Не моё! Ликвидация безграмотности

озабоченные извечной проблемой размножения. Диспуты в туалете обрели новый импульс. Девчонки сбросили зимние одежды, что вызвало особый прилив живого непреходящего интереса к ним со стороны пацанов. Ещё бы, платья и юбки девочек стали такими короткими, что почти любое движение их обладательниц приводило к тому, что мелькал край маленьких трусиков и это приводило всех парней в жуткое возбуждение. Дух любви заполнил школьные коридоры.

А особенно раздевалки, куда всё ещё нужно было сдавать плащи и куртки, но именно здесь, в раздевалке, девчонку можно было слегка зажать в угол, и, если она не сильно сопротивлялась, что означало, что ей приятны такие заигрывания, так вот, если она не визжала, не кусалась, а лишь молча старалась отдёрнуть жаркие, обхватившие её грудь ладони, то можно было ещё понаглеть и скользнуть к ней рукой под юбку, в диким восторгом ощутив под пальцами её тугой, плоский живот, ладно обтянутый тонкими колготками поверх маленьких, смешных трусиков.

А если девчонка была без колготок! Тогда это был полный отпад!

В середине марта Лешка радостно объявил, что «сделал Ленке». Теперь он стал почти на одну ступень с Петькой, а Сашка чувствовал, что скатывается все ниже и ниже, что его скоро будут пускать в туалет только по нужде.

Сделал и проваливай! И хотя никто его никак не унижал, над ним не смеялись, но он сам чувствовал свою ущербность. Пацаны громко смеялись над очередным анекдотом, а он молчал, особенно, если в анекдоте шла речь о том, как у кого-то не получилось. В анекдотах это было смешно, но Сашка знал, что это совсем не смешно в жизни. В анекдотах у кого-то «плохо стоял», а у Сашки с этим было всё чудесно, но он всё равно очень переживал из-за того, что у него с Наташей ничего не выходит.

— Как живёте-можете?

— Живём хорошо — можем плохо!

— Значит, выходит — хорошо?

— Выходит хорошо — входит плохо!

Петька громко ржал, рассказывая этот анекдот, а Сашка думал, кто сочиняет эти анекдоты? Всё новые и новые! Неужто они рождаются сами?

Сашка очень страдал.

Хотя его отношения с Наташей, казалось бы, не изменились. Теперь они подолгу гуляли вечерами, у них была своя беседка в детском садике, часто они шли на стадион или в школьный двор, всюду они находили тихое местечко, где им никто не мешал и можно было целоваться до боли в губах, расстёгивать многочисленные пуговицы и трогать, ласкать горячую девичью кожу, грудь, бедра, живот.

И там, внизу, между ног.

Это было какое-то волшебное место. Когда его пальцы достигали горячей, влажной щёлки — Наташу словно подменяли. Она стонала и охала, она крепко сжимала его руку, сжимала, но не отталкивала, Сашка знал, что ей очень нравится то, что он делает, он даже спросил её, как ей лучше, когда его палец вот тут или тут. «Чуть выше», — едва слышно прошептала она. Он стал трогать её повыше, удивляясь, что навстречу его пальцу выскочил какой-то маленький язычок, Сашка слегка коснулся его, и девушка громко застонала, она стала резко дёргаться на его коленях, она вскрикнула, что это с ней, и тут он понял, он вспомнил, что Петька говорил, как девчонки кончают от того, что их гладят в этом месте. Поэтому он ещё крепче прижал к себе Наташу, она дёргалась так, что могла и упасть, но Сашка все держал и держал её, продолжая свои бесстыдные погружения пальца.

И вдруг она затихла. Её тело как-то странно потяжелело.

Она дышала жарко и глубоко. Её голова бессильно лежала на его плече.

Сашка продолжал слегка шевелить пальцем.

— Не надо больше, — едва слышно прошептала она, тронув его руку.

— Что с тобой? — спросил он тихо.

— Не знаю.

— Тебе было хорошо?

— Да. Но мне стыдно.

— Почему?

— Не знаю. Какие-то животные инстинкты.

— Знаешь, что это было?

— Что?

— Ты, похоже, кончила.

— Да, наверное.

— Я слышал, девчонки сами себе так делают. Это правда?

— Да, некоторые делают.

— А ты делаешь?

— Нет.

— Значит, это впервые?

— Так сильно — да. Прежде было что-то похожее, помнишь, в подъезде?

— Помню. И что ты чувствуешь?

— В голове пусто. Всё тело звенит, как после гриппа. Лёгкость какая-то.

— Наташа.

— Что?

— Я очень хочу по-настоящему. Что ты молчишь?

— Не знаю, что сказать.

— Давай, сделаем это.

— Я боюсь.

— Чего боишься? Мы ведь любим друг друга. Правда?

— Правда. Но я боюсь.

— Ты не представляешь, как я хочу. Я умираю от любви к тебе.

— А если мы договоримся с тобой?

— О чём?

— Ну, я знаю, что эта проблема не только у нас с тобой...

— А у кого ещё?

— Почти у всех девочек, которые встречаются с мальчиками.

— И что?

— Я знаю, что почти все делают так.

— Как?

— Ну, так, как ты сделал мне сейчас. А девочки это делают мальчикам.

— Как?

— Не придуряйся! Ты знаешь, как.

— Но ведь это совсем не то.

— А ты знаешь, как «то»?

— Нет. Но я думаю, что совсем по-другому.

— Но, если нельзя иначе, то лучше так, чем никак.

— Ну, наверное. Только, почему нельзя?

— Можно подумать, ты не знаешь!

— Не знаю. Почему?

— Потому что я ещё ни с кем.

— Ну, так давай со мной. Или ты мне не доверяешь?

— Доверяю. Но нужно потерпеть.

— Сколько терпеть? Ты посмотри на наш класс. Или на ваш. Все перетрахались!

— Как грубо ты говоришь! Так уж и все!

— Не все, конечно. Развитие у многих задерживается.

— Что значит «задерживается»?

— А то и значит, что у некоторых девочек ни сиськи, ни письки.

— Фу, какой ты!

— Ну, посмотри на Таню Горелину.

— А что? Она очень хорошая девочка.

— Не спорю. Но Танечка не вызывает никаких греховных мыслей.

— Потому что вы все коты.

— Кто коты?

— Вы — парни. Только об одном и думаете.

— А вы, девочки, об этом не думаете? Только честно.

— Думаем. Но иначе, чем вы.

— Не смеши. Вы просто боитесь, вот и вся разница.

— А вы не боитесь?

— Чего?

— Беременности. Огласки.

— От беременности есть средство. От огласки тоже.

— Какое?

— Выбирать парня, которому доверяешь.

— Дело в том, что мы, девчонки, мечтаем, чтобы звучала одна нота, а вам, парням хочется пробежаться по клавишам.

— Говоришь мудрёно, но понятно.

— И потом мы все же кое-что теряем, а вы нет.

— Ну эта потеря только для первого раза.

— Но каждый хочет, чтобы первым был он.

— Тут ты права. Но я-то о другом.

— О чём?

— О том, что многие обогнали нас с тобой.

— Ну ведь не все.

— Ещё не хватало, чтобы — все.

— Потом, пацаны часто привирают. Так что — не все нас обогнали.

— Конечно! Не все, но большинство. Но главное даже не в том, все или нет.

— А в чём?

— В том, что я хочу тебя. Люблю, понимаешь?

— Понимаю. Если любишь — потерпишь.

— Сколько?

— Не знаю. Я ещё не готова к этому.

— Что значит «не готова»? Ты вспомни свадьбу или как тогда у меня дома!

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты была вполне готова! Просто я был лопух.

— Тебе не кажется, что ты мне хамишь?

— Кажется. Извини. Хотя, согласись, я был лопух.

— Ты мой глупенький, хороший мальчик.

— Да, да. Твой. Глупенький. Я хочу тебя.

— Терпи.

— Скоро терпелка лопнет.

— Не лопнет.

— Лопнет.

Наташа притихла. Ему даже показалось, что она заснула.

Он сидел, не шевелясь, боясь её потревожить. Он думал.

Он был поражён.

Никогда они с Наташей ещё не говорили так откровенно.

Поди ж ты! Что важнее, добиться физической близости или вот такой степени откровенности? Разве он мог говорить так с какой-нибудь другой девчонкой? Нет, конечно.

Но всё равно очень хотелось.

Глава 8

До весенних каникул оставалась ...  Читать дальше →