Имя Розы

.. Знаешь, как я делала, когда уехала?

— Как?

— Ээээ... Не скажу.

— Чего?

— Того. Все, забудь. Забудь!

— Ну скажи!

— Не. Давай лучше так. Ты в орлянку давно играл?

— Ээээ... С тобой последний раз и играл.

— Ну, вот давай обновим. Смотри, я бросаю — и... Если решка — я рассказываю, что я... В общем, рассказываю. А если орел — то ты.

— Что мне рассказывать?

— Ну... ну расскажи, что тебе больше всего хотелось от меня тогда, ладно? Только по-честному, ладно?

— Ладно.

Влада, зажмурившись, бросила монетку.

— Орел! Агааааа! Ну все, Андрюх. Правду, только правду и ничего, кроме правды!

— Правду?

Андрей вздохнул. Помолчал.

— Мне хотелось... хотелось увидеть твои... ну, сиськи. И вообще — голой. Увидеть тебя, в смысле.

— Таааак. А я-то думала — у нас такая чистая дружба... Подростковые гормоны играли?

— Типа того.

— А сейчас хочешь увидешь?

— Что?

— Ну Андрюх, ну разве можно так безбожно тупить? Ну нельзя же так.

— Ээээ... Хочу.

Влада выпрямилась, вдохнула, выдохнула, зажмурилась, рассмеялась... и стянула с себя гольф.

Под ним ничего не было.

— Вау, — сказал Андрей, не зная, что сказать.

— Дальше показывать?

Андрей молчал. Но его взгляд был так красноречив, что Влада, розовая, как снегирь, встала, повернулась к нему спиной и сняла джинсы с трусами.

Потом, не оборачиваясь, сказала:

— Маленькая проблема.

— Какая?

— Не могу повернуться. Стесняюсь.

— Ээээ... — мычал Андрей, глядя на ее упругие, как два мячика, ягодицы. Потом встал и осторожно зашел спереди.

Влада стояла с закрытыми глазами. Потом вдруг зашлась истерическим смехом.

— Ты чего? — спросил Андрей.

— Ахахахаха... Ничего. Не обращай внимания.

— Не, ну чего?

— Ахаха... Мне еще никогда не было так стыдно. Даже когда девственности лишали.

— Ну... ну чего? — повторял Андрей, как попугай, глядя на ее соски. Пухлые, вкусные, они колыхались от смеха, как ягодки на желейных пудингах.

Влада открыла влажные глаза и тоже смотрела на свою грудь.

— С тех пор так и не выросла, — сказала она, будто извинялась.

— Мне снилось тогда, как я их в рот беру. Вот сейчас вспомнил, — тихо сказал Андрей.

Влада молчала.

Молчал и он. Потом медленно нагнулся — и робко, будто боялся обжечься, прильнул ртом к ее соску.

Он был горячий и соленый. Он жег своей солью Андреев язык. Подержав его во рту, Андрей глянул снизу на Владу.

Та дышала быстро-быстро, будто ее гнали, как волка. Маленькие ее грудки ходили ходуном, бодая Андрея прямо в лицо.

— А еще я мечтал посмотреть туда, — так же тихо говорил он, опускаясь на корточки. — Посмотреть... потрогать... и все-все там увидеть, — продолжал он, трогая розовый бутончик.

Он не вмещался в створки половых губ, будто хотел расти оттуда большим цветком. Влада застыла, — а Андрей бережно изучал влажные лепестки, перебирая их пальцами, как ботаник. Они набухали влагой под его руками, раскрывались ему навстречу, распускались на глазах...

Медленно-медленно, будто боялся спугнуть это чудо, Андрей придвинулся ближе, натянул бутон и лизнул прямо в середку.

Потом глянул наверх, в глаза Владе, обжегся о них — и лизнул снова. Потом снова, снова и снова...

— Ыыыыыыхххх! — Влада вдруг взвыла басом, качнулась и больно вцепилась Андрею в волосы. Отпрянув, тот смотрел, как из нализанного бутончика брызгают маленькие гейзеры. — Ыыыы... Оооо... оо... Оооооох!

Она рухнула на диван и засмеялась, прикрыв лицо руками. Оторопевший Андрей продолжал сидеть на корточках, глядя на нее.

— Ты чего? — наконец спросил он.

— Ахахахаха! — смеялась та. — Ахахааа... аааоооууу... Я еще никогда так не возбуждалась. Ни-ког-даааа...

— Серьезно?

— Ты там щупал меня, щупал... и я реально почувствовала, что нам с тобой по шестнадцать лет. Андрюш, — жалобно сказала она. — Ну и что нам делать?

— Не знаю, — сказал Андрей.

— Только познакомились, считай... Это же неправильно, да?

— Не знаю, — повторил Андрей, расстегивая брюки.

... Он вплыл в нее, как в оплавленное масло. Влада стыдливо подмахивала ему.

— Я себе совсем по-другому представлял это, — говорил он, плавно скользя в ней. — Тогда, когда ты уехала... Я думал... думал...

— Ааа? — стонала Влада.

— Думал... Неважно. Я... я люблю тебя. У меня все это время даже девушки нормальной не было... Все пытался заглушить тебя... Ааа... Ааааа...

Секс становился все жарче, и было все труднее говорить, хоть и очень хотелось.

Влада гнулась и текла в руках Андрея горячей ртутью. Она пыталась рассказывать ему сквозь стон, как мечтала о нем в Израиле, как мысленно целовалась и трахалась с ним, пока не кончила на полуслове, и ее не стало гнуть и ломать под ним на части, — и тогда уже и сам Андрей разбрызнулся в ней и повалился на выгнутое, как пружина, тело...

***

Когда он ушел, Влада села на диван и долго сидела, глядя прямо перед собой.

Потом начала говорить:

— Андрюша. Я хочу сказать тебе кое-что... Я обманула тебя. Влада умерла много лет назад, почти сразу, как приехала в Израиль. Ее убило снарядом. Я не Влада. Помнишь Розу, которую ты обозвал «мелкой»? Крутилась такая под ногами, помнишь? Четырнадцать лет, ни рожи-ни кожи, одни прыщи... Ты не видел, как она смотрела на тебя, я знаю. Ты ничего не видел, кроме своей Влады. А Влада не видела тебя. У нее своих мальчиков было выше крыши. А я все видела... Потом Влады не стало. А я получала твои письма. Открывала, читала и ревела, ревела от любви и зависти к мертвой сестре. Все это было давно, очень давно. Я думала, что все прошло, но оказалось — нет. В восемнадцать я отдалась первому пацану, который меня захотел, и у меня получился Дюшка. Андрюшка. Андрей... Нет, я не смогу. Не смогу ему рассказать!..

Роза заплакала и повалилась на диван.

Когда Дюшка пришел из школы, она сказала ему:

— Сынуль, я хочу поменять имя.

— Как это? А так можно?

— Можно. Мне новый паспорт сделают. Теперь меня зовут Влада. Запомни, ладно?