Любовь и смерть Медузы Горгоны

часы; часы складывались в серые сутки, а сутки вмещались в одинаковые серые года, прессованные слоями серой пыли.

Изредка, в комнату случайно влетало какое-нибудь насекомое, которое, пожужжав или попищав, попадалось в густую и противно липко-тяжелую и тоже серую, как все здесь, паутину к серым и старым паукам. Никто и ничто не нарушало, да и не хотело нарушать серый покой этого мира. Зеркало ждало того момента, когда сможет выполнить поручение хозяйки, как верный и преданный слуга с нетерпением ждет приказа. Теперь оно было в руках у жертвы и знало, что надо делать.

 — Странный подарок, — Медуза глянула в зеркало. Красивое лицо смотрела оттуда. Женщина удовлетворенно разглядывала себя и, казалось, забыла о посланце. Он же, немного постояв возле нее, переменяясь с ноги на ногу, и видя, что она занята рассматриванием себя в зеркале, медленно отошел от нее, ступая по мягкому песку. Персей стал разглядывать каменные изваяния, находившиеся невдалеке.

 — Это кто? — спросил он.

 — Это мои гости. Все они были живыми людьми, и все остались тут, — она улыбнулась.

Юноше стало жутко.

 — Все были живыми? — переспросил он.

 — Все... — улыбка не сходила с ее губ.

Он молча подошел к ним.

 — Они все были твоими любовниками? — спросил Персей, дотронувшись до твердого, пористого камня ближайшей статуи.

Женщина промолчала, слегка шевельнувшись. Ей не очень-то хотелось об этом говорить.

 — Ты их любила? — он прошел дальше и дотронулся до другой статуи.

 — Нет...

 — Ты помнишь каждого? — следующая статуя была чуть шероховатой.

Она посмотрела на застывшие тела. Некоторые из них уже были изъедены ветром и морским соленым воздухом.

 — Да, каждого...

Все они были разные: были тихие, хитрые, были громкие с сильным смехом; бородатые и с гладкими лицами, мальчики и старики, воины и крестьяне; многие были молоды, красивы, жаждали славы, власти, богатства; приходили по одному, по два, по нескольку. Всех она видела насквозь: видела их бьющиеся сердца, их мысли, их чувства и желания. Для них, наделенная сказочной красотой, Медуза, завораживающего любого, взглянувшего на нее, была страшной и прекрасной, безжалостной и равнодушной, желанной и ненавистной. А она видела глаза пришедших всегда в их предсмертный момент. Глаза, как и люди, были разными: в основном, это были темные, как зрелые греческие маслины; редко попадались голубые, как весеннее небо, или синие, как вечернее море; иногда приходили с зелеными, как у Посейдона, глазами.

 — Это кто? — спросил Персей.

Она даже не взглянула. Это было уже так давно, но она помнила его хорошо: у него было крепкое тело и черные жгучие глаза. Его сильное и красивое тело было подвижно и эротично, оно было тяжелым и мускулистым. Коричневые крепкие руки сильно держали и сжимали ее тело. А глаза!... Они были безумные и безумно красивые, маслянистые! Сейчас эти красивые маслянистые глаза стали каменными и пористыми.

 — Он был настоящим греком, настоящим воином и настоящим мужчиной. Жаль, что он не захотел остаться...

Персей бродил между статуй, разглядывая и дотрагиваясь до них. Ему было не по себе.

 — Есть здесь кто-нибудь не познавший твоей любви?

 — Есть...

Это был совсем еще мальчик с наивными и добрыми глазами, честный и правдивый. Ему нужны были деньги, чтобы вылечить больную мать и прокормить семью. Он постоянно плакал и просил помочь ему. Так и остался мальчиком, и уже никогда не повзрослеет и не состариться...

Некоторые недавно застывшие тела были крепки и еще сопротивлялись времени: этот мальчик, а тот — опытный воин.

Персей зашел в самую глубь статуй, рассматривая их.

 — А это кто так странно лежит? Ты его тоже помнишь?

Помнила ли она его? — конечно, помнила.

 — Этот был пастухом и пришел в козьей накидке. Он принес в красивой амфоре вино. Вот здесь, где сейчас ты стоишь, был стол, на котором лежали его хлеб, его брынза, его маслины, его виноград, его еда. Пастух говорил хорошие искренние слова, и был так же прост и чист, как небо, как море, как песок. Но он думал, что самый хитрый на свете.

Она усмехнулась.

 — У него было отравленное вино. Как он мучался, катаясь в страшных схватках от боли в животе по этому песку, белая пена текла у него изо рта, и он кричал, умоляя: «Убей меня! Не мучай!» Так и лежит каменный там. А рядом с ним его красивая амфора. Ядовитое вино, не допитое им, давно уже высохло.

 — А это кто? — юноша подошел к следующей фигуре.

 — Этот был волосатым настолько, что напоминал тех существ, что имеют хвост и прыгают по деревьям. Даже сейчас на камне видны волосы на теле. Он был толстый и старый. Даже вспоминать не хочется.

 — Это кто? — опять спросил Персей, подойдя к следующей.

Она задумалась — она его не помнила. Вся напряглась немного, нахмурилась. Нет, никак не вспомнит. Покачала головой, снова задумалась. Наверно, был один из ранних. Да-да. Он был таким, как большинство. Все они уже были, как в тумане, и казалось: было ли это на самом деле с ней? Но статуи напоминали об этом, глядя на нее.

Персей подошел к черной статуе и тоже дотронулся до нее.

 — Почему эта фигура черная?

 — Он был черным в жизни, с большими губами и белыми зубами. И пришел он из далекой древней страны, где свои боги и откуда большая синяя река берет начало.

 — Он тоже хотел твою голову?

 — Да. Они все были воинами и приходили с ненавистью... Зачем мне их ненависть?... Мне нужна была их любовь.

Они хотели одного — убить ее, и знали, на что идут. Многих ждали семьи, жены, дети, матери. И не дождались. Мечты, жизни, тела остались здесь: они нашли на этом берегу вечный покой и конец своего жизненного пути.

 — Ты могла бы кому-нибудь оставить жизнь? — вновь спросил Персей.

 — Отсюда никто не уходил... — она опять улыбнулась.

 — Я тоже стану таким? — боязнь смерти прозвучали в этом вопросе.

Что ему ответить? Она замолчала, затем выпрямила спину, потянулась. Ей надоело вспоминать. Все это уже в прошлом. А сейчас он — желанный.

Легкий ветерок, неизвестно откуда появившийся — наверно, опять подул на нее шалун Зефир, заигрывая — слегка коснулся ее и прервал воспоминания, унося их вдаль.

Юноша тоже умолк, ожидая ответа.

 — Я не знаю... — чуть слышно сказала она. — Такова воля богов...

На небе было чисто, и, казалось, солнце не двигалось. Ленивое умиротворение царило вокруг.

 — Зачем ты пришел? — неожиданно спросила Медуза.

Он присел на жаркий песок и умолк. Его глаза смотрели вниз, и мысли смешались в голове.

«Сказать или не сказать?» — думал он.

Персей вспомнил божественную Афину и ее слова: «Сделай это для меня», — богиня красиво улыбнулась и слегка коснулась его юных губ своими божественно-сладкими губами.

Персей был молод и еще не умел врать.

 — Я пришел за твоей головой, — смущаясь и краснея, негромко сказал он. Ему стало стыдно.

Женщина вздохнула. Сколько таких приходила за ее головой. Она видела его внутреннюю борьбу и знала, о чем он думает.

 — Зачем она тебе? — тоже негромко и как-то равнодушно спросила она.

 — Прославиться.

 — Что ты можешь дать взамен?

Ему показалось, что сказанное им признание принесло облегчение, и сейчас хотелось сделать что-то хорошее и большое. Он был искренен в своем желании.

 — Любовь.

 — Разве твоя любовь ...  Читать дальше →