Житие лейтенанта Зуева. Часть 5: Эмансипированные жены

Жизнь такова, что белые полосы для многих из нас переплетаются с черными. Вдруг на утренней планерке сам Елшин объявил, что старший лейтенант Мацко срочно улетает в Минск на похороны старшего брата, погибшего при испытании нового вертолета.

Но занятия на курсе подготовки военных водителей, где учились этой немудреной науке и жены некоторых офицеров гарнизона, шли полным ходом. Не удавалась эта наука только Лиле Мацко. Она, соответствуя своему характеру и пользуясь советом великого марксиста, старалась подвергать все сомнению. С ней даже Калиневский мучился отвечать на ее довольно глупые вопросы, как-то: «Что должен предпринять водитель, если перед его машиной курица перебегает дорогу?».

— Дави ее! — советовала мужская половина учеников.

— А вы, как думаете? — обратился вдруг Калиневский к сидящей за первым столом скромнице, голубоглазой Людмиле Зуевой.

— Надо сначала посигналить, — встала та, виновато глянув в глаза усмехнувшегося майора. Тот снисходительно улыбнулся одной из первых красавиц гарнизона, пожирая ее проглядывающую в вырезе платья белоснежную грудь, и сладостно проворковал ей в ответ:

— Конечно. Курица не человек. Она может и не понять сигнала, но зачем же зря птицу давить?

— И сбавить скорость, — добавила Зуева...

— Совершенно верно! Людмила Андреевна. Военные водители не варвары, чтобы зря давить птицу, а на что надо давить?

— На педаль тормоза, — догадалась раньше всех Зуева.

— Садитесь, Людмила Андреевна. Вам пять за решение этой не простой задачи.

Вечером в некоторых семьях, где жены были в хороших отношениях с Лилей Мацко, только и было разговоров о том, как эта хитрюка Людка Зуева уже успела охмурить самого пана Калиневского. Но они ошибались. Людмила за недолгое время совместной жизни с Зуевым уже основательно вошла в роль жены офицера, которому многие в гарнизоне уже прочили успехи в службе. А через верную подружку Лильку узнала, что успехи в службе офицеров в немалой степени зависят от мнения, которое складывается о каждом из них в соответствующих органах, информацию о которых те черпают сами от прямых информаторов снизу, а также через канал партийных работников, тоже имеющих должную информацию. Лиля Мацко побаивалась замполита, который помнил, как она вела себя в его кровати пару лет тому назад, рассказывая небылицы, которые замполит тут же разоблачал, советуя информатору не сочинять чушь о людях, а говорить правду. Тогда он и рекомендовал ей передавать все интересное через мадам Калиневскую, которой он доверял быть фильтром и отсеивать все то, что являлось домыслом информаторов. Замполит был опытным кадром, он хорошо помнил тот случай, на чем погорел его бывший шеф капитан первого ранга Голосун, начальник политотдела тыла флота, у которого он бегал тогда в замах по комсомолу. Голосун был необыкновенным человеком. Небольшого росточка, с черными, как смоль, волосами, с характером и устремлениями Наполеона (Голосун мечтал стать адмиралом любыми путями, для которого все методы были хороши), тем более, что он имел характер Мехлиса, и обладал ораторским искусством Троцкого. Его выступления на партийных активах флота были настолько аргументированы, что командованию флотом ничего не оставалось делать, как понижать в должности раскритикованных политработником офицеров, а некоторых даже увольнять из рядов флота. Голосуна уважали и даже побаивались не только в политическом управлении флота, куда он фактически уже ступил одной ногой, но и даже в полит управлении министерства обороны, которое возглавлял в то время сам Епишев. А добивался он нужной информации от прямых информаторов из частей тыла флота, что давало ему возможность устраивать разносы командирам частей, которые не докладывали ему о действительном положении дел с воинской и производственной дисциплиной в их частях. Голосун первым приходил к оперативному дежурному тыла флота, выуживал суточный негатив в частях, затем, в своем кабинете, заслушивал главного информатора, ответственного за подачу сведений от информаторов частей и мчался в политуправление флота с очередным докладом на провинившихся. Хороша была система, которую активно применяли немцы, у которых каждый сосед по квартире стучал на соседа, и гестапо было в курсе дела. Этакий Мюллер был и у нас, которого все ненавидели и боялись. Как-то заместитель командующего флотом по строительству и расквартированию войск, боевой генерал, понюхавший пороха в войне, грубо выставил Голосуна из своего кабинета, как неудачного собирателя сплетен, на что Голосун тут же ответил «ударом в спину», доложив начальнику политического управления флотом, что в данном строительном отряде прораб Ивановский после отбоя устраивает вместе с мастером Ширяевым пьяные посиделки с шуточным концертом, где сам пьяный прораб наяривает на баяне, а мастер отбивает чечетку прямо в кубрике солдат. Но тут произошла осечка. В это время в отряде работал видный корреспондент из газеты «Красная звезда», который случайно узнал об этой информации и решил ее перепроверить. И оказалось, что оба «виноватые» были инвалидами войны, у прораба не было правой руки, а у мастера — левой ноги, их заменяли протезы. Обвиненные в один голос стали отрицать возведенный на них поклеп, потрясая протезами. Корреспондент стал «копать» глубже и оказалось, что большинство информации о неудовлетворительном положении дел в частях с воинской дисциплиной была фактически «дезой», о чем мастер военного пера разместил большую статью в газете про работу некого Голосуна, под заголовком «В плену собственных амбиций». На флот ринулась комиссия из Москвы, которая проверила и подтвердила факты, опубликованные в статье. Голосуна отстранили от работы, был суд чести, сняли с его погон одну звезду и вскорости уволили в запас. Так закатилась служба активного флотского брехуна. В нашем небольшом гарнизоне тоже работали информаторы, но благодаря умным действиям замполита, держащего эту сторону деятельности под партийным контролем, таких ляпсусов не было. Офицеры трудились в поте лица, а жены из-за отсутствия работы по специальности, либо переквалифицировались в работу другого профиля, либо принимали активное участие в общественной работе, а некоторые утопали в любви. Недаром же сам Калиневский порекомендовал наивной Зуевой срочно пошить у Лили Мацко спортивный костюм с сюрпризом.

— А что это? — Людмила приподняла брови, вопросительно уставясь на хитровато улыбнувшегося майора.

— Лиля знает. Вы только не забудьте ей сказать, так как скоро мы закончим читать вам теорию и будем осваивать практическую езду. Лично вы, Людмила, будете дублером моего водителя, — пообещал Калиневский, подойдя вплотную к вставшей женщине и слегка дунув ей прямо в лицо. Людмила, мило улыбнулась и озорно дунула ему в ответ, что было им истолковано, как согласие побывать под его могучим телом. Людмила стала наводить справки о майоре, как о гарнизонном Дон Жуане, но многое только улыбались, говоря: «Попадешь под него, узнаешь... «. Когда Людмила пришла к Лиле Мацко и попросила сшить этот злополучный спортивный костюм с сюрпризом, то ревнивая Лилька заломила такую цену, что Людмила почти упала в рядом стоящее кресло.

— Это же не честно, Лиля, я же знаю, по какой цене ты шила такие костюмы другим женщинам в гарнизоне!

— Не хочешь? Не надо. Только ни какая из портних тебе не сошьет такого костюма, который бы понравился Калиневскому. Он же такой модник. Посмотри, как одевается его благоверная. Она же первая леди в гарнизоне...

— Прости, но первой леди является жена начальника тыла гарнизона.

— А ты видела, как она одевается?

— Видела один раз на общем собрании женщин гарнизона.

— Ну, и как?

— Да, так себе... Скромненько, хоть и материал недешевый...

— Именно... Не эмансипированная, деревенская баба, которой не фасон важен, а стоимость тряпки, что на ней, — парировала Лилька, входя в раж.

— Так что же мне делать?! — Людмила встала, собираясь уйти...

— Стой! Сядь! Ты же современная женщина,...