Первая встреча

«Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах» (испанская пословица)

Мир пронизан случайностями. Случайное знакомство в сети. Не помню, как все произошло — зацепилось и закрутилось на комментариях к фотографиям. Хотела нахамить, но что-то сверху отвело мою руку. Спрятала не в меру острый язычок, оставила комментарий с претензией на продолжение приятной светской беседы ни о чем. Раздумывала над каждым словом. Понимала — передо мной хищник. Опасный и жесткий, умеющий держать осаду, выходить победителем, а если и ударит, то в самый неожиданный момент, в самое болезненное место. Чувствовала. Осторожничала поначалу. Опасность будоражила кровь — не каждый день вступаешь в смертельный поединок, пусть и на игровой территории.

Словесные пикировки. Слова в качестве оружия. Редко мне удавалось выйти победителем. Мы говорили на разных языках, хотя это был язык русский. Мы были слишком разными, чтобы быть вместе. Случайно проходящие, как он написал в первом письме. Случайно остановившиеся на несколько долгих месяцев.

Мы боялись подпустить друг друга слишком близко, а в действительности, просто подпустить чуть ближе. Боялись боли, насмешек, недопонимания, собственных чувств. И причиняли боли гораздо больше своими недомолвками. Два одиночества, случайно пересекшиеся в сети. Случайно проходящие.

Чувства делают нас сильными. Они дают нам силы действовать, вдохновляют на свершения, заставляют совершить невозможное. Чувства лишают нас силы, делают нас слабыми и уязвимыми. Из двоих один любит, другой позволяет себя любить. Любила я. Редкое для меня чувство, но порой захватывает, захлестывает, и оно всегда не вовремя. И я больше не могу оставаться спокойной и рассудительной, видеть то, что есть на самом деле, а не то, что мне хочется видеть. Это чувство слишком сильно для меня, слишком разрушительно и испепеляюще.

Долго ли может продолжаться общение в сети, пронизанное эротизмом, иногда завуалированным, иногда обнаженным? Неделю? Месяц? Мы переписывались почти три.

Я откладывала нашу встречу. Не хотела переводить легкий необременительный флирт в реал. Я всегда боюсь заниматься сексом в первый раз — после этого отношения никогда не останутся прежними. Они станут другими. ДРУГИМИ. Порой понимаешь, что это рядом с тобой оказался совершенно чужой человек. Наверное, этого я боюсь больше всего — понять, что занялась сексом с чужим человеком.

Знала, любит он жесткий секс. Испугало? Скорее нет. Сталкивалась с этим в другой жизни, перевернула страницу и не хотела возвращаться. Но люблю я жесткий секс. Насколько жесткий — не знала сама, пока немного не прикоснулась к этому. Боялась. Во мне боролось желание снова оказаться во власти более сильного противника и страх того, что реальность будет не такой привлекательной. Иллюзия окажется гораздо слаще самого действия.

Договорились о встрече. И вдруг я понимаю, что совсем не знаю, что такое жесткий секс. Я знаю, что такое изнасилование, когда это по-настоящему, не возбуждает. От этого хочется плакать и долго-долго стоять под обжигающими струями душа, сдирая мочалкой кожу, как будто вместе с нею можно избавиться от чувства брезгливости, грязи и беспомощности перед раздавливающими воспоминаниями. Да, были когда-то шлепки, но назвать это жестким сексом я не могла.

Еду на встречу, понимаю — безнадежно опаздываю не на десять минут, на полчаса. Встречает меня около метро, а мне еще хватило наглости заявить, что уже выхожу, в то время как неслась по длинному залу станции и, сбиваясь с дыхания, поднималась по эскалатору.

Черный брутальный внедорожник под стать владельцу. Гостиница. Поднимается на лифте. Волнуюсь. Дико, до одури. И вдруг, я уже неоднократно замечала за собой, в меня вливается Королева. В самые трудные мгновения, когда хочется прижаться к груди и расплакаться.

Никто не произносит ни слова. Поворот ключа в замке. Он подходит и кладет руку мне на голову, я послушно опускаюсь на колени. Трусь щекой о его бедро. Короткий приказ раздеться. Подчиняюсь без тени смущения. Телевизор, чтобы заглушить возможные звуки. Ложусь и тут же подливаю масла в огонь: «Отлично, сейчас будем смотреть телевизор». Только сейчас я понимаю, что кто-нибудь, а не он убил бы меня на месте. Хотя нет, просто приказал бы убраться, чтобы никогда больше не видеть. Но я была бы ни я, если бы не прокомментировала. Это была единственная фраза, которую я произнесла во время...

Первые поцелуи. И единственные. После — означают величайшее его расположение. Которого у нас так и не было. Было другое — близость, оттого, что безусловно доверяешь. Близость, когда кажется, что чувствуешь его на расстоянии и удивительная нежность. Чем более неравный секс у нас был, чем больше в нем было жесткости, чем больше моих барьеров рушилось, тем острее я ощущала близость.

Из одежды — чулки. Скользит языком по шее, обводит языком сосок, прикусывает его. Выгибаюсь, запускаю пальцы в его волосы, перебираю их, жажду, чтобы он сразу без прелюдий, вошел в меня. Удивляется, сжимает грудь, больно выкручивает соски, чуть слышно всхлипываю от боли и от того, что хочется чуть сильнее. Отпускает соски, и тут же я чувствую внутри себя его палец. Мне хочется еще глубже, сильнее, жестче. Я насаживаюсь сама, сжимая мышцами, чтобы не отпустить, задержать. Присоединяется еще один палец, потом — третий. Это уже жестко и немного больно. Хочется другого — глубокого проникновения, долгого секса. Медленного, быстрого, нежного и жесткого. Вдруг — куда делся механический секс, где я способна думать о чем угодно, но не о том, что происходит сейчас между двумя людьми, между которыми нет обрывков воспоминаний. Есть только животная поглощающая страсть, невозможность оторваться, желание выпить до капли, растерзать, расцарапать спину в кровь, прижать и растворится.

Вытаскивает из меня пальцы, улыбается уголками губ и подносит их к моим губам. Мне не нужно объяснять — поднимаюсь и слизываю с его пальцев свои соки, прохожусь язычком между пальцами, прижимаю их к небу. Целую ладонь, посасываю его большой палец и легонько прикусываю ноготь. Еще раз — уже сильнее. Не отвожу глаз от него, наблюдаю. Недоумение в его глазах. Как же, покорная кошечка. Я вообще когда-нибудь была покорной? Хотя нет, была, конечно. Я ж не сумасшедшая, чтобы сражаться в-открытую с хищником, играя в его игры, на его территории. Но сопротивляться — это у меня в крови. «Какая ты дикая... кошка!» Пощечина обжигает мою щеку, другая, моя голова дергается. Не потому что сильно или больно, так хочется. Прикусываю еще раз и отпускаю нехотя, трусь щекой о его большую ладонь, ощущаю ее тепло и свое жгучее желание стать маленьким зверьком, чтобы зарыться в ней, укрыться, спрятаться, потому как это самое доброе, теплое, ласковое и безопасное место.

Убирает руку. Закрываю глаза и проваливаюсь в сладкую неизвестность. Лязг чего-то металлического, сгорая от любопытства, терпеливо жду, хочу почувствовать прежде, чем увижу. Узкая полоска кожи на своей шее, прикоснулась пальцами — ошейник с шипами, да, какой же еще ошейник может надеть он? Наклоняю голову, волосы рассыпаются по сторонам, приподнимаю, оголяя тонкую шею. Ошейник смыкается на ней. Впервые в жизни, не сильно, но чувствительно. Натягивает его рукой, слегка перекрывая доступ воздуха. Улыбаюсь — мне так нравится. Следом — наручники кожаные. Разве такие бывают? Ерунда, с моей точки зрения. Хочется настоящие стальные, и чтобы шпилькой не открыть. Цепь. Змеей обвивается вокруг щиколоток, стягивая их, щелчок карабина. Холодные бесчувственные звенья впиваются в кожу, чуть-чуть пошевелишься — сдвигаются с уже привычных мест и вгрызаются рядом, делая его своим. Цепь скользит выше и соединяется с цепочкой на наручниках, снова щелчок карабина. Нет, конечно, я не полностью обездвижена, убежать не смогу, да и пошевелиться — с трудом. Я сама себе кажусь очень тяжелой и неловкой. Хотя это и не так. Постепенно привыкаю к цепям. Прохладные звенья нагреваются, немного впиваясь в тех местах, где рукой ...