Дистрибьютор. Глава 10

Злата проспала глубоким сном двадцать часов. Только к вечеру следующего дня чары Морфея уступили место другому более сильному чувству, которое поставило армянку на ноги и ураганным ветром понесло на кухню. Голенькая куколка поглощала еду со страшной скоростью. Я испугался, что она обожрётся, и её начнёт тошнить. Мы договорились не усердствовать в первый раз, покушать ещё раз ночью, если возникнет желание.

Желание возникло, и я снова следил за тем, чтобы она не обожралась. Если в первый раз Злата одна осилила огромную сковороду жаренной картошки, которую я рассчитывал на три дня, одна съела яичницу из пяти яиц, десять сосисок, предварительно отваренных мною в кастрюльке, то ночью эта миниатюрная бестия взялась за хлеб с молоком и вареньем. Я боялся, что неизвестный недуг вызвал полное отсутствие меры в её организме. Злата точила по-страшному, пугая меня механическим пережёвыванием всего съедобного. К пяти утра она, наконец, успокоилась и уснула.

Наступил понедельник. Мне нужно было идти на работу. Я оставил записку на кухонном столе в надежде на то, что Злата найдёт её там, когда проснётся. После произошедшего я слабо представлял себе обязанности Ключника.

«В любом случае, — думал я, выходя из подъезда, — пора позвонить старому импотенту Мюллеру и спросить, как у него дела».

Я по-прежнему не знал, что вызывает страшную болезнь, поразившую Злату, но уже понимал, что девушки боятся помешательства, приводящего к смерти, и поэтому цепляют замки на вагины. Кольцо Ключника всё это время оставалось на моём члене, придавая уверенности. Что-то подсказывало мне, что именно в нём кроется тайна чудесного исцеления армянки.

«Как ни крути, но ей стало легче», — вспоминал я прошлую ночь.

Злата уже не орала, не мастурбировала и не бросалась на меня, как ненормальная.

Я дошёл до угла дома, и тут лицом к лицу столкнулся с двумя представителями доблестной милиции.

— Дмитрий Николаевич? — они сразу узнали меня. — Пройдёмте, пожалуйста, — один из них взял меня за локоть.

Валять дурака, лохматить ментам бабушку не представлялось возможным. Я жил на съёмной квартире и никогда в руках не держал повестку, открещивался от неё по телефону, как мог, когда мама звонила.

— Аккуратно порви на тысячу кусочков и выкинь в мусоропровод, — учил я её. — А если придёт участковый, скажи, что уехал в Россию на заработки, скажи, что женился, что ему там хорошо и он ждёт российского гражданства. А если наступит война, то он всё равно за наших воевать будет, так что пускай там в военкомате не беспокоятся за его судьбу и спят спокойно. Родина на замке.

На замке...

И вот доблестные стражи ведут меня в милицейский уазик, сажают на заднее сиденье, предлагают «прокатиться в участок», чтобы «задать пару вопросов». Возражений у меня, конечно, нет. Я рад-радёшенек стараться, помогать в расследовании серьёзного правонарушения.

Мы приезжаем к солидному старому зданию в районе «Парка Челюскинцев», на входе часовой, на стоянке служебный транспорт с признаками власти: маячки, символика, тонированные стёкла. Меня ведут по пути наименьшего сопротивления, я только успеваю выхватить глазами табличку над входом: «Главное управление по наркоконтролю и противодействию торговле людьми». Поднимаемся на второй этаж, вокруг люди в милицейской форме, суетятся, шмыгают по кабинетам. Проходим в дальний конец коридора, распахиваем высоченную железную дверь, чёрную, с позолоченной вывеской: «Начальник Главного управления Хомич Виктор Владимирович». Конвой запихивает меня в приёмный покой и закрывает дверь за спиной.

Девушка-мент в форме, стоящая у шкафа, оборачивается на секунду:

— Дмитрий Николаевич? Присядьте, пожалуйста.

Её приказ, выраженный глубоким грудным голосом, не терпит отлагательства. Я валюсь в стул возле стенки, пережёвываю остатки смысловых реакций на происходящее.

«Эко меня занесло», — сдерживаю тяжкий вздох, чтобы не привлечь внимание хозяйки предбанника, которая тем временем полезла в самый нижний ящик.

Это вчерашняя выпускница Академии МВД, а, может, просто студентка, проходящая практику. В любом случае молодая коза напялила голубую рубашку с погонами, тёмно-синий галстучек, короткую юбку из такого же плотного, как школьная форма, материала, бесцветные блестящие колготки, чёрные замшевые ботильоны, выставила всё это добро на показ, согнувшись в три погибели возле шкафа. У неё шикарная грушевидная задница, дешёвые коровьи ляжки на тонких козьих копытцах.

— Не надоело пялиться? — коза выпрямляется, гневно смотрит на меня. Суровое детское личико, раскрасневшееся, излучает ненависть, наглый ментовской взгляд не знает пощады, подавляет всё сентиментальное в человеке. Она могла бы работать на скотобойне.

Голубоглазая фурия с шапкой русых волос, затянутых на затылке, мечет искры из глаз. Грациозна, как фавн, вышагивает к столу, садится, меняя ракурс зрения. Я был бы рад провалиться под стол. Только за столом она, а я — напротив. Стол к тому же без передней стенки, сквозной. Начальник, видно, решил позабавиться.

— Что же ты не смотришь? — фурия раздвигает ноги под столом. — Смотри, — она приказывает, и я не могу ослушаться. Пялюсь, как дурак, ей в промежность. Там обычные белые трусики.

— Всё посмотрел? — она холодна как айсберг. Сурова и безжалостна.

— Да, — мычу в ответ, отвожу глаза в сторону, стыдливо прикрывая их рукой.

Сложно назвать то, что произошло, актом интимного откровения. Скорее, это был акт визуального изнасилования.

— Может, ты извращенец? — девушка в погонах шипит, извергая ненависть. Её холодный ледяной взгляд парализует волю. — На идиота вроде не похож. Не наркоман, — она снова раздвигает ноги под столом. — Явно не наркоман.

Звонок стационарного телефона на столе прерывает рассуждения озабоченной стервы.

Выслушав краткие указания, она кладёт трубку, кивает мне в сторону двери, злорадно улыбаясь:

— Иди. Там тебе щас вставят по самые помидоры, — сука смакует каждое слово. Особенно «самые».

В кабинете Хомича творческий беспорядок. эротические рассказы Сам полкан — настоящий волкодав, прирождённая ищейка. Взгляд выбивает признания без слов. Острые усы, острые ледяные глаза, острый бесформенный нос — всё это на упитанной харе с двойным подбородком и мешками под глазами. Здоровый кабан с зачёсанным чёрным ворсом пасёт меня странным неуютным взглядом.

— Присаживайтесь, — сипящим голосом возвещает он начало допроса с пристрастием.

На нём форменное обмундирование: школьный костюм из толстой, как картон, материи, цвета морской тины, голубая рубашечка, чёрный галстучек. Ромбовидный значок, погоны, железные блестящие пуговки — вот и все мужские украшения. Женщины бальзаковского возраста тащатся от таких полканов. На вид ему не больше сорока.

Соблюдя минимальные приличия, волкодав переходит к делу:

— Где вы находились в субботу 16 мая в период с 19 до 24 часов?

— У себя дома, — выпаливаю я. Перед глазами всплывает картина, где я торчу в керамическом бачке, свесив яйца в белую чашу.

Он не верит ни единому слову:

— Вам известно, что за дачу заведомо ложных показаний вы несёте уголовную ответственность?

Я впадаю в ступор. Ещё бы мне это было не известно. Но не это главное. Полкан ведёт разведку боем, не обозначив мой статус. Кто я для него — свидетель или подозреваемый, — пока не понятно. Раскрыться, начать давать чистосердечные признания я не готов. Ведь приняв присягу Ключника, я невольно стал рабовладельцем. А это уже статья. Попробуй докажи потом, что ключ на шее, отмыкающий как минимум четыре вагины, не выражает моё личное отношение к делу.

— Да, известно, — я нервно сглатываю, сознавая, что запутался.

Хомич растягивается в хитрожопой ухмылке. Сейчас выложит последний козырь:

— Поступил сигнал, что вы приняли участие в тайном ритуале, связанном с торговлей людьми....