Life is pain. Часть 3

Я тихонько сидел рядом и, сам себе удивляясь, с нежностью гладя ее густые, жесткие, черные волосы. В душе разливалось непривычное спокойствие и покой, чувства, уже почти забытое с момента развода.

Сердце кольнуло чувство вины — господи, что я делаю? Тематический голод не оправдание, чтоб унижать Мариям на глазах у всех, пороть, ломать ее волю через колено. Насколько я зачерствел душой и сердцем, чтоб сотворить такое с невинной девушкой?! Интересно, она сбежит сразу после того как проснется, или сделает вид что все нормально, чтобы не злить неадекватного садиста, и просто и тихо исчезнет, с ужасом вспоминая свой первый тематический опыт? Господи, я много и часто ошибался, много людей терял по глупости, дай мне сил не потерять еще и эту девушку, которая случайно появилась в моей жизни, но уже сумела попасть в сердце.

Мариям зашевелилась, медленно открыла все еще затуманенные глаза, увидела меня у изголовья и слабо улыбнулась. У меня на душе потеплело — значит не все еще потеряно. Я кашлянул и неловко начал.

— Мариям, я хочу извиниться перед тобой.

— Извиниться? — недоуменно переспросила девушка, целомудренно закутываясь в плед, как будто она не стояла практически обнаженной передо мной еще каких-то полчаса назад. — О чем это вы?

— Подожди, послушай меня пожалуйста. — я глубоко вздохнул, — Я понимаю, как это выглядело с твой стороны. Как я выглядел со стороны — безумный маньяк, дорвавшийся до беззащитной жертвы...

Девушка с непроницаемым выражением лица смотрела на меня своими черными глазищами.

— Это было как помутнение рассудка, как безумие, я озверел и потерял над собой контроль. Я хотел сломать тебя, подчинить, потому что... — я глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную прорубь. — Потому что сам не понимал, как ты мне понравилась.

— Понравилась? — с непонятной интонацией протянула Мариям.

— Да, понравилась, если не сказать сильнее. Я давно не испытывал этого чувства и потому не распознал сразу, а закусил удила. Я... я сделал ошибку, извини меня, звездочка...

— Ошибка? Значит, все то что вы сделали со мной, было только ошибкой? — протянула девушка. — Это все меняет...

Девушка плавно соскользнула с кровати и, отбросив плед, начала быстро одеваться. Меня она почему-то больше не стеснялась. Я стоял рядом, ощущение глобальной ошибки нарастало. Мариям быстро оделась, обошла меня как неодушевленный предмет и устремилась к выходу. Я догнал ее в холле, схватил за руку и рывком развернул к себе:

— Мариям, что происходит, ты можешь мне объяснить, что не так?!

— Я искала настоящего мужчину! Сильного, хладнокровного, безжалостного! — голос Мариям звенел. — Такого, который способен взять все что захочет, невзирая на сопротивление и бросит меня в пыль перед своими ногами. Такого, для которого я сделала бы все — побежала бы за ним голыми ногами по углям, слизывала бы пыль с его сапог, подарила бы и тело, и душу!

Я стиснул зубы и отвел взгляд.

— Я уже почти поверила, что вы и есть такой мужчина, что вы настоящий, без подделки! А вы оказались таким же как все... мягким, слабым. Все эти плети и кандалы — просто бутафория! Вся ваша напускная властность — просто бравада! Вы... вы совсем не тот, кто мне нужен, вот и все что происходит!

С этими словами Мариям развернулась на пятках и вышла вон, не забыв напоследок, громко стукнуть дверью.

Мне вдруг не хватило воздуха, и я рванул ворот рубашки Отлетевшие пуговицы весело запрыгали по полу. В сердце как будто вонзилась ржавая тупая игла и медленно там провернулась. Я открыл бар, взял первую попавшуюся бутылку и не глядя на этикетку опрокинул в рот не меньше трети прямо из горлышка. Алкоголь мягкой волной опустился в желудок и кувалдой врезал по мозгам — из глаз брызнули слезы. Оттирая слезы я тяжело опустился на диван и снова отхлебнул из бутылки, абсолютно не чувствуя вкуса — как будто воду пил. Снова накатил хмель, на этот раз уже мягче, и я обратил внимание на то что пью: арманьяк десятилетней выдержки, который для меня привез друг из Франции, и который я держал для особого случая.

— Вот он и наступил, особый случай. — усмехнулся я, снова прикладываясь к бутылке.

Благородный напиток не приносил облегчения. Хмель медленной черной волной вползал в каждую клеточку, но не дарил забвения, а лишь обострял тоску и ощущение непоправимой ошибки.

Я поднял голову и вдруг заметил, что Мариям перед своим уходом задела стойку с оружием и Смит и Вессон съехал с подставки. Теперь черный зрачок ствола смотрел на меня. Прямо в сердце.

— Как символично, черт побери! — расхохотался я, запрокидывая голову. Потом снова глянул на оружие. Черный глаз оружия смотрел на меня холодно и как будто с вызовом.

— И ты туда же? — глухо спросил я у револьвера. — Может тоже спросишь: какой из тебя хозяин?

Оружие, разумеется промолчало. Я сжал зубы, поднялся и нашарил в тумбочке коробку с револьверными патронами 44 калибра. Она выскользнула у меня из рук как... как Мариям и желтые пузатые бочонки раскатились по полу. В руке остался только один, блестящий медью цилиндрик. Ну все один к одному, подумал я, заряжая его в револьвер, крутанул барабан и приставив ствол к виску, большим пальцем взвел курок.

Где-то в самых темных глубинах моей души проснулся и довольно взревел мой древний, седой ящер — это был вызов, вызов судьбе. А он любил вызовы. Мы оба любили...