Записки переводчика

Елена старалась не выдать непроизвольной мимикой, как сильно раздражает её мальчик — переводчик. Он тянул паузы, часто вставлял слово «некие», выдавая тем самым приблизительность своего перевода. «Мы готовы дать вам некие гарантии серьёзности наших намерений», — очередной раз уколол он лингвистически легкоранимый слух Елены Борисовны Маревской. Забыв о профессиональной этике, Елена вскинула голову и звенящим голосом спросила: «Молодой человек! А «некие» — это, какие?» Мальчик стушевался, запунцовел юношескими прыщами и что-то промямлил в ответ.

Елене вдруг стало его жалко. В самом деле, не виноват же он в том, что у неё ноет висок, что она заранее знает о бесперспективности этих переговоров, что ей хочется скорее домой, а вечером ещё придётся тащиться на ужин с опостылевшим шефом и слушать его сальные рассказы о нудистских пляжах и совместном посещении сауны с друзьями обоего пола.

Шеф, гражданин Австрии выпуска 1952 года, подкрашивающий седые волосы в «радикальный чёрный цвет» и не так давно вставивший новые фарфоровые зубы, с недавнего времени стал оказывать Елене недвусмысленные знаки внимания. Чуть выпив, норовил схватить её за грудь, прощаясь, лез плотоядно целоваться. Маревская старалась перевести слоновьи ухаживания начальника в шутку, но, видимо, лишенный чувства юмора шеф принимал её шуточки за кокетство и перешел к совсем уже разнузданному рукоблудию. «А что прикажешь делать?!» — возмущённо отвечала Елена Борисовна внутреннему голосу, который упрекал её саму в провоцировании домогательств, приводя в качестве неоспоримого аргумента русскую народную пословицу о том, что «сучка не захочет, так кобель не вскочит». «Не по морде же его бить», — продолжала внутренний диалог Маревская. Поймав ласковый взгляд начальника, Елена тяжело вздохнула, украдкой взглянула на часы — половина седьмого. Ёперный театр, так тут до ночи проволынишься!

Елена решительно подалась вперёд: «Молодой человек! Позвольте, я буду сама переводить. Мне известна история вопроса, так будет быстрее». Мальчик посмотрел на неё испуганно, но с явным облегчением и благодарностью. Впервые за весь день Маревская увидела его глаза. Они были по-детски распахнутыми, тёмно-синими, с длинными девичьими ресницами. Что-то неуловимо знакомое показалось ей в его застенчивой улыбке.

****

По дороге в гостиницу, сидя на заднем сиденье автомобиля, Елена Борисовна быстро растолмачила шефу, что их недавние собеседники обычные аферисты. В лучшем случае — посредники, и пытаться продать им новенький с иголочки деловой центр, строящийся усилиями австрийской компании, директором которой он является, по меньшей мере, наивно. А по большей — просто опасно: и объект к рукам приберут, и денег не заплатят. В России таких «прецедентов» хватает. Ошарашенный её откровениями шеф начал, видимо в знак благодарности, хватать её за коленки. Елена, стиснув зубы, замолчала. Начальник, приняв молчание за одобрение, решительно двинулся вверх по бедру. «А если я продвинусь ещё дальше?» — блудливо похохатывая спросил он. «Получишь по роже, старый козёл», — ласково улыбаясь, на чистом русском языке ответила арийцу Елена. «Was, bitte?» — спросил шеф, не владеющий языком Толстого и Достоевского. «Я бы этого не хотела», — дипломатично перевела только что сказанное на немецкий язык Елена. Перспектива провести ночь в одной гостинице с возбудившимся начальником приводила её в отчаяние.

****

Гостиница «Парк Инн Саду» была тем, что называется, «скромненько, но со вкусом». Постояльцам предлагался только один ресторан, но зато кухня в нём была восхитительной. Шеф галантно отодвинул кресло перед Еленой, сам плюхнулся рядом и стянул с потной шеи галстук. Каждый раз, когда им доводилось ужинать вдвоём, его обуревала навязчивая идея напоить Маревскую, видимо таким образом он надеялся быстрее затащить её в постель. Вот и сейчас он заказал угодливо изогнувшемуся официанту «цвай руссише шнапс». «Две рюмки водки «Белуга» по пятьдесят грамм», — перевела Елена в ответ на вопросительно изогнутую бровь официанта. («Официант! Почки два раза царице!" — всплыла в голове уставшей Елены цитата из гайдаевской комедии. Она давно заметила, что от неприятной действительности спасается в образах старого кино. Настроение улучшилос) «Ну, что, старый хрен! Выпьем за спортивное общество «Динамо»! — провозгласила первый тост Маревская. И сразу перевела: «За успех нашего предприятия!» «Нет, за нашу любовь!» — откорректировал тост начальник и под столом снова положил руку на колено Елены Борисовны. Водка «Белуга», видимо, сделала своё дело. Елену охватило бесшабашное веселье. (Специально для sexytales.org — секситейлз.орг) Она развела колени, и босс, ожидавший как всегда глухого сопротивления, обалдел от внезапно открывшихся перспектив. Ладонь заскользила по внутренней стороне бедра и вскоре достигла того самого, куда так стремилась попасть. Пальцы начальника нетерпеливо зашарили в кружевах и резинках трусиков и нагло проникли в предательски повлажневшие недра. Колени сомкнулись. Елена со строгим выражением лица учительницы начальных классов посмотрела на начальника, как на первоклассника, застигнутого за списыванием контрольной у соседки по парте: « Никогда так больше не делайте, Карл!» «Warum?!» — с обидой ребёнка, у которого отобрали только что подаренную игрушку, захлопал глазами начальник. Елена Борисовна лукаво улыбнулась: «Не всё сразу, проказник».

****

«Елена Борисовна! Вот так встреча! Не ожидал Вас здесь увидеть» — звонкий юношеский голос («В эфире «Пионерская зорька!») заставил Маревскую и её спутника оторваться от ризотто с морепродуктами. От противоположной стены отделилась худощавая фигура в джинсах и голубой водолазке, невероятно усиливавшей синеву глубоко посаженных глаз. «Ба! Да это давешний мальчик-переводчик», — Маревская быстрым оценивающим взглядом охватила всю ладную фигуру молодого человека, недавно казавшегося ей таким невзрачным в мешковатом деловом костюме. «Здравствуйте, коллега!» — как же его зовут, лихорадочно соображала Елена. Словно прочитав её мысли, юноша сверкнул безупречными зубами, — «Александр! Я не представился, меня зовут Александр! Вы позволите?» — мальчик — переводчик на глазах превращался в уверенного в себе мужчину. Александр опустился в свободное кресло напротив Маревской и, подперев щёку рукой, пристально посмотрел ей в глаза. Елена заёрзала в своём кресле, быстро соображая на ходу, как себя вести. «Спасибо, Вы меня сегодня выручили», — продолжал Александр, — « ведь я первый раз переводил на переговорах, причём, я не сотрудник РДМ Банка, я служу переводчиком в бюро «Халимон и партнёры». Утром пришел запрос на переводчика с немецким, меня и послали. Так что я даже, как говорят, «не в теме», приходилось выкручиваться на ходу.»

Шеф вертел головой, и вопросительно взглядывал на Елену, пытаясь понять, зачем этот юноша вторгся за их стол и нарушил такой восхитительный и много обещающий интим. Вдруг заиграла музыка, на маленькую сцену вышел труженик шансона («Мы благородные певцы народные в удобных тренировочных штанах... «) и традиционно-хрипловатым голосом объявил о своём намерении исполнить песню поэта Трофимова о поздней незаконной любви, постигшей немолодого женатого мужчину на закате его возможностей.
«За окошком снегири греют куст рябиновый...», — проникновенно зазвучали первые аккорды. «Тоника, субдоминанта, доминанта, тоника — классика жанра», — поморщилась про себя Маревская. «Можно Вас пригласить?» — вопрос Александра вернул её из воспоминаний об уроках сольфеджио на грешную землю. Елена встала, оперлась на протянутую руку и двинулась за своим кавалером в центр зала. Они закружились в медленном танце. Мальчик вёл её уверенно в каком-то рваном почти латиноамериканском ритме, с поворотами, то прижимая к себе, то отстраняясь. «Я сегодня ночевал с женщиной любимою, без которой дальше жить просто не могу!» — признавался в содеянном певец....