День сурка

прямо в Павла, выходящего из кухни.

«Какой он все-таки пингвин, — брезгливо подумала, оглядывая невысокую полноватую фигуру мужа, — лысеть начал, потеет, как лягушка. Храпит по ночам, от жирного пучит по вечерам. За двадцать лет даже носки не научился в грязное складывать».

Доброму, но совершенно невзрачному супругу, противостоял бешеный темперамент и напор лифтового налетчика. Заботливого, но неумелого Павла, полностью затмевал опытный наглый самец. Катя вздохнула, посетовала на свое житье-бытье и отправилась спать. Отвернулась от мужа, заморозив его робкие поползновения в свою сторону ледяным: «Устала», и потушила ночник.

На следующий вечер она несла домой очередную булку хлеба (уж пятую по счету), едва не умирая от усталости. Лифт-лифтом, но стояния в очередях никто не отменял.

— Подождите меня, пожалуйста, — услышала и почувствовала, как сердце вырывается из груди белой горлицей.

Поставила ногу между закрывающимися створками, с надеждой всмотрелась в полумрак подъезда. Он! Не врут люди, как есть — он — ее темный принц.

Невысокий, крепко сбитый мужик залетел в кабинку, благодарно улыбнулся попутчице, нажал кнопку пятого этажа и сделал вид, что ничего не помнит. Отвернулся от Кати и начал скучающе оглядывать стенки.

«Это что ж такое получается? — не поняла несчастная. — Он что, меня забыл?»

Лифт неумолимо подъезжал к назначенному уровню. Вот-вот, и мужчина выйдет, оставив за спиной умирающую от желания женщину.

Катя такого позволить не могла. Она хлопнула ладошкой по кнопке «стоп» и пристально взглянула в непонимающее лицо незадачливого насильника.

— А ну, — прикрикнула на него, — чего застыл? Думаешь, я из-за тебя все окрестные магазины скуплю? Давай, за работу принимайся.

Отбросила пакет в угол и сама рванула кофточку на груди. Мужик шарахнулся от нее в спасительный угол, но Катя наступала разъяренной амазонкой:

— А то, ишь, какой, нашелся... Кому-то и по два раза перепадает, а кому-то и одного еле-еле досталось.

— Девушка, девушка, — испуганно бормотал тот, — вы что-то не поняли. Я ничего не имел в виду такого.

— А надо иметь! — рявкнула на него Катерина. — И иметь, и вводить. Быстро свой ножик доставай, а то закричу.

Мужчина смотрел на нее непонимающим взглядом:

— Какой ножик? Вы меня с кем-то перепутали. У меня отродясь ножей не водилось.

— Ах так, — Катя от злости едва не задохнулась, — вчера он у тебя был, а сегодня, значит, нет.

Не теряя времени даром, она уже полностью расстегнула кофточку, щелкнула защелкой лифчика и задрала юбку.

— Какое вчера? — бормотал ошарашенный бедняга. — Я только сегодня утром из командировки вернулся.

Катя не слушала, прижимая мужчину своей мечты к стенке. Наконец, тот очухался окончательно, отбросил бешеную тетку в угол и нажал кнопку этажа.

Лифт остановился, дверь какой-то квартиры отворилась, и женский голос выкрикнул в темноту:

— Влад, ты?

— Я, дорогая, — ответил Катин попутчик и бросил взгляд на скукожившуюся женщину.

— Сумасшедшая баба, — пробормотал мужчина и вылетел из кабинки.

Катя подтянула колени к груди и горько заплакала. Она обозналась. Ведь лица того так и не успела разглядеть, а фигуры и цвет волос показались схожи.

Едва переступила порог негнущимися ногами, как требовательно зазвонил телефон. Лизка требовала отчета по полной форме и в самых пикантных подробностях.

— Да, — убитым голосом ответила Катя и разрыдалась опять. — Нет, не было. Нет, не заходил. Врут все, он в одном месте два раза не работает. Нет, куда пошел, не знаю. Ох, Лиза, как же я теперь буду? Как вспомню его «Зарежу», так сердце заходится. А как на своего пингвина после этого посмотрю, так умереть хочется. И дома пять булок хлеба, Паша уже смотрит странно. А что я ему скажу? Где он сам? Да, черт его знает, не пришел еще, наверное.

Павел неожиданно вышел из кухни, окинул супругу странным взглядом и скрылся в спальне.

Через неделю бесплодных попыток подловить насильника в лифте Катя отчаялась окончательно. Побледнела и осунулась. Подурнела и испортилась характером. Окружающая жизнь превратилась в болото, сослуживцы раздражали, начальник покрикивал все чаще. Даже мухи, казалось, начали ее избегать. Засидевшись однажды с очередным унылым отчетом, Катя бесповоротно поставила на своей жизни огромный жирный крест.

Вернувшись домой, удивилась тому, что ее никто не спрашивает об ужине. Заподозрив неладное (чем черт не шутит в кризисе среднего возраста), на цыпочках прокралась по коридору. (sexytales.org) Сунула нос в спальню и обалдела от увиденного.

Павлик стоял перед зеркалом в полный рост, одетый в домашние штаны с обвисшими коленями и растянутую на животе майку. В руке супруг держал нож для резки хлеба. Муж корчил зеркалу всяческие рожи и на различный манер повторял одно слово:

— Зарежу.

Чуть повернувшись в профиль, постарался втянуть живот и начал снова.

— Зарежу. У-у-у.

Угрожающе взмахнул ножом и помахал отражению кулаком. На знакомом Кате лице появилось угрожающее выражение. Кустистые брови сошлись на переносице, глаза засверкали.

— Зарежу, — отрывисто выкрикнул Павлик и попытался пырнуть зеркало.

Катя тихо ахнула, отшатываясь в прихожую.

«Ты же мой пингвиненок, — с неожиданной нежностью вдруг подумала она. — Как старается-то, как старается. Ведь для меня же все, мерзавки».

Муж вышел из спальни и уткнулся взглядом в повлажневшие глаза супруги. Засмущался, пряча нож за спину.

— Ужинать будешь, любимый? — чуть не хлюпая носом, прошептала Катя.

— Без хлеба, — отрезал Павлик и жена быстро закивала, любуясь, какой твердой походкой он направился в кухню.