Наложница, подобная солнцу

прожила в Турции и хорошо изучила турецкие традиции. И если ты не понимаешь, обладателем какого сокровища стал, получив собственный гарем, то ты глуп безмерно! Успокойся, твои женщины прекрасно изучили и «другие вещи». Не думаю, что на этом пути тебя постигнут разочарования. Вы, мужчины, все одинаковы! Но позволь заметить, если бы ты приехал и увидел, что у тебя во дворце все тот же свинарник, тебя не обрадовала бы даже самая искусная в любви красавица.

Селим не удержался от хохота.

— О, тетушка, — воскликнул он, вытирая выступившие слезы, — мать всегда говорила, что ты ко всему относишься слишком серьезно. Я шучу!

Он обнял тетушку за плечи и поцеловал в щеку. В глазах госпожи Мадины еще сквозило недовольство племянником, но губы уже тронула улыбка.

— По годам ты давно мужчина, а все дурачишься как маленький.

Он засмеялся и, желая исправиться, спросил:

— Отужинаешь сегодня со мной, а?

— Ой, чуть не забыла! Твои девушки просили узнать — если, конечно, ты не очень устал с дороги, — не согласишься ли ты провести этот вечер вместе с ними. Ты не должен отказываться. Селим. Все это время они трудились не покладая рук, желая порадовать тебя, а ведь вы еще толком и не познакомились.

— Хорошо, тетушка. Целый месяц я был в компании одних мужчин, и действительно пришло время узнать свой гарем поближе. Скажи им, что я приду.

Мадина грациозно поклонилась и удалилась. Мадина увидела в глазах своего племянника скрытое нетерпение и желание, но решила проверить его терпение и выдержку.

Вечером Селим, скрестив ноги, сидел во главе обеденного стола и с довольной улыбкой разглядывал девушек, сидевших напротив него. Они были словно красочные полевые цветы: Айгуль вся в голубом, Сурайя в красном, Ирис в персиковом, Рания в переливчато-синем, Сафия в темно-розовом, а на Шамсие был наряд бело — золотой. Перед ним сидели прелестные представительницы разных народов и культур. Селим почувствовал зародившееся в нем желание. Вот уже целый месяц, как он не спал с женщиной. Если не считать, конечно, той молодой крестьянки, которая попалась ему на охоте. А Селим, как и все османские принцы, отличался завидным здоровьем и был легко возбудим.

Ирис, мягко улыбнувшись ему, спросила:

— Можно мне спеть тебе, мой господин? На родном языке? — Шамсия изучила его и будет переводить.

Он согласно кивнул, и раб внес в комнату какой-то струнный инструмент. Ирис пристроила его на коленях и начала настраивать.

Она хорошо пела и аккомпанировала себе, а песни были веселые и задорные. Шамсия негромко переводила слова Селиму, краснея в некоторых наиболее откровенных местах. Принц смеялся от души. Затем Ирис завела романтическую персидскую любовную песню, а Сурайя медленно поднялась со своего места и пошла в танце, зазывно покачивая в такт стройными бедрами.

Селим перевел глаза на других девушек. Он понял, что не заснет сегодня без женщины. И еще месяц назад, сидя на берегу лесного озера, он решил, что начнет с Шамсии. Она будет первой женщиной из его гарема, которая разделит ложе со своим повелителем. Шамся... сдержанная, умная, невыразимо желанная, чувственная. Аллах ведает, какой пожар способен разгореться под этой белоснежной гладкой кожей.

Подозвав раба, он приказал ему по окончании вечера пригласить в свои покои тетушку. Раб поклонился и ушел, а Селим вновь обернулся к своим женщинам. Они развлекали его еще какое-то время, затем, улыбкой выразив свое удовольствие по поводу вечера, проведенного с ними, он ушел.

Девушки тут же начали оживленную беседу. Вечер удался на славу, они явно угодили принцу Селиму. Девушки даже не заметили, как в комнате появилась Мадина.

— Племянник вызывает к себе на эту ночь одну из вас, — объявила добрая женщина.

Девушки тут же замолчали, с надеждой и страхом глядя на нее.

— Шамсия, у тебя есть час, чтобы приготовиться. Ступай.

Провожаемая молчаливыми взорами своих подруг, Шамсия вышла вместе с Мадиной в коридор, где ее ждали рабы для сопровождения. Последние месяцы каждая из них мечтала о том мгновении, когда господин призовет ее к себе на ночь. Но как ни странно, сейчас они были рады за Шамсию. Девушки немножко завидовали тому, что принц выбрал сегодня именно ее, но ни одной не хотелось быть первой. Страшновато. Ведь не смотря на все уроки о том, как доставить удовольствие своему господину, они были девственницами. Сопровождаемая госпожой Мадиной и рабами, Шамсия вернулась в свои покои. Служанки быстро приготовили наряд для нее, роскошное, расшитое серебром голубое одеяние. В нем Шамсия казалась легкой воздушной пери. Волосы перевили серебряными нитями. От волнения Шамсия была, как в тумане, толком не осознавая, кто сейчас около нее, во что она одета. В груди испуганной птичкой билось сердце. Наконец, Мадина решила, что Шамсия готова. Они вышли из покоев, Мадина обняла взволнованную девушку и прошептала: «Не бойся, птичка моя, все будет хорошо!» Шамсия села в носилки. Рабы подхватили их и быстро двинулись в крыло, где располагались покои принца. Они остановились перед резными дверьми, ведущими в его комнаты. В коридоре было тихо, освещение тусклое, и сердце бешено колотилось в груди юной Шамсии. Недавно принятый в гарем принца евнух, сопровождавший носилки, наклонился и шепнул:

— Идите, наш господин ждет вас.

Шамсие, у которой дрожали колени, помогли выйти и подтолкнули к дверям.

Она оказалась в приятой, средних размеров комнате с выложенным изразцами камином в углу, в котором приветливо потрескивали дрова. На стенах висели толстые ковры — синие, зеленые и красные. Под ногами, которые еле держали девушку, также был ковер. Отполированные до блеска медные лампы давали мягкий свет.

Обстановка в комнате была скудная, тем не менее она выглядела роскошно. Слева располагалось мраморное возвышение, на котором была устроена широкая квадратная постель, задрапированная золотистым бархатом. У двери стоял большой деревянный сундук, обтянутый кожей и золотыми обручами. В дальнем углу — низенький круглый столик, а вокруг него были разбросаны разноцветные шелковые подушки. Высокая серебряная курильница наполняла комнату ароматом тлеющего сандала. Прямо напротив входной двери на противоположном стене имелась арка, выходившая в личный сад принца, откуда открывался вид на море. Голос Селима донесся именно из сада:

— Иди сюда, Шамсия.

Приблизившись к принцу, девушка упала на колени, и голова ее коснулась земли. Селим быстро поднял ее за плечи и поцеловал в лоб:

— Никогда больше не становись передо мной на колени. Эта лакейская привычка умной женщине совсем не к лицу.

— Спасибо, мой господин.

Он отвел ее к балюстраде, выходившей на море.

— Луна на воде — это очень красиво. Но луне далеко до тебя, моя голубка. Ты похожа на солнечный луч в рассветный час.

— Спасибо, мой господин.

Он внимательно посмотрел на нее:

— Так, так... Клянусь бородой Пророка, тебя заставили облачиться в традиционные одежды?

— Да, мой господин.

Улыбка тронула его губы, и он коснулся рукой ее вуалей. Шамсия поежилась.

— Тебе холодно?

— Да, мой господин.

— Неудивительно. Это одеяние предназначено для того, чтобы подчеркивать наготу, а не согревать. — Он негромко рассмеялся, — В ногах моей постели есть шерстяной халат. Надень его.

Шамсия вернулась в комнату, взяла и закуталась в мягкий и теплый шерстяной халат белого цвета с узором, вышитым золотой нитью. Он был ей велик, Шамсия утонула в этой уютной вещи. Приподнимая длинные полы халата, девушка повернулась, чтобы вернуться в сад, и увидела в проеме арки принца. Он молча смотрел на нее. На нем тоже был белый длинный халат.

— Сейчас теплее?

— Да, мой господин.

— За эти несколько минут ты три раза сказала: «Да, мой господин» и дважды: «Спасибо, мой господин». Раньше ты была не в пример красноречивее.

Робко взглянув на него, она дрожащим голосом произнесла:

— Простите,...  Читать дальше →