Замужем поневоле. Часть 3: Плюс-минус

Всё-таки мы, женщины — поразительные дуры.

Помните опыт в школьной физике, когда металлическую стружку рассыпали между зарядами? И если оба заряда были положительными — стружка скапливалась в середине в хаосе. А если один из них был отрицательным (т. е. противоположностью положительному) — выстраивалась в порядке.

Так же и в отношениях с мужчинами: делай всё так, как он, но с точностью до наоборот. Особенно с мужчинами-родственниками: они-то уж точно ставят себя выше, чем ты. И будешь счастлива.

Он командует? Подчинись. Он напорист? Уступи. Он способен лишь на грубое сношение, которое сложно назвать сексом? Отдайся. А потом возьми его достоинство в ротик и ласкай. И гладь киску, и тереби клитор, и кончай — при нём, но без его помощи. И смотри порнофильмы, в которых мужчины играют с клитором язычком, а потом страстно овладевают только что ими же увлажнёнными женщинами. А потом скажи: ты бы наверняка смог не хуже!

И будет мужчина мужчиной, а женщина — женщиной.

Но нас не убеждают ни указания в религиозных текстах о том, что женщина — рабыня мужчины; ни выводы наших мам о том, что сначала всё-таки нужно заботиться о муже, чтобы был успешен, — а потом успех почти наверняка придёт и к тебе; ни огромный пласт литературы на эту тему; ни рассказы на Sexytales.ru, героини которых, подчиняясь мужчинам, творят невообразимые вещи — и при этом счастливы.

Нас убеждают борцы за права женщин. Вовсю рассказывая, как это здорово — управлять своей жизнью без чьей-либо помощи, как женщины добиваются справедливости по отношению к себе, — они почему-то умалчивают о том, какую страсть вызывает подчинение. А когда кто-то, вроде Полин Риг и Жюста Жакена, осмеливается показать усладу рабства, они набрасываются на них, как волчицы.

Хотя нет: волками могут быть только мужчины. Феминистки же, скорее, крысы. Благодаря своей массовости, они могут сожрать и волка, и льва, и даже медведя, не оставив от них ни клочка. Но ни одна подобная победа не принесёт стае крыс славу.

И я была одной из них. Ещё не разменяв третий десяток, я получила первую возможность стать мудрой и подчиниться мужчине — моему отцу. И с треском упускала её. Хамила, злилась, пыталась сорвать сватовство. А теперь, когда попытка не удалась, билась в истерике. Разумеется, в магазин не поехала; заперлась в комнате и громко отклоняла все требования отца. В конце концов, к нему обратилась мама: «Фехри, любимый, подойди, пожалуйста!», — увела его на кухню, и, наверное, объяснила, что со мной.

Во всяком случае, одна из лавок с платьями сегодня недосчиталась одной клиентки. Все разошлись по своим делам, а я попыталась подумать, что же делать дальше. Но мысли не шли в голову. Записав на листочке «побег с Азером» и спрятав его поглубже в ящик, чтобы обдумать позже, я уснула.

Проснулась в 6 утра; поняла, что проспала часов 14, не меньше. И обнаружила, что одно положительное последствие решения моего отца всё-таки есть: сегодня я совершенно спокойна — в отличие от предыдущих девяти дней. Напротив: на душе была какая-то труднообъяснимая лёгкость.

Кроме того, в голове как будто что-то перестроилось. Я давно знала, что красива. Но знать и понимать — не одно и то же. И сейчас, стоя перед зеркалом в одних трусиках, я разглядывала себя, стараясь не упустить из виду ни одну деталь: ни родинки, ни одиноко торчащей волосинки, ни пушка между ног. И, конечно, обводя взглядом обе груди, задерживаясь на сосках, скользя им по бёдрам... Поворот в профиль; легко провожу пальчиками по ягодице, слегка касаюсь им сосочка, любуюсь талией...

Я — само совершенство! Да, вряд ли меня возьмут на показ мод или в «Плэйбой», но я нравлюсь мужчинам — причём мужчинам полноценным, обладающим чувством юмора и имеющим на всё собственное мнение. И мнение о красоте у них совершенно не совпадает с мнением редакций и модельеров: для них эталон — не цифры на сантиметре у портного, а я — целомудренная девушка с аппетитными формами; которую, однако, судя по нынешней кондиции моей 37-летней матери, никогда нельзя будет назвать толстой.

В теле появились какое-то ощущение сладкой истомы, которое заставило вытянуться, потупить взор и медленно одарить себя лёгкой улыбкой: я начала ОСОЗНАВАТЬ свою красоту, и процесс осознания затягивал меня всё глубже. Но надо было думать о другом...

Нашла купленное год назад платье. Будучи представительницей южных народов, растущих быстрее русских ровесников, я практически выросла ещё в прошлом году, и платье было мне как раз. Надевалось оно лишь однажды, на день рождения двоюродной сестры Набат, а потому Латиф наверняка не видел меня в нём. Да и не заслужил он нового: хоть бы как-то поинтересовался, хочу ли я вообще замуж! По телефону (в Контакте бы зафрендился, там для друзей написан номер), по мейлу...

Сочетание светлой кожи и чёрных волос позволяло ограничиться подводом ресниц. Но мне хотелось выглядеть отпадно: когда я всё-таки сорву свадьбу, Латиф будет знать, что потерял! Поэтому над макияжем пришлось изрядно потрудиться. Затем надела трусики, колготки в цвет кожи поплотнее (на улице стоял февраль) и платье кораллового цвета длиной чуть выше колена, чей вырез подчёркивал мою грудь.

Туфли выбрала на среднем каблуке в тон платья, на талию повязала тонкий чёрный пояс. Образ довершили мельхиоровый кулон на шнурке, бижутерийные бусы, любимые многочисленные браслеты на левой руке, а также огромные кольца в ушах. Аккуратно расчесала чёрные прямые волосы с пробором посередине.

В зазеркалье показалась то ли цыганка, то ли итальянка. Хотя... Нет, браслеты я таки сниму. Оставлю парочку. И с макияжем переборщила; пойду убирать лишнее...

Теперь — итальянка.

В ресторане я сразу обратила внимание всех мужчин, сидящих в зале. И только сейчас поняла: сладкая утренняя истома никуда не делась. По телу как будто пошёл небольшой ток, вызвавший лёгкий мандраж. И я была легка и спокойна: со всеми общалась, всем улыбалась, шутила — хотя и в меру. У меня словно выросли крылья; мужчины глазели на меня, словно я была единственным источником света в ресторане, провоцируя пришедших с ними дам ревниво смотреть на спутников.

Наконец пришёл Латиф с красивым букетом из роз и моих любимых гербер; кроме того, в качестве подарка он вручил шикарный косметический набор и духи с фантастическим ароматом. Да и сам Латиф заметно изменился с тех пор, как я его видела в последний раз несколько лет назад: вырос, состриг хаер, голос стал мужественнее.

— Гюнай, ты выйдешь за меня замуж? — задал он главный вопрос. И попал в точку.

Обычно сватовства проходят так, словно молодые уже дали друг другу согласие — хотя зачастую и жениха-то никто не спрашивает, а уж невесту почти всегда просто ставят перед фактом. Поэтому я намеревалась отказываться по собственной инициативе, устроив заодно небольшой скандал.

Своим вопросом Латиф перехватил её, фактически открыв забрало. Прилюдно унижать мужчину отрицательным ответом считается неприличным, обычно его передают через отцов — а он дал мне возможность, которую я так ждала!

Я стояла перед ним с флаконом духов. Красивый мужчина, его бархатный баритон, очень похожий на голос тогда неизвестного мне певца с кассеты, которую отец лет десять назад слушал, совершенствуя русский язык. Этот запах, эти цветы... Истома плавно начала перетекать вниз живота. Напряжение подскочило — ток вырос; мандраж был готов завладеть рассудком. Нужно было взять себя в руки и заявить о своём решении; я закрыла глаза и наклонила голову, чтобы сосредоточиться и сказать своё слово. В голове тот же голос из детства запел: «Электричество смотрит мне в лицо и просит мой голос... «; но запах духов стал насыщеннее и расслабил мои губы в лёгкую улыбку. Я вдохнула его полной грудью, одновременно вытянувшись...

... В этом состоянии меня и запечатлели беспристрастные фотоаппараты.

Отец Латифа, Фаяз, зааплодировал первым:

— Поздравляю! Очень рад, что у нас будет такой член семьи, как ты, Гюнай!...