, опустив голову, молчала.

— Вам остаётся лишь подтвердить его слова... И вы будете свободны, — всё тем же вкрадчивым тоном продолжал майор.

И вдруг он быстро подошёл к ней, склонился к самому лицу и прошипел:

— Если ты сейчас не подпишешь, пожалеешь, что на свет родилась, сучка интеллигентская!

Он заметил, как она вздрогнула от его слов. Однако не проронив ни слова, подняла голову и пронзила его насквозь своим взглядом. На мгновение майору самому стало страшно. Что-то непонятное было в её глазах. В них он не видел страха. Обычного, такого привычного ему, того самого страха, который разливался из глаз всех, сидевших перед ним в этом кабинете. Даже Дарья его боялась. Её взор собакой ластился к нему, стараясь перевести его интерес в доступное ей русло. Сейчас же, наоборот, эта девчонка смотрела на него свысока, словно он был тифозной вошью.

— Да, — завопил майор, схватив её пальцами за лицо, сжав щёчки, — не хочешь по-хорошему, будет иначе! Нам прекрасно известно твоё происхождение! Подписывай, сука!

Ему до боли захотелось ударить её, сломить этот непокорный блеск в тёмных глазах. И он ударил по лицу. Одна пощёчина, вторая. А девчонка молчала, лишь закусив губы и чуть сощуривая по-кошачьи глаза. Внезапно рука, занесенная для новой пощёчины, остановилась, повисла в воздухе. И вдруг рванула на себя воротничок блузки. Мелкие пуговички, рассыпаясь, запрыгали по полу. Под блузкой оказалась белая комбинашка на тонких лямочках, по вырезу украшенная выбивкой. Ругнов в животном нетерпении рванул и эту деталь. Он срывал одежду с девушки, словно очищал кочан капусты. Блузка, комбинация, потом последовал беленький трогательный бюстгальтер.

И вот толстые короткие пальцы с побелевшими костяшками схватили маленькие упругие грудки, которые курносо торчали двумя притаившимися птенчиками. Нет, их первозданная свежесть не шла ни в какое сравнение с разбитостью Дарьиной бахчи. Ощутив себя первопроходцем, майор окончательно отдался животной похоти. Его перестал волновать взгляд девушки.

Впрочем, выражение её глаз изменилось, оно стало стеклянным. Казалось, София уже не видит ничего. Распахнув огромные чашечки чёрных глаз в опушке длинных густых ресниц, она напряглась, как струна, и всё так же сидела на самом краешке стула, будто сохраняла правильную осанку. Лишь красиво очерченные пухленькие губки стали белыми, и мертвенная бледность покрыла личико.

Контраст между белой кожей и потемневшими глазами придавал девушке что-то дьявольское. Ведьма! Правильно их раньше на костёр пускали! Жаль, ах, как жаль, что в наше время дозволена только пуля в затылок! Ну, ничего... ничего! Она ещё попляшет! Сейчас он сделает, наконец, с ней всё, что хочет! Она застонет под ним, заелозит кругленьким задом, задёргает своими стройными ножками! Он спасёт родину от этого отродья!

Руки майора наяривали птенчиков, безжалостно выкручивая набухшие клювики вершинок. Он сопел, покрывался потом, который уже начал заливать его лицо, штаны вздулись. И вдруг Ругнов одним движением опустил Софию на колени. Она сползла, как послушная марионетка, с повисшими плетями руками. Потом расстегнул ширинку и упёрся в губы девушке раздутой малиновой шайбой.

— Ну, сучка! Рот открой! — прошипел он, ехидно ...  Читать дальше →