Секс в летнюю ночь

Теплая июльская ночь бережно, словно заботливая мама, окутала уставшие за день улицы. Порыв легкого ветра коснулся моего лица и, всколыхнув листья тополей, помчался прочь, по каким-то только ему известным маршрутам и делам. Мысль о том, что ветер тоже спешит на свидание, почему-то развеселила меня, и, улыбаясь сонным фонарям, я прибавил ходу. Старые сталинские дома, с облупившейся от времени штукатуркой, строго смотрели мне вслед, с молчаливым осуждением. Шум редких проезжающих мимо машин оставался в ушах едва уловимым эхом, принося умиротворение, и постепенно растворяясь в глухих ударах, отбивающего парадный марш сердца.

Где-то вдалеке жалобно заплакала милицейская сирена и хрипло надрывающиеся, на манер эскимосов Аляски, алкаши, прервали свое горловое пение, недоуменно уставившись друг на друга свинячьими глазками.

Не знаю, за что я люблю этот город. Точно не за этих певцов. И наверняка не за его мрачный вид, с тысячами пустых глазниц-окон. И не за молчаливых угрюмых людей, согнувшихся под тяжестью своей трудной небогатой жизни. И, конечно же, не за пустые улицы, что не видели ярких витрин и дорогих магазинов. Только подобно свету, что так уютно загорается в этих окнах по вечерам, на дне уставших людских глаз горит огонек человечности и доброты, а улицы, дававшие пристанище холодным ветрам, утопают в зелени и запахе цветов. Юные девушки невесомыми шагами порхают над землей, озаряя улыбками мрачные лица прохожих, я растворяюсь в их красоте, и понимаю, что на самом-то деле все я знаю, а Вас просто обманул в первом предложении этого абзаца.

Стихла сирена, и, уже преодолев приличный участок дороги, я снова услышал пение двух гиппопотамов в брачный сезон, который тонул, растворялся в многоголосом стрекоте кузнечиков. Стоит только оглянуться по сторонам, как мгновенно в грудь вопьется тонкой иглой далекая, едва уловимая, грусть. Вот стоят яблони, с еще не успевшими налиться сладостью плодами, которые мы так любили трясти, будучи мальчишками, чуть дальше высокое грушевое дерево. А вон в том доме живет мой школьный приятель, черт давно с ним не виделись, надо бы позвонить. Во дворе справа растут каштаны, вспомнил как набивали ими целые карманы, а крупные листья сушили между страницами больших энциклопедий, вместе с кленовыми. Утопая в цветущих кустах, стоит старая скамейка, которая годами слушала наши с Анькой разговоры обо всем на свете, и одна единственная видела наш первый поцелуй. Каждая частичка, окружающая меня, — страница незаконченной книги, которая, не являясь шедевром мирового искусства, носит громкое название «Моя жизнь!». С другой стороны, убери этот восклицательный знак, и все встанет на свои места. Моя жизнь, жизнь обычного человека, со своими радостями и ошибками.

Цок-цок-цок... Чистый мерный звук женских каблучков прервал мой душевный монолог. Она появилась как-то внезапно, вынырнув с поросшей густыми кустами и деревьями аллеи, и теперь, шествуя в десяти шагах от меня, торопливо перебирала ногами, от чего ее ягодицы аппетитно перекатывались под легкой джинсовой тканью. Отрывая взгляд от гипнотизирующих полушарий, я обратил внимание на ее точеную фигурку, тонкую талию, неширокие плечики и ровную осанку, стройный ножки и невесомые светлые волосы. Едва уловимый аромат ванильных духов следовал за ней легким шлейфом, и я тянул воздух сильнее носом, чтобы ощутить его хоть чуточку ярче. Девчушка куталась в тонкую кофточку, и, оглядываясь по сторонам, все прибавляла ход. Это и понятно, ночь — время не спокойное, и благо еще, если лишишься только денег.

Цок-цок-цок... Быстро перебирает ножками, случайно встретившаяся мне в эту темную ночь, светлоголовая принцесска. Неохотно оторвав взгляд, с улыбкой подумал, что меня ждет своя принцесса, самая лучшая, одна единственная. Что же касается этого белокурого создания, так пусть для нее я стану ангелом-хранителем, на этом коротком отрезке ее пути из цветущей аллеи в объятия родного дома. Рукой нащупал свой старый нож, который валялся в кармане шорт, и сбавил шаг немного, чтобы не нервировать ее, увеличивая небольшое расстояние между нами, постепенно теряя запах ее сладких духов. Улицы почти пустые. Незнакомка свернула налево, скрывшись за углом ночного магазина. Мне прямо, но уж если прицепил крылья за спиной, то идти до конца, тем более времени было с запасом. Преодолев метров пятнадцать, я последовал за ней. Пара бухих обмылков, стоящих у дверей магазина, собирались вроде дернуться в ее сторону, но мое появление их спугнуло. Проходя мимо, нагло лыбился, глядя им в глаза и провоцируя. Те отвели свой грозный взгляд в сторону и, слыша злое бурчание за спиной, я проследовал далее. Дальнейший путь не сулил никаких неприятностей, и, глядя, как закрылась дверь подъезда, в который шустро нырнула секунду назад девушка, я, делая приличный крюк, отправился к назначенному месту.

Часы показывали 1:24. Даша как всегда опаздывала, это уже вошло в привычку, что совершенно меня не напрягало. Вот и сейчас, откинувшись на спинку скамейки, я размеренно вдыхал июльский воздух и пялился в ночное небо. Фонари беспощадно сжирали свет, по-летнему крупных, звезд, которые из-за этого выглядели лишь маленькими жемчужными бусинками, рассыпанными по черному бархату неба. Мотыльки, в слепом отчаянии, бились об яркие лампы, издавая тихие едва уловимые звуки. И мысли мои, подобно этим насекомым, преодолевая тысячи световых лет, бились о яркие фонарики-звезды, наполняя их светом и теплом мое земное тело.

Простенькая мелодия домофона нахально прервала полет моей души. Я повернул голову направо и увидел стоящую на пороге Дашу. Большие серые глаза сверкали искренней радостью и отражениями фонарей. От доброй приветливой улыбки на щеках появились ямочки. Красивые пышные волосы собраны пучком, не скрывая изящности овала ее прекрасного лица. Падающий свет преломляется в камнях аккуратных сережек, придавая ангельскому лицу ореол истинной святости. Грудь соблазнительно выделяется под белой кофтой на молнии. Короткие серые шорты, подчеркивающие округлость ее хорошо развитых ягодиц, обнажают красивые, по-спортивному подтянутые, ноги молодой девушки. Белые кроссовки на босую ногу смотрятся ужасно мило. В жизни бывают моменты, которые хирургическим скальпелем врезаются в нашу память, и, даже спустя годы, не теряют своей яркости, сверкая всем спектром красок, вызывая тягучее чувство ностальгии. Образ Даши в ту секунду и был именно таким моментом, занявшим почетное место в галерее моего сознания.

 — Ты чего? — Немного растерянно спросила Даша, продолжая улыбаться.
Я поднялся со скамейки, и медленно подходил, глядя ей в глаза и улыбаясь в ответ. Услышав вопрос, отрицательно покачал головой, и, не произнося ни слова, продолжал медленно идти.
 — Миш, ну хватит. — Она улыбалась еще шире, ожидая подвоха, но полностью доверяя.
Мгновенно сорвавшись с места, преодолев разделяющие нас пару метров, я взял ее на руки, от чего она ойкнула и засмеялась, и начал крутиться. Мир растворился, превратившись в размыленную чехарду образов. Не стало фонарей с глупыми мотыльками, исчезли далекие звезды и зелень деревьев, остались лишь нежные руки, обхватившие мою шею, да звонкий веселый смех.
 — Хва-а-а-а-а-ати-и-ит. — Вынужденно растянула слово Даша.
Я остановился, ища равновесие, и взглянул в ее счастливые глаза, затуманенные от быстрого вращения. Она прильнула ближе и задержалась на секунду так, что я ощутил теплоту ее дыхания на своих губах, после чего впилась долгим нежным поцелуем. Затем резко прекратила и уткнулась своей головкой мне в шею.
 — Ну, опускай уже, тяжело ведь.
Фраза эта стала уже символичной, и я тихо усмехнулся. Я мог постоянно таскать ее на руках, на плече, на плечах, на спине, но все равно, с завидным упорством, она повторяла снова и снова.
 — Пошли, я тебя уже хочу. — Прозвучал в ухе тихий Дашин шепот.

Держась за руки, шли в направлении старого парка. Даша что-то рассказывала мне, но я совсем ...