Я маленькая лошадка

рассказы эротические Если вы согласитесь их исполнить, требуйте все, что сочтете нужным.

— И какие же, если не секрет?

— Люблю лошадок. Давайте вы будете моим сексапильным пони. Вы вся такая статная, маленькая, чернявенькая, с красивой попой, которая заслоняет мне свет. Я же буду вашим погонщиком в разноцветном халате шейха.

«Боже мой! Только что я радовалась солнышку, сосредоточилась на ебле с чуваком, которого не хочу, что-то в себе взрастила, чуть запели струны, шла как в храм и на тебе! Только бы не продешевить».

— Хочу столько, — и, достав помаду из сумочки, написала на салфетке цифру.

Взглянув подслеповатыми глазами, Олежа согласился.

— Сумму всю сразу и сейчас.

— Конечно, золотко.

Он ушел в кабинет, расположенный в углу и украшенный монументальной дверью. Вернулся через минут пять, держа в руках плотный конверт, и протянул Нонке.

Она цапнула его холеной ручкой, и он исчез, как дым из пластиковой бутылки наркомана, в анналах ее сумки.

— Что мне надо делать?

— Для начала разденься. Потом определимся по мере продвижения.

Поставив стакан на мраморный столик, Нонка начала раздеваться.

Что сказать? Хороша была чертовка: сочные наливные сиськи, смотрящие на мир розовым кварцем соска, полные бедра, скованные резинкой чулок и рвущиеся молочностью агата наружу, завораживали, тугой животик с вкраплением милого пупка, и, несомненно, задница карибской горячей телки, от которой невозможно было оторвать взгляд. Выпуклые полушария были настолько хороши, что казалось, вопьешься зубами и брызнет наружу мед, как из сочного яблока.

Олег залюбовался медленностью движений, сводящей с ума грациозностью, и его кол встал дыбом, рвясь мустангом наружу. Он почувствовал себя ковбоем, усмиряющим дикую огненную лошадку.

— Ноночка, трусики сними и лифчик. Встань вот на этот мягкий ковер раком.

Нона встала раком, выгнув спинку и великолепная задница приоткрыла взору безумца, пьянящий бархатный анус, с вкраплением двух родинок.

Олежа затрясся рябью, подбежал к бару, налил виски и выпил залпом. Приходило облегчение, в котором растворялись лишние цели.

Он скинул с себя одежду рывком, подошел к стоящем Нонке и провел кончиками пальцев по спинке, впитывая бархатистость кожи. Остановился на попке: помял руками полушария, наклонился, и вцепившись со всей мочи, начал жадно лизать. Его шершавый язык полировал задницу Ноки, как паста Гойи, стеклянную линзу — чисто, виртуозно, легко и искусно.

Нонка завиляла попцом от удовольствия, и оттопырила ее еще больше, впуская его язык в маленькую шоколадную щель. Он похозяйничал и там. На Нонку накатила волна сильнейшего возбуждения, она готова была отдать шикарный попец на растерзание сию минуту.

Но, Олежа был безупречен в своем безумии. Он поднялся и ушел вглубь огромной залы. Выудил из комода кожаное седло, и вернулся к Нонке с фанатичным взглядом отца Торквемады.

Он слегка смахивал на алкаша перед зеркалом, который базарит сухими губами за прошлое и сам себя перебивает.

Нонке захотелось вскочить и рвать когти из сей шедевральной фантазии. Но деньги, лежащие на дне сумочки, пересилили сей момент.

— Моя чудесна Поночка, давай я одену попоночку и прилажу седло. С ним мы поедем в изумрудный город к ужасному и могучему волшебнику, просить для Олежки колесо фортуны и маленькую повозку идей, — засюсюкал он в посталкогольной амнезии, — ну, а Ноночка, как Гингема повезет меня туда, перебирая километры шикарными ягодицами, и коленками шурша по мелкому пески дороги.

Кровь застыла в Нонкиных жилах, пару раз она сглотнула слюну и потрясла кудрявой головой, отгоняя наваждение. Наваждение никуда не делось. Оно прилаживало к Нонкиной покрытой попоной спине кожаное диковатое седло. Его пальцы впивались в тело с липкой жадностью. Он трясся от возбуждения. И вот когда картина века была практически завершена, он одним мазком спермы закончил шедевр, заполировав Нонкину попку от невзгод, которые должны были повстречаться в бесконечном странствии.

«Я не знаю умных слов (молчите поручик), мне не хотелось бы нарушать своим изумлением сей фанатизм» — подумала Нонка.

Тем временем, Олег устроился в седле на спине Нонки, будто он всю жизнь выгуливал в кулуарах вот таких пони. Хлопнул по белому полушарию, отчего попа Нонки заволновалась и пошла рябью в мурашках:

— Но, мой Буцефал! Впереди у нас дорога, так что начинаем медленно и переходим на рысь.

Нонка начала переставлять руки и ноги, неся на себе груз семенящего длинными ногами героя. Он в запале поднял руки и начал выкрикивать слоганы:

— Я маленькая лошадка И мне живется не сладко
Мне трудно нести мою ношу настанет день и я ее брошу
Я маленькая лошадка но стою очень много денег
И я везу свою большую повозку с того на этот берег

Нонку обуял жуткий внутренний мандраж, переходящий в дикий вопль.

— Запомнила? Едем и поешь песенку, — он подхлестнул ее двумя руками хлопнув по ягодицам.

Нонка везла его на своей спине, как присосавшегося моллюска, и пела, и слезы катились из ее прекрасных восточных глаз, застилая путь.

Олежа же сидя верхом дрочил. Его хуй набирал цвет и мощь, как знамя сверхдержавы. Внезапно, он сказал — тпру, ударив больно Нонку пятками по бокам и сошел с нее, как Давид к страждущим.

Взмыленная Нонка сипло дышала и чертыхалась ногами. Упала на грудь, отставив задницу, чем этот любитель извращений и воспользовался.

Лихим кавалерийским шагом он подбежал к ней, и плюнув смачно на попку, вогнал свой хуй со всего маху в истекающую рабочим потом задницу. Нонка взвизнула, но он сильно надавил рукой на седло и вцепившись в гриву Нонки начал жестко ебать ее карибскую задницу, заходя все глубже и дальше в рыхлый смак кишок. Ее задница приоткрылась настолько, что когда его кол выходил из нее, черная бездна заглядывала прямо в душу, маня своим необузданным хаосом.

Нонка от такого перфоманса начала кончать бурно и долго, сотрясаясь всем телом, как полковая лошадь после бега с препятствиями. Она натужно хрипела, чем довела Олежу до безумия и он толчками кончил в развороченную хуем задницу.

Нонка упала, крикнув:

— Загнанных лошадей на переправе пристреливают, — отключилась.

Олег стоял и смотрел, как из Нонкиной задницы вытекает его сперма. Он подпрыгнул и присосался своим ртом к ней, высасывая все до последней капли.

«Вот, блять, послал бог еблана. Думаю, с сего дня моя жизнь потечет плавным молочно-белым потоком», — последнее, что пришло ей в голову.