Дюймовочка (Uncensored)

А майскому жуку и горя мало. Он уселся на ветке большого дерева, усадил рядом Дюймовочку и сказал ей, что она ему очень нравится, хоть и совсем не похожа на майских жуков. Члена у жука не было. Зато был длинный и ловкий язычок. Он приказал девочке раздвинуть ножки и тут же принялся жадно лизать ее мокрую щелочку.

Потом к ним пришли в гости другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они с любопытством сначала разглядывали Дюймовочку, а потом по-очереди тоже начали ее вылизывать. Бедная девочка билась в конвульсиях от непрекращающегося невероятного наслаждения, которое дарили ей жуки. Она давно сбилась со счета, сколько раз она кончила за сегодня. Но ей, к собственному стыду, хотелось еще и еще. Жучиные дочки в недоумении разводили крылышками.

— У нее только две ножки! — говорили одни.

— У нее даже нет щупалец! — говорили другие.

— Зато у нее есть эта странная щелочка между ног, — возражали третьи

— Какая она слабенькая, тоненькая! Того и гляди, переломится пополам, — спорили другие.

В конце концов жуки устали лизать и решили:

— Очень на человека похожа, и к тому же некрасивая

Даже майскому жуку, который принес Дюймовочку, показалось теперь, что она совсем нехороша, и он решил с ней распрощаться — пусть идет куда знает. Он слетел с Дюймовочкой вниз и посадил ее на ромашку.

Дюймовочка сидела на цветке и плакала: ей было грустно, что она такая некрасивая. Даже майские жуки прогнали ее! А ведь ей с ними было так хорошо!

А на самом деле она была премиленькая. Пожалуй, лучше ее и на свете-то никого не было.

Все лето прожила Дюймовочка одна-одинешенька в большом лесу. Она сплела себе из травы колыбельку и подвесила ее под большим листом лопуха, чтобы укрываться от дождя и от солнышка. Она ела сладкий цветочный мед и пила росу, которую каждое утро находила на листьях. Тонкие тычинки дарили ей радость по ночам, и каждый раз она выбирала себе тычиночку все толще и толще. А однажды она придумала вставить тычинку себе в попку. И так ей это понравилось, что с тех пор она стала брать на ночь сразу две тычинки и вставляла их в две дырочки одновременно.

Так прошло лето, прошла и осень. Близилась долгая холодная зима. Птицы улетели, цветы завяли, и толстых упругих тычинок было уже не найти. Большой лист лопуха, под которым жила Дюймовочка, пожелтел, засох и свернулся в трубку.

Холод пробирал Дюймовочку насквозь. Платьице украла жаба, а девочка была такая маленькая, нежная — как тут не мерзнуть! Пошел снег, и каждая снежинка была для Дюймовочки то же, что для нас целая лопата снега. Мы-то ведь большие, а она была ростом всего-навсего с дюйм. Она завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел, и бедняжка сама дрожала, как осенний листок на ветру.

Тогда Дюймовочка решила уйти из лесу и поискать себе приют на зиму.

За лесом, в котором она жила, было большое поле. Хлеб с поля уже давно убрали, и только короткие сухие стебельки торчали из мерзлой земли.

В поле было еще холоднее, чем в лесу, и Дюймовочка совсем замерзла, пока пробиралась между высохшими жесткими стеблями.

Наконец она добрела до норки полевой мыши. Вход в норку был заботливо прикрыт травинками и былинками.

Полевая мышь жила в тепле и довольстве: кухня и кладовая у нее были битком набиты хлебными зернами. Дюймовочка, как нищенка, остановилась у порога и попросила подать ей хоть кусочек ячменного зерна — вот уже два дня во рту у нее не было ни крошки.

— Ах ты, бедняжка! — сказала полевая мышь (она была, в сущности, добрая старуха). Ну иди сюда, погрейся да поешь со мною!

И Дюймовочка спустилась в норку, обогрелась и поела.

— Ты мне нравишься, — сказала ей мыть, поглядев на нее блестящими, как бисер, черными глазками. — Оставайся-ка у меня на зиму. Я буду кормить тебя, а ты прибирай хорошенько мой дом да соси мне клитор перед сном, покуда не кончу — я до этого дела большая охотница.

И Дюймовочка осталась.

Она делала все, что приказывала ей старая мышь, и жилось ей совсем неплохо в теплой укромной норке. Каждый вечер она послушно ласкала клитор хозяйки, хотя он был для нее таким большим, что едва влезал в ее маленький ротик. Но Дюймовочка очень старалась, за что иногда получала от хозяйки награду. Девочка становилась рачком, а старая мышь трахала ее кончиком своего хвоста то в одну, то в другую узкую дырочку.

— Скоро у нас будут гости, — сказала ей однажды полевая мышь. — Раз в неделю меня приходит навестить мой сосед. Он очень богат и живет куда лучше меня. У него большой дом под землей, а шубу он носит такую, какой ты, верно, и не видывала, — великолепную черную шубу! Выходи, девочка, за него замуж! С ним не пропадешь! Одна беда: он слеп и не разглядит, какая ты хорошенькая. Но зато член у него потоньше, чем моя пуговка. Я к тому, что больше всего на свете этот старый развратник любит, когда ему отсасывают. Я раньше сама это делала частенько за пару зерен, пока случайно не укусила его. Зубки-то у меня видишь какие острые! Так что ты уж постарайся угодить ему.

Но Дюймовочке вовсе не хотелось выходить замуж за богатого соседа и отсасывать тому по несколько раз в день. Ведь это был крот — угрюмый подземный житель. Да к тому же старый.

Вскоре сосед и в самом деле пришел к ним в гости.

Правда, шубу он носил очень нарядную — из темного бархата. К тому же, по словам полевой мыши, он был ученый и очень богатый, а дом его был чуть ли не в двадцать раз больше, чем у мыши. Но он терпеть не мог солнца и ругал все цветы. Да и немудрено! Ведь он никогда в жизни не видел ни одного цветка.

Хозяйка-мышь сразу заставила Дюймовочку пососать у дорогого гостя, и девочка волей-неволей сделала это, да так хорошо, что крот пришел в восхищение. Но он не сказал ни слова — он был такой важный, степенный, неразговорчивый...

Побывав в гостях у соседки, крот прорыл под землей длинный коридор от своего дома до самой норки полевой мыши и пригласил старушку вместе с приемной дочкой прогуляться по этой подземной галерее.

Он взял в рот гнилушку — в темноте гнилушка светит не хуже свечки — и пошел вперед, освещая дорогу.

На полпути крот остановился и сказал:

— Здесь лежит какая-то птица. Но нам ее нечего бояться — она мертвая. рассказы о сексе Да вот можете сами поглядеть.

И крот стал тыкаться своим широким носом в потолок, пока не прорыл в нем дыру. Дневной свет проник в подземный ход, и Дюймовочка увидела мертвую ласточку.

Должно быть, бедная птичка погибла от холода. Ее крылья были крепко прижаты к телу, ножки и голова спрятаны в перышки.

Дюймовочке стало очень жалко ее. Она так любила этих веселых легкокрылых птичек — ведь они целое лето пели ей чудесные песни и учили ее петь. Но крот толкнул ласточку своими короткими лапами и проворчал:

— Что, небось, притихла? Не свистишь больше? Вот то-то и есть!... Да, не хотел бы я быть этакой пичужкой. У них же даже членов нет! Только и умеют топтать друг дружку, да щебетать. Никакого удовольствия!.

— Да, да, — сказала полевая мышь. — Какой прок от этого топтания и щебета?

Дюймовочка молчала. Но когда крот и мышь повернулись к птице спиной, она нагнулась к ласточке, раздвинула перышки и поцеловала ее прямо в закрытые глаза.

«Может быть, это та самая ласточка, которая так чудесно пела летом, и возбуждала меня своим пением — подумала девочка. — Сколько волшебных оргазмов принесла ты мне, милая ласточка!»

А крот тем временем снова заделал дыру в потолке. Потом, подобрав гнилушку, он проводил домой старуху мышь и Дюймовочку, трахнув обеих напоследок из вежливости. Кончил он в Дюймовочку, затопив ее маленькую дырочку до самых краев. А когда он ушел, мышь сама подмыла девочку своим язычком.

— Хоть он и старый слепой урод,...  Читать дальше →