Варвара — краса бесконечная

В некотором царстве, некотором государстве жил-поживал да державой управлял владыка строгий, но справедливый — император Емельян. Ходил он не трезв и не пьян. Вдовец, не толст был и не худ, но имел изрядный уд. От боярынь охочих да дев любезных не прятался, но выбирал лично, коей из сладострастниц срамную щель высочайше облагодетельствовать. Бояре думные да министры за супружниц зла на государя не держали, имея следствием для себя дары царския да оклады немалыя.

И была у государя дщерица юная, царевна Варвара, кою за прелести ея сказочные Варварой-красой в царстве величали.

Как стукнуло царевне тринадцать годков, велел император Емельян пир закатить на всю столицу да с салютом воинским в тринадцать залпов. Гуляла-веселилась столица, меды да пиво рекою текли, быков на площадях целиком жарили да народ простой угощали от пуза — ешь, не хочу!

Во дворце царском словно скатерть-самобранку развернули! Тут тебе коньяк и арманьяк, икра и фуагра, шампанское и гишпанское, водка и селёдка, виски и сосиски! Хошь — ешь фрикасе, хошь — ананас в глясе, хошь — паштет, а хошь — комплексный обед!

Наелись гости, напились, а тут и салют вдарил! Под залпов грохот стоит во дворце хохот — веселится знать, спешит царевну поздравлять. Подошла с улыбкой боярыня Собакина Ксения, да тут на беду как грянет гром! То пушку на залпе разорвало, да стрельцов при ей посекло. Аж стёкла зеркальныя полопались в окнах! Боярыня Ксения тут и обклалась с перепугу! И вместо слов сердешных царевне-имениннице выпалила: «Да чтоб тебе, зараза, пусто было! Да чтоб тебе nu3да душу холодила! Да чтоб тебе не кончить до старости ни разу!»
Стража схватила боярыню-заразу, носы зажавши, да и вытолкала из дворца взашей. Такие слова не для царевниных ушей!

Государь рассвирепел, аки самовар закипел. «А подать мне сей же час генерал-фельдмаршала Генриха Гамбургского! Пущай ответ держит, как так он матчасть содержит!»
Кинулись фельдмаршала искать, ан нет его в зале, нет и в подвале! Ни на дворе ни на горе, ни в арсенале ни на сеновале. Всю столицу обыскали, в элитном борделе сыскали! С девки стащили, во дворец притащили. Хорошо, с пинками не переборщили.

Император Емельян к тому часу напился пьян, да шашкой и рубанул: «Чтоб ты впредь в nu3де не тонул, генерал Генрих, хрен Гамбургский в перьях, повелеваю все бордели в державе закрыть-запретить, девок гулящих к делу определить, владельцев борделей по миру пустить!»

И пошла в державе жисть — не e 6 a мши спать ложись. Растоптал тиран свободу, плюнул в душеньку народу! А в остальном прочем — жили как жили, о боярыне Ксении и думать позабыли.

А царевна-краса тем временем в пору пришла. И подружки, дочки боярские да фрейлины дворцовые нажужжали Варваре в уши, как можно удовольствие несравненное получить, да без всяких хитростей, пальчиком одним!
Ан не вышло у Варвары ни одним пальчиком, ни двумя, ни всеми десятью... Окромя потёртостей да жжения никакого наслаждения! Поди-ка, поелозь пальцами в срамном месте посуху! И смазки-гели заморския не помогали, хотя от потёртостей и сберегали.

Снискали тогда боярышни и доставили Варваре-красе забаву заморскую, яко уд срамной сработанную. Дылдою зовётся непотребная та забава. На одном конце у ней колечко ребристое: повороти то колечко посолонь, по солнышку, и затрясётся уд мелким бесом. Повороти колечко встречь солнца, тряска тут же кончится. А коль на пупочку, что в торце колечка выступает, надавишь, так из щёлки малой, что на другом конце уда прорезана, тёплая жижица брызнет. Подружки ушлые, хихикая, обсказали царевне, что дылда та — точь в точь яко живой уд мужчинский спускает.

И почалось в девичьих хоромах веселье. Писк стоит, визг радостный, стоны да крики разносятся по покоям. Разносятся, да за пределы не выходят: толсты стены в хоромах, крепки двери!

Ужо налюбовалась Варварушка, как подружки титьки свои ласкают, как щёлки свои теребят, как дылдою той по губкам интимным водят. А которые девки и вовсе оторвы безбашенные, так те оную дылду в себя засовывают, да глыбоко — одно только колечко наружу и торчит! И корчатся, и стонут, и плачут от сладостной муки.
Всем хорошо, всем сладко, девки кончают по десять раз на дню, одной Варваре-царевне печаль: ей что через аршинную стенку розу нюхать, что дылдою той себя тешить — всё едино! Така же сладость!

Долго ли, коротко ли забавы девичьи длились, но прознал про них да про беду царевнину государь-император. Шила в мешке не утаишь!

Император Емельян баб да девок перепробовал тьму, кака така сладость для женского нутра — еться с мужчиною справным — знал досконально. Потому и закручинился, о горькой царевниной участи помыслив. Коль приятности от утех любовных Варварушка знать не будет, то и очерстветь душой, остервенеть может, характерец змеиный приобресть. Какая ж тогда из неё государыня-матушка? Какая народу заступница? Умный был государь Емельян, понимал, что не только страхом, но и любовью народ управляется!

Смикитил царь, помыслив государственно, жбанчик арманьяка заморского приговорив: то ж боярыни Собакиной проклятье на царевне лежит, той самой, что обклалась с перепугу! И велел царь-император боярыню сыскать да на царёв двор, не мешкая, привесть.

Сыскали Ксению не сразу. От гнева государева да позора забилась она куда подале. У самой городской черты затаилась, в Капотне прокопчёной. Но от молвы людской не укроешься ни в Капотне, ни даже в самом Мухосранске. Окрестил честной народ Ксению говённой боярыней! Прилип титул к засранке благородной, как банный лист к жопе.

Как доставили говённую боярыню во дворец, государь велел ей заклятье с царевны снять под страхом казни лютой. Бухнулась царю в ноги Ксения, волосья на себе дерёт, щёки в кровь раздирает. «Ой, да не губи ж ты, государь-батюшка, меня, дуру грешную! Ой, да виноватая я пред царевною-красой! Ой, да где ж мне колдовать-то! Ой, да бес меня попутал, дуру безмозглую! Ой, да никто мне не платил за это!»
На полчаса закатила говённая боярыня истерику, причитая да по полу катаясь, пока царь не плюнул, и стража не спустила её с дворцового крыльца. «Выгнать эту дуру из державы на хрен!» — велел император и треснул кулаком по трону.

Сел государь думу думать с боярами. Как горю помочь?
Первым делом созвали лекарей со всего света. Знаменитый на весь свободный мир доктор Хаус приехал на консилиум, да не один, а с командою своей. И доктор Быков со интерны, и доктор Купитман... Измучили царевну бедную анализами да рентгенами, томографиями да энцефалографиями, ЭКГ да УЗИ. Цельную неделю девку терзали, слушали да выстукивали, в глаза да в щель срамную заглядывали.

Спрашивает государь: «Ну, светила из светил, вылечите вы царевну, аль нет?» А сам ногой притопывает, нервничает, значит.
Выступил тогда вперёд хитрый доктор Купитман и говорит: «Царевна Варвара чиста аки голубка, однако не невинна. Мы с коллегой Быковым полагаем, что царевна абсолютно здорова. А в таких случаях наша медицина, увы, бессильна! Мужайтесь, ваше величество!»
Доктор Хаус стоял в глубокой задумчивости, опираясь на трость. При слове «величество» доктор встрепенулся, проглотил таблетку и развёл руки перед собой дюймов эдак на десять. «У вашей дочери аноргазмия. И вот что ей поможет! Живой и тёплый орган вкупе с настоящим джентльменом, большой желательно, биг дик по-нашему, а по-вашему, кажется, zdorovenny huy! Isn"t it, doctor Bykov?»
«Ес, ес, обэхаэс...», — пробурчал доктор Быков, взвешивая в кармане халата гонорар — тяжёлый столбик золотых монет. «Да тут полкило, не меньше! На новый мотоцикл хватит! Вместо разломанного пьяным венерологом Купитманом... « И радостно добавил: «Конечно, конечно, май диар френд!»

Вновь собрал царь думу боярскую. Сей раз на повестке был вопрос персональный: кого из царевичей и принцев приглашать для пробуждения Варвариной чувственности?

Первым, конечно, позвали принца с великой империи. Всем хорош принц: и кровь голубая, и джентльмен в ...