Свидание в гостиной с камином

растягивающем меня изнутри? Как можно не ублажать его, извиваясь на собственных пальчиках? Я не могу оставить и тебя без ласки, мои бедра живут своею жизнью, покачиваясь, приподнимаясь и насаживая мое трепещущее тело на твой член. И наконец, я взахлеб кончаю, чувствуя сквозь наслаждение некоторое смущение, ведь ты пристально наблюдаешь за мной, следя, как твоя любовница сначала доводит себя до оргазма, а потом бьется в нем, благодарно сжимая пульсирующей глубиной твой член.

Теперь ты нетерпелив. С мужской непосредственностью ты даже не дожидаешься, когда мои последние сокращения утихнут, и вот уже ты стоишь, а я сижу перед тобой на коленях. Ничего не изменилось, ты все так же любишь, когда в финале твоя рабыня занимает причитающееся ей место у твоих ног. А я разве спорю? Я всегда, с самого начала наших отношений, считала, что моя коленопреклоненная поза означает полную капитуляцию перед твоей властью надо мной. Нет, это еще не все, не хватает члена в моем ротике. Но он здесь, в досягаемости моих губ, такой гордо устремленный ввысь, с огромной головкой, глянцево поблескивающей во всполохах пламени.

Для начала я прижимаю его к щечке, едва не мурлыкая от счастья, перебираю в пальчиках, словно величайшее сокровище, и радостно улыбаюсь, когда из дырочки показывается оранжево блестящая капелька. Но не смею затягивать собственное наслаждение, забыв о твоем. Торопливо раскрыв губки, я заглатываю твой член так глубоко, как могу. Замерев на мгновение от восхитительных чувств женщины, которую имеют в ротик, я поднимаю глаза и преданно смотрю на тебя. Ты доволен тем, что я не забыла твой любимый финальный аккорд. А разве могло быть иначе? Ты кладешь ладонь мне на затылок, теперь от меня ничего не зависит. От меня требуется только плотнее сжимать губки колечком на твоем члене, держать зубки подальше, старательно ласкать языком бугристый ствол и смотреть на тебя, ожидая потока твоей восхитительной жидкости. Ты размашисто имеешь меня в рот, а я наслаждаюсь твоей неистовостью и собственной покорностью у твоих ног.

И ты кончаешь. Я спешу глотать твой густой поток, ведь ты никогда не любил, когда я проливаю, да и я сама не хочу потерять ни капли лакомства, которым ты меня всегда кормил досыта. Ты рычишь, а я с удивлением и восторгом чувствую пусть и не сильные, но такие сладкие толчки внизу живота. Какую же власть ты имеешь надо моим телом, если оно сотрясается в оргазме только от того, что ты кончаешь в мой ротик? Но мне теперь надо быть осторожной, я хорошо помню, каким болезненно чувствительным становится твой член после оргазма. Осторожными, легкими, словно перышко, касаниями губ и языка я высасываю все досуха, а потом прилежно вычищаю всю поверхность. Я прекрасно понимаю, что твой член должен быть абсолютно чистым, словно ты и не имел свою маленькую любовницу, ведь твоя любящая жена может неожиданно захотеть близости. Я смирилась с этой долей, ведь ты не обещал мне верности, и к тому же ты — прекрасный семьянин, не отказывающий любимой жене. И не мне, юной девчонке, разбивать твою сложившуюся добропорядочную семью...

Ты устало опускаешься на медвежью шкуру и притягиваешь меня к себе. Мы целуемся, но прикосновения твоих губ скучны и почти безразличны. Я прекрасно знаю, что через час или другой, стоит твоим глазам закрыться, как твое воображение будет рисовать мое обнаженное тело или лицо, искаженное разожженной тобой страстью. Твои пальцы будут сжиматься, желая ощутить шелковистую твердость сосков. Уголки твоих губ станут подниматься от воспоминаний, как сладко тебе было во мне. Я твой наркотик, тебя ломает без моей покорности и тесной влажной глубины...

Я отстраняюсь и поднимаюсь на ноги, ощущая твой взгляд собственника. Именно так ты всегда смотришь на мое тело после близости — на тело, которое ты только что раскладывал, как тебе захочется, и вытворял с ним такие вещи, что оно не могло сопротивляться, раз за разом извиваясь в сладких конвульсиях. Оно принадлежало и принадлежит тебе...

Я направляюсь к двери, но, едва моя рука касается ручки, говорю через плечо, улыбаясь своим мыслям:

— Как бы я хотела быть всегда у тебя под рукой для исполнения любых твоих заветных желаний...

И ты непринужденно попадаешься в капкан, расставленный мною:

— И я мечтаю об этом.

— Это легко устроить, — отвечаю, все так же не поворачиваясь и улыбаясь. — Я соблазню твоего сына, он давно мечтает обо мне. Мы поженимся, и я рожу тебе внука или внучку... А может сына или дочь...

Я выскальзываю из гостиной с камином, сопровождаемая твоим глухим стоном. Ты все прекрасно понял. Ты знаешь, что в моих словах нет бравады, и все случится так, как я говорю. Ведь я опытнее твоего сына, без преувеличения, на целую жизнь, и ясно, что он увлечется мною настолько безумно, насколько я пожелаю... И еще яснее, что ты не сможешь устоять перед очарованием моего тела, опять захочешь ощутить его в своих объятиях, снова и снова захочешь почувствовать мою полную покорность и свою власть над моими желаниями. Ты будешь меня брать тогда, когда тебе приспичит, и так, как тебе заблагорассудится, не встречая ни малейшего сопротивления, но получая только восторг и послушание рабыни, желающей угодить своему господину. Но при этом будешь понимать, что обладаешь женой своего сына...

Как тебе такой расклад, милый?