Одна Любовь на всех. Часть 8

Оседлавшая белоснежный фаянс унитаза в позе орлицы на гнезде, Люба старательно пыхтела и кряхтела, выдавливая из своего организма субстанцию отнюдь на орлиные яйца не похожую ни цветом, ни консистенцией. Одетая только в старенькую, застиранную и мятую футболку, задранную сейчас на талию, девушка завершала сакраментальный вечерний обряд дефекации, когда в совмещенный санузел вихрем ворвался маленький худощавый паренек, росточком, пожалуй, пониже самой блондинки, да и в плечах пожиже, вылитый подросток лет шестнадцати. Взъерошенный, как воробей, и с глазами бешеной селедки правой рукой он зажимал маленькое, сморщенное достоинство, уже выпущенное в готовности из-под резинки заношенных спортивных штанов.

— Ух, ты! Когда только успела! — с нарочитым отчаянием воскликнул паренек, увидев занимающую унитаз Любу, и, молниеносно встав на цыпочки, отвернулся к раковине, на которую при желании девушка могла легко облокотиться.

Слишком компактно, если не сказать — тесно, было расположено все сантехническое оборудование в маленьком чистеньком и уютном помещении. Иногда в этом была какая-то своя, особая прелесть, но иной раз — и неудобства.

— Не ссы в раковину, Чак! — прикрикнула строго Люба. — В ванну давай, если уж засиделся, что совсем невтерпеж...

Парень послушно повернулся в сторону сияющей ослепительной белизной ванны и с облегчением выдохнул: «Уф!!!», пуская туда желтую бурную струю. «Кайф!»

Девушка, озоруя, чуть сдернула пониже его штаны, оголяя худую, бледную задницу без единого волоска. Хотела было шлепнуть играючи или, протянув подальше руку, прихватить за мошонку облегчающегося Чака, но передумала. Как бы он от неожиданности не обернулся к ней всем телом, а к такому половому изощрению, как «золотой дождь», Люба была сейчас не готова.

Приподнявшись, она подтерла задницу, а потом провела чистым листком туалетной бумаги по щелке. Следов крови не было. Ну, еще бы, четвертый день. На ночь можно и тампон не ставить! Кончились одни мучения, но, кажется, приближаются следующие.

В первый же вечер после ухода от Феди и Васи блондинке повезло наткнуться во вполне приличном и довольно дорогом баре на разношерстую компанию то ли хипстеров, то ли программистов, то ли просто бездельников от Интернета в возрасте от восемнадцати до сорока. Среди них и крутился вылитый мальчишка-подросток, которого все звали Малыш Чак. Или проще — по одному их этих имен. Понаблюдав немного совершенно не интересующимися ни пивом, которое кисло на их столиках, ни женским полом вокруг себя непонятными мальчиками и мужчинами, Люба как-то сразу выбрала для своих меркантильных целей именно этого пацана, оказавшегося, впрочем, не просто совершеннолетним и дееспособным, но и постарше её самой годами. Чаку уже исполнилось в этом году двадцать четыре.

Блондинка самым бесцеремонным и нахальным образом вытянула его из компании и незамысловатыми уговорами буквально заставила, похоже, мало что соображающего парня отвести её к себе домой. Наверное, никогда никто из знакомых Чаку женщин так агрессивно и нахраписто себя не вел. По счастью для блондинки, жил он один, пусть и в однокомнатной, но просторной и современной квартире, заставленной, кроме стандартной модной мебели, еще и кучей полуразобранных системных блоков, больших и маленьких мониторов, стареньких ноутбуков и еще какой-то технической аппаратурой, названия которой Люба просто не могла знать.

В тот удачный вечер, после ужина — не роскошного, конечно, но более, чем приемлемого после холостяцких пельменей и любимой, но надоевшей уже пиццы — и формального повторного знакомства девушка получила от обалдевшего от её настойчивости и чисто женских по логике аргументов Чака искреннее, пусть и запутанное на словах разрешение пожить вместе с ним недельку-другую. Тогда она решила, что наступает время чисто женской благодарности. Отлучившись на минутку, а затем выйдя из туалета, Люба громко и искренне пожаловалась на якобы внезапное наступление месячных. Ну, типа, прямо в этот час секунда в секунду. На её притворные переживания по этому поводу Чак, продолжающий сидеть у кухонного стола, просто махнул рукой: «Подумаешь, катастрофа какая... У тебя, кажется, такое регулярно случаться должно». Приняв его слова за приглашение к действию, блондинка присела перед пареньком на корточки, сноровисто освобождая его член от оков домашних брюк и просторных «боксерок». «Зачем?» — только и успел спросить Чак, как Люба приступила к священнодействию. С помощью умелых пальчиков, губ и язычка пенис хозяина довольно быстро налился силой и оказался вполне себе приемлемых средних размеров. И вот тут девушку поджидало неожиданное фиаско. Стоило ей буквально на несколько секунд отвлечься, глотнуть сока из оставленного на кухонном столе стакана, как смачная толстенькая сарделечка превратилась в уныло свисающую кожаную тряпочку. И так повторилось трижды, пока и сама Люба не плюнула на собственные труды, и Чак не пояснил, равнодушно и деловито: «Это всегда так. Я тебе говорить не стал сразу, ведь никто не верит, пока не убедится. Врач один мне сказал, что я — асексуал. Ну, не надо мне трахаться — и все. Пока руками или, там, языком — все в порядке, а через секунду я забываю об этом. Хоть голая тут при мне ходи, хоть одетая...»

Сперва Люба, как и все знакомые паренька, не поверила. «Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда!» — с юным максимализмом подумала она и погуляла, знакомясь с квартиркой поближе, и в самом деле голышом со свисающей из щелки ниточкой тампакса. Потом — в соблазнительном алом платье и туфельках, которые на всякий случай таскала с собой в большом пакете вместе с разной бытовой мелочевкой. Чак не реагировал. То есть, нет, он, конечно, реагировал, поглядывал на нее сначала искоса, а потом и совсем уж откровенно, как на экспонат в музее или модель на подиуме. Даже потискал по её настоянию за грудь. Но в штанах у него было ледяное спокойствие, как в центре Антарктиды. Люба даже немного расстроилась, но потом Чак, как мог, успокоил девушку. «Вот сказал бы с самого начала, еще в баре, все равно бы поехала проверить. Зато теперь убедилась, — с каким-то даже спортивным азартом пояснил он. — Ты мне просто понравилась своим напором и какой-то лихой бесцеремонностью. Ну, и еще тем, что деваться тебе некуда. Это я тоже понял еще по дороге. Мне без секса прекрасно живется. Но, знаешь, как-то одиноко. Даже просто поговорить, кроме компов, не с кем. А друзья, ну, та компания в баре... они... все как бы там, даже когда здесь бывают. У каждого своя жизнь. Вот я и подумал — почему бы нет? Вдруг останешься хотя бы на ночь, а может, и больше?»

Так они и проговорили почти полночи. Ни о чем и обо всем, старательно избегая рассказов о прошлом. Люба, по договоренности, взяла на себя кухню и немного порядка в комнате, не касаясь техники и стола Чака. Он предоставил девушке половинку своего широкого ложа и хотя бы временное спокойствие на душе. «Захочешь трахаться, как твои женские дела пройдут, скажи, — серьезно посоветовал он. — У меня хоть и не получается, но можешь с моими друзьями... Сама выберешь с кем... Только со стороны никого звать не надо, очень прошу. Я со случайными посторонними людьми очень плохо схожусь. Вот ты только — прямо какое-то исключение из всех правил в моей жизни. И еще — уходить из дома «погулять» я не буду. Всегда хотел живую порнуху посмотреть». И паренек нервно захихикал. А блондинка успокоилась окончательно.

... Чак стряхнул с конца последнюю каплю и, заправляясь, обернулся к Любе:

— Сегодня Босс обещал заглянуть, можешь с ним потрахаться, если хочешь? У тебя же, кажись, уже всё...

При всей внешней, часто нарочитой неуклюжести и рассеянности, парень был очень наблюдательным и умел подмечать многое из того, на что его сверстники просто не обращали внимания. Отсутствие ниточки тампакса он приметил молниеносно.

— Смой за собой! — строгим, учительским голосом потребовала блондинка, указывая на желтые следы в ванне. — А Босс — это кто?