Проiкт: Порушайнiки могiл

Вы не жид, — заговорил он с сильным украинским акцентом на не правильном языке — смеси русских и украинских слов, — но вы не лучше жида. И як бой кончиться, я отдам вас под военный суд. Булгаков М. А. «Я убил»

Сегодня еврейский пригород Львова буквально взбудоражен.

 — Софочка! Софочка! Ви слышали? Сагочка помегла!

 — Та ви шо! Не может этого бiть! Кто вам это гассказал?

 — Таки и помегла?

 — Это ж надо такому случиться! А вчега ещё и Абгамчик...

Пригород чудом уцелел и оставался населен, несмотря на то, что на дворе был 1943 год... Фашисты забирали всех: и женщин, и детей, и стариков. Да ещё и бендеровцы совершали свои набеги, избивая и грабя евреев.

Сегодня скончалась девушка Сара. Вместе с Абрамом они были чудесной парой. Но их родители, по каким-то им одним ведомым причинам, запретили влюбленным встречаться. Тогда молодые люди не нашли ничего лучше, как выпить побольше лекарств от бессонницы и заснуть навсегда. Теперь, конечно же, их родители подружились. Они дружно рвут волосы друг у друга на головах. Дружно они отругали и аптекаря Моню, продавшего детям лекарства. Как будто ему сейчас легко...

На следующий день детей похоронили на близлежащем еврейском кладбище.

Ночью, когда уже и поминки закончились, а безутешные родители пытались лечь спать, к тени кладбищенского забора добавились, по очереди, три человеческие тени. Они неуверенно цеплялись за острые колья забора, а потом прыгали вниз, смешно размахивая руками. Сквозь решетку они протащили лопаты.

Я не буду скрывать их имена, тем более что они все равно выдуманные. Впереди, гордо оттопырив усы в стороны, шёл Степан. За ним, сутулясь и потягивая сопли носом, шёл Петро. А последним, положив лопату на плечо, шагал племянник Степана — Микола. Микола был ребенком из несостоявшейся семьи, поэтому и жил с дядей. Дядя приобщил его к новым, мрачным развлечениям. Петро же пошел на кладбище, в основном из-за горилки, что нес с собой Степан. На всех троих были черные кожаные фуражки со свастикой и такого же цвета форма с повязкой на левой руке. На повязке также была изображена свастика.

 — Ну, що? Скоро вже? — поминутно спрашивал Петро Степана.

 — Та вот, вже почти прiшлi. — отвечал Степан. — Гэй! Плiмяшка! Ни змерз?

 — Та ни, дядько. — отвечал ему Микола.

 — Мiкола, — спрашивал Петро мальчика. — А ты-то будеш сьогоднi эту бабу ебать?

 — А як жишь, дядько Петро.

 — А ты що, ни можешь себе нормальну дiвчину расшукать?

 — Пошему ни могу. Могу. Тiльки эта будет робiть усё то, що я з ней захочу робiть.

 — Степан, а нас тут не расшукають? — спросил Петро Степана.

 — Та ни! А що? Дажi если i расшукають? Що з того? — спокойно ответил ему Степан. — Мы ж бендеровцы!

Наконец, они пришли. Переводя дух, пропустили по первой. Потом, Степан поднес фонарь к могильной табличке (памятник ещё не успели поставить) и по слогам прочитал:

 — Са-ра Сну-лич. 1927—1943. Тю ё! Бачь — усего шешнадцать рокiв! Сьогоднi вдачнiй дiнь!

Петро взял лопату и начал копать. Потом его сменил Микола. А Степан, приняв ещё на грудь, обошел могилу вокруг, проверяя, нет ли кого поблизости.

Втроём они вынули гроб из могилы и поставили рядом. При помощи фомки Степан открыл крышку и кинул её рядом. В деревянном ящике лежала молодая девушка, даже девочка. Она была очень бледна в свете фонаря и луны. Белый бант на длинных черных волосах и такое же белое платье. Степан запустил руку под платье и сжал белую ляжку. На его небритом лице застыла вожделенная и отвратительная улыбка.

 — Ну, що, Мiкола? Глянеться она табi? — спросил он племянника. — Бачь, яка прiнцесса.

 — Глянеться, дядьку. — неожиданным басом ответил Микола.

Петро молчал, так как пил горилку. А Микола нагнулся над девушкой и стал целовать её в оттопыренные пухлые губки. Перед смертью они сжались так, как будто она целовалась. На самом деле так оно и было. Перед своей кончиной она прижимала к этим губам фотографию любимого.

 — Ну, буде! Хватiт челмокаться! — сказал Степан. — Давай её iншi гарности побачiм. Петро, дуй сюды!

Степан взялся руками за воротник платья и изо всех сил дернул. С легким треском белая материя разошлась. Под ней обнаружилось белое девичье тело. Грудки выпирали из тела на полпальца, не больше. Огромные розовые соски, которые сейчас отдавали синевой, в миг оказались зажатыми между большими и указательными пальцами Степана. Он оттягивал их изо всех сил, выкручивая в обе стороны. А потом зажимал всю грудку ладонью и оттягивал её целиком.

 — Дядько! Дай i мине полапать, — попросил Микола.

 — Тiше, бейбас! — Степан отпустил один сосок и отвесил парню подзатыльник. — Ты ще спостерiгача позовi!

Но он отпустил, и мятые груди трупа принялись ласкать мальчишечьи ладони. А член Миколы стал при этом выпирать из штанов. Степан в это время окончательно разорвал платье и выдернул его из-под тела. Трусики он также разорвал, не снимая. Бритая писька еврейской девочки привела его в умиление. Из-за этой детали своего тела она казалась ещё моложе. Степан облизал большой палец и просунул его между нежных розовых складочек. Он водил им туда-сюда. Через минуту он добавил ещё один палец, а потом ещё один. Вдоволь потрахав труп пальцами, Степан стал обеими руками растягивать влагалище, заглядывая внутрь. При этом тихо, но дико ржал. Пожалуй, к телу не проявлял интерес только Петро. Он пил горилку и ему дела не было до того, что делает его друг.

А Микола закончил гладить груди Сары. Он встал на ноги и стал расстёгивать штаны.

 — Ну, гарно, Мiкола. Так i быть, — сказал Степан племяннику. — Ты будiш першiм.

Микола смазал свой член салом, чтобы тот лучше входил в мертвое влагалище. Его дядька ненадолго отлучился, чтобы составить компанию своему пьяному другу. А Микола раздвинул ножки трупа пошире и, разведя её складочки в стороны, просунул головку смазанного члена внутрь. Потом он мягко толкнул и, подняв лицо к небу, сделал несколько толчков. Потом его небольшой член вывалился из влагалища девушки и Миколе пришлось перевести свой взгляд со звёзд на её вагинку.

 — Дядьку! Дядьку! Бачь! У неё кров! — снова закричал парень.

Его член и правда был в крови.

 — Вот мудак! Скiлкi раз я те гуторил — нi ори! Ну i що — кров. Ты що, кровi ляхаiшься? Может она ще целкою була. А ты ей её порвав. Она ж ще совсiм свежая...

Микола успокоился и снова, задрав голову к небу, имел бездыханное тело. Но теперь он делал это аккуратнее, чтоб член не вывалился. Постепенно, входя в раж, он потихоньку постанывал. При этом он ещё крепче сжимал белые, странно светящиеся в кладбищенской темноте ягодицы девочки.

Степан закусил кусочком ржаного хлеба и теперь, продолжая ощущать во рту щиплюще-горячащий вкус алкоголя, направился к покойной. Он избавился от штанов, понимая, что если продолжит принятие алкоголя дальше, сделать это будет сложнее. Потом он приоткрыл рот девочки и просунул туда свой кол. Его друг сел рядом на крышку от гроба и закурил. А Степан аккуратно приседал надо ртом девочки. Но алкоголь возымел своё действие и мужчина, потеряв равновесие, опустился задницей на нежные грудки с мёртво-розовыми сосками. Тогда, отступив чуть назад, он принялся водить концом по этим розово-синим кругам. При этом он слегка подрачивал. Вскоре к нему присоединился племянник, который, чувствуя что вот-вот кончит, положил свой член на другую грудь девочки и теперь гладил его по головке. И скоро он кончил. Его сперма растеклась по грудям девочки, и он размазал её.

 — Що ж, я бачу ты вже кончив....