Уездные розги. Глава вторая: Уроки

не хотели, бились, руками дрались и всякими жалкими словами обзывались: и холоп я, и вор, и предатель.
— Это верно. И как же ты ее умаслил?
— Принес хересу из шкапа, початую бутылку. Они и успокоились.
— Что?! Так ты мой херес выжрал, разбойник?
— Они-с. Выкушать до донышка изволили. Потом долго рыдали, но уже у меня на руках-с. А я, как вы велели, барышню увещевал, уговаривал, уму-разуму научал. Барину, говорю, нужно угождать, и тогда барин будет ласков. А ежели ерепениться начнешь, то прибьет как муху, или, того хуже, из дому прогонит. Барышня меня послушали...

— Так и послушала? Да ты что-то недоговариваешь! Ладно, продолжай, знаю я ваши секреты!
— И пообещал я ее всяческому обхождению научить, как, стало быть, ласку вам оказывать.
— И что? Научил?
— Не совсем еще. Ротиком ничего делать не умеют. Уж мы с ней мучились-мучились! Сначала морковку из кухни принесли для наглядности, потом на живом — на мне то бишь — пробовать стали.
— Барышня на тебе пробовать не побрезговала?!
— Так мы с ней сколько мыли его одеколонами да духами всяким! До сих пор зудит. И ландышами воняет. — В подтверждение своих слов Никитка стал с готовностью развязывать портки. Я замахал на него руками.
— Обойдусь как-нибудь без твоих ландышей! Ты мне лучше ваши экзерсисы покажи. Любопытно посмотреть, как это ты барышню уму научаешь?

— Так это запросто! Вы завтра сделайте вид, что уходите, а сами за ширмочками схоронитесь. Все и увидете-с! А я потом барышню в садик уведу или на кухню, а вы уйдете тихими стопами. Только раньше времени себя не кажите, а то все дело испортите!
— Посмотрим, какие у вас там дела...
— И еще пожалуйте десять рублей на винцо. Дешевенького-то они пить не станут.
— Опять винцо?! Ты смотри, не спои мне барышню!
— Без этого никак невозможно-с. Очень уж они трепетные.
— Ладно, возьми. Сам, главное, не спейся.
— Я, барин, спиртного в рот не беру, вы же знаете. Сыздетства на бытьку насмотрелся, как он пьяный домой приходил... Мамке горячие щи в лицо плескал, а нас с сестрицей к кровати вожжами привязывал и бил смертным боем. С тех пор вино мне вроде как поганым кажется.

Никиткин план удался. Вечером следующего дня я собрался в клуб, а потом отпустил извозчика пустым. За ширмами я обнаружил стул, расчетливо поставленный как раз напротив щели между двумя рамами, через которую открывался великолепный вид. Они не заставили себя ждать. Судя по громкому смеху и красным пятнам на щеках Эжени, Никитка уже успел подпоить ее. Придерживая барышню под локоток, он провел ее прямиком к кровати, усадил на краешек, и, стоя перед ней, быстро разоблачился. Эжени захохотала и спрятала лицо в подушки. Но Никитка был вполне серьезен.
— Барышня! Вы не отвлекайтесь! Помните, что я вам вчера говорил?
— Пом... ню, — стонала Эжени. Она откинулась на кровать и умирала в приступе смеха, цепляясь руками за что попало.

Простыня почти сползла, подушка упала на пол. Никитка, укоризненно качая головой, поднял подушку и бросил ее барышне на живот. А она, лежа, слабыми от смеха руками снова попыталась кинуть ее в Никитку.
— Одни шалости на уме! — Он отнял подушку и отложил в сторону. — Вы мне, Женечка, сегодня урок сдаете. На время.
Он поставил рядом с кроватью песочные часы.
— Пять минут у вас, барышня. Должны успеть.
Он лег на постель и заложил руки за голову. Эжени нагнулась было к нему... и снова залилась безудержным смехом. Никитка вздохнул.
— Вроде совсем как взрослая барышня, а все хихоньки да хаханьки! Эдак вы никогда ничему не научитесь!
Прошло еще минут пять, прежде чем Эжени наконец успокоилась. Никитка перевернул часы. Эжени откинула локоны, склонилась над ним...
— Рукой себе не помогай! — сторого поправил тот.

Эжени послушно убрала руку.
— Смотри, сколько слюны на живот натекло! Ну кто так делает?
Никитка несколько раз перевернул часы.
— Верите — нет, барышня, а я сейчас усну. Скучища смертная.
Эжени возмущенно выпрямилась.
— А что не так? Я стараюсь как могу!
— Стараться-то ты стараешься, а чувства в тебе никакого. Без всякого удовольствия делаешь.
— Так я тебе еще и с удовольствием должна?!
— Это, барышня, обязательно. Без удовольствия не стоит и браться. Дай, покажу, как надо.

И Никитка показал! Он привлек к себе барышню и поцеловал ее в губы с такой страстной, долго сдерживаемой нежностью, что Эжени вся обмякла под ним, как под порывом горячего летнего ветра. А следующий поцелуй пришелся в центр розового цветка, окруженного ворохом кружевных юбок.
— Возьми и ты, — быстро прошептал Никитка и прижался к ее личику.
Они уложились в пять минут. Да, следует признать, что юнец опять обставил меня. И с какой неслыханной дерзостью! Я с замиранием сердца досмотрел сцену до конца, потом Никитка под каким-то предлогом вывел разомлевшую барышню, и я ушел в кабинет — размышлять об увиденном.

Вскоре появился Никитка. Он уже уложил спать свою барышню. Я обнял его:
— Опасную игру ведешь, мой мальчик. Не боишься? Сам-то хоть понимаешь, что делаешь?
Он не ответил. Я поцеловал его в красивые губы. (Эротические рассказы) Никитка покраснел до корней волос:
— Барышню бы вам, барин, — смущенно пробормотал он.
А я гладил его прекрасное тело, нежную кожу, шелковые кудри. Никогда раньше я так не ласкал его. Он получал только те прицельные, сугубо утилитарные ласки, которые даются не ради самого человека, но ради доставляемого им удовольствия. А Никитка достался мне просто и дешево. Достаточно было сунуть ему в руку два рубля и поманить к себе на диван...
— Скажи мне, милый мой иудушка... Нет, прежде поцелуй, а потом скажи: любишь ли ты меня? И [i]как [/i]ты меня любишь?

— Не знаю, барин, что вы под этим словом «любовь» понимаете. Меня за всю мою жизнь только мамка любила да сестрица. И я раньше только их и любил. Когда я к вам служить пошел, то, можно сказать, барина впервые увидел. И ходите вы по-особому, чинно, не как мужики сиволапые, и смотрите приветливо. Говорите складно, по-благородному, даже если со мной дурачитесь. Одеты нарядно, ручки маленькие да нежные. Не деретесь, зло на людях почем зря не срываете. Никогда я от вас слова обидного не слышал. А то, что баловаться любите, так на то вы и барин. Вы бы мне заместо отца родного были, да только я вам не родня. Я для вас — хуже приблудной собаченки. Сегодня брюшко почешете, завтра — пинком за дверь.
— Прав ты, Никита. Режет глаза... А барышню ты как любишь?
— А барышню мне жалко до ужаса. Одна она, бедная. Нет у нее заступника. Только я, вор, холоп, предатель, дурак и Ванька для битья.