Новая работа

За ужином они говорили о всяких глупостях, и Игорь видел, что ей с ним легко. Крепость была почти готова сдаться, но он не спешил.

В следующий раз Снежка ужинала с ним голышом. Она просто не сказала, как в прошлый раз — «только я зайду в ванную...» — и Игорь провел ее, сисястую, розовую после игры, на кухню.

Она смеялась его шуткам, и сиськи вздрагивали в такт смеху, кивая Игорю пунцовыми носами. «Мы просто ужинаем, — думал тот, — беседуем, как ни в чем ни бывало, и ни полсловом не обмолвимся о том, что...»

— За Шуберта, — Игорь подлил в Снежкин бокал.

— Ну что вы, я много не буду, — сказала Снежка и отпила сразу половину. Вино было дорогим и дьявольски вкусным. «Мой союзник» — думал Игорь, глядя на алые огоньки свечи, пляшущие в бокале...

— Ааай! — бокал вздрогнул и опрокинулся прямо на сиську, заблестевшую, как абажур. — Какая же я неловкая!

— Ну что ты, — галантно возразил Игорь. — Это самые ловкие ручки, которые я видел в своей нелегкой жизни. Просто они немного устали после концерта.

Он взял салфетку...

Возникла неловкая пауза, которая длилась долю секунды, не дольше.

Игорь мог лично заняться обтиранием Снежкиной сиськи, но по искорке, мелькнувшей в ее глазах, он понял — «рано» — и протянул ей салфетку.

Снежка вспыхнула, улыбнулась и стала промокать мокрый сосок. Игорь хотел что-то сказать об этом, но снова сдержался.

— Расскажи мне про Шопена, — сказал он. — Что такого случилось в его жизни, что он писал музыку, от которой хочется выть волком на луну?

Пунцовая Снежка благодарно посмотрела на него и принялась рассказывать про несчастную любовь Шопена и Жорж Санд, в десятый раз обтирая давно уже сухую сиську.

Крепость пала на семьмой вечер.

За пару дней до того наконец устаканилась весенняя погода. Зелень поперла, как бешеная, коты и птицы надрывали глотки, воздух сделался щекотным, как мятный кальян.

В тот вечер Снежка пришла к Игорю особенная — взбудораженная, глазастая, набухшая весной изнутри. Уже то, как она пронесла свое тело к роялю, говорило о многом, хоть она ничего такого не делала, а Игорь ничего такого не думал. Просто ее грудь, бедра и все тело светились особым током, усиленным музыкой.

Как на грех, в последнее время Снежка повадилась играть Шопена, надрывного и чувственного, как погода за окном. Игорь никогда не думал, что классика может так царапать нервы. Снежка отдавалась музыке душой и телом, сливалась с роялем в единый гнущийся, дышащий, пульсирующий организм. «Она трахается с ним», — думал Игорь, глядя на ее приоткрытый рот, — «а я ревную...» Забавно, но он не мог представить ее за роялем в одежде.

Закончив оглушительно-страстным форте, Снежка вскочила и подбежала к раскрытому окну.

Солнце как раз думало, стоит ли садиться за соседнюю многоэтажку, и между делом залило комнату призрачным золотом, в котором плавали, как во сне, шкафы, кресла и стены. Сверкающий поток из окна мгновенно вызолотил Снежкино тело, сделав кричаще бесстыдными соски и киску с блестящей капелькой сока на лепестках.

Игорь не аплодировал, как обычно. «Браво» застряло у него в глотке. Голая, упругая Снежка стрельнула в него своими снежинками, которые из голубых стали золотыми. Ее масляный бутончик полыхал на солнце — совсем рядом, прямо возле лица...

Секунда — и Игорь бухнулся на колени. Другая — и он впился губами в это чудо, крепко обхватив дрожащие золотые бедра. Снежка ойкнула... и тут же ее вскрик перешел в стон.

Игорь нырял языком глубоко в соленую плоть, потом щекотал ее кончиком, едва касаясь клитора, и снова нырял обратно... Руки его мяли упругие половинки, постепенно раздвигая их, — и вот уже пальцы знакомились с горячей кожей вокруг ануса, и вся Снежкина промежность окуталась коконом скльзящих касаний, втекающих в кровь и в нервы.

Бедная Снежка стонала, закатив глаза. Ничего не стоило подвести ее, рыхлую, податливую, к кровати, уложить, раздвинуть ноги и лизать, лизать до оскомины во рту, до боли в языке... Снежка плакала, взаправду плакала от наслаждения и Бог знает от чего, и в оргазме разревелась навзрыд, улыбаясь улыбкой психопатки. Только когда Игорь вставился в нее до упора и стал долбить, она вдруг замолкла от удивления, — и тут же взвыла громче прежнего. Взгляд ее блуждал среди звезд, на лице светилась горькая улыбка-гримаса, от которой самому хотелось реветь, и сиськи колыхались от Игоревой прыти туда-сюда, как воздушные шарики на волнах...

Это было, как если выехать из города на мотоцикле, который он давно продал, и нестись по трассе, чтобы стрелка зашкалила за все цифры и застряла где-то в запределье. Хотелось ебаться грубо, по-медвежьи, и он не сдерживался, зная, что это не в плюс ему, но терпеть уже не было сил. Под конец было, как на рок-концертах — тяжелый, бьющий ритм скачки, сотрясавшей кровать, в такт ему крики на два голоса, и потом — один слитный вопль, будто закричала вся комната, взбухнув от пола до потолка.

С последним отголоском этого крика потух золотой свет. Комната стала лилово-серой: солнце наконец закатилось за высотку.

Игорь лежал на Снежке, не имея сил двигаться. Снежка вдруг опять расплакалась.

— Ну что ж такое... — бормотал Игорь, гладя вслепую все, что попадало под ладонь. — Ну чего ты... Нам же было хорошо...

— Ничего, — всхлипнула Снежка. (Игорь не узнал ее голоса.) — Просто... все бывает в первый раз, понимаете? Отчим предупреждал меня...

— То есть?

Игорь даже привстал, чтобы посмотреть на нее.

Влажные снежинки были пронзительно хороши, и бешено хотелось сгрести их хозяйку, чтобы та задохнулась от нежности.

— Ну... я еще никогда вот так вот... Как вы рассказывали тогда. У меня есть молодой человек, недавно познакомились, и вот мы с ним тоже... Я не думала, что могу... вот так вот...

— А тот армянин? — спросил Игорь. Внутри него будто раздавили кислый лимон.

— Так это ж отчим мой... Он грубый, но меня любит. На рынок свой пристроил, с Дорофеем познакомил. Я ради него в брюнетку покрасилась, чтоб быть совсем, как его дочка. Он заставлял меня ходить играть своим друзьям. Им это нафиг не надо было, но он хотел, чтобы я свое дело не забывала... Я глупая была, не хотела, сопротивлялась. Вот как раз он меня тащил, когда вы его ударили. Глупо так получилось...

— Отчим? — тупо повторил Игорь.

— Ну да.

— И молодой человек Дорофей?

— Угу... Не думала, что я такая...

Игорь стал одеваться.

— Не огорчайся, — сказал он. — Считай, я тебя изнасиловал. В качестве компенсации плачу сегодня вдвое больше.

Через пять минут Снежка ушла. Конверт с компенсацией она то ли забыла, то ли не взяла.

***

В этот раз было особенно трудно поддаваться. Накипела такая злость, что хотелось разорвать поганую Максову рожу в клочья, хоть та была вовсе не поганой, а вполне себе ничего. Игорь старался помнить об этом, как и том, что не стоит злить Макса лишним рыпаньем — себе дороже будет. Все равно ему, Игорю платят за проигрыш. Это рестлинг, детка.

До определенного момента все было под контролем. Определенный момент наступил, когда Игорь глянул в зал (вообще он этого никогда не делал, но тут выпал именно тот раз из миллиона, который входит в «никогда») — глянул и увидел там два лица: изумленное Снежкино, с открытым ртом и глазами-блюдцами, и довольное Дорофея.

Дыра, Дырофей, этот Дыр Дырыч, Дырчик ебаный стоял с ней и обнимал ее за что попало.

Тут же все сложилось в черткую картину. Игорь прилип глазами к талым снежинкам, которые встретились с его взглядом и сверкнули, как солнечный заяц.

— Не отвлекайся, — шикнул Макс, сопроводив свой совет отрезвляющим ударом в ухо.

— Сукааааа, — взвыл Игорь...

Дальше все было как в тумане. Мелькание, метушня, удары, потом синяя туша в углу, которая была Максом, и которую Игорь, похоже, норовил растоптать ногами; рев зала и звериный рык из Игоревшей охрипшей глотки, когда тот наступил на избитого Макса, как Тарзан; перекошенная морда Дырыча, и где-то сзади, в мешанине силуэтов — Снежка, которая не подошла. НЕ ПОДОШЛА...

Он повторял эти слова, как зомби, не слушая матюки Дырыча. Потом спокойно, будто выполнял медицинскую процедуру, треснулся лбом об стену и пошел, куда глаза глядят. НЕ ПОДОШЛА...

Шишка болела, охлаждая болью кипящие мозги. «Без паники» — говорил он себе. — «Вернешь ему деньги, и всего-то делов. Все равно она к тебе не придет. Стар ты стал для таких дел, рестлер Oduvan. И все-таки подстелиться под Макса при ней было нельзя. Правильно ты сделал. Но она все равно НЕ ПОДОШЛА... Надо же: Дырыч и Снежка. Я и забыл, что он армянин. Мир слишком тесен, чтобы в нем жить. НЕ ПОДОШЛА...

Назавтра в его дверь раздался звонок.

Игорь подскочил, опрокинув бутылку. Он был так уверен, что Снежка больше не придет, что даже забыл про «концертный день».

«Это сосед», думал он, открывая дверь. За порогом стояла Снежка. Ее лицо светилось неописуемым восхищением.

— Куда вы вчера убежали? — спросила она особым, медовым голосом, каким женщины говорят со своими идолами.

— Убежал? — тупо переспросил Игорь.

— Да. Я так хотела сказать вам, как это было... А пришлось с Дорофеем домой ехать.

— Ну, он же твой мужчина...

— Он так взъелся на вас... я даже и не поняла, за что. По-моему, он просто завидует.

— Ты знаешь, что такое рестлинг? — спросил Игорь, пропуская ее.

— Конечно! Я же была вчера... Слушайте!..

— Что?

— Я... Я не знаю, как буду сегодня играть, — бормотала Снежка, запрокинув голову в полметре от Игоря. Он подумал бы, что она копирует Голливуд, если бы не знал, что это у них в крови. — Я... давайте вначале посидим, поговорим...

— Давайте.

Воцарилась пауза.

Игорь вздохнул. Потом еще вздохнул. И еще раз, и еще.

Проглотил ком в горле — и кинулся на Снежку.

Та благодарно обмякла в его руках. Игорь целовался с ней, как сопливый пацан, обслюнявив рот и щеки, пахнущие сладкой косметикой. Потом вдруг подхватил ее на руки и потащил в комнату.

Снежка восхищенно завизжала. Она казалась легкой, как воздух за окном.

Игорь аккуратно уложил ее на кровать, сразу же залез под сарафан, стянул трусы (Снежка ахнула от сладкого ужаса) — и влип хозяйством в сладкий сок.

— Говори: «клянусь...» Повторяй за мной, — выкрикивал он, молотя яйцами по Снежкиной плоти. — «Клянусь...»

— Клянууусь, — стонала Снежка, закатив глаза.

— Клянусь больше никогда...

— Больше... никогдааа...

— Не делать этого... с Дорофеем...

— С Дорофеее... еееее... ыыыыы!!!

Она взахлеб спустила, и хвостик Дорофея потонул в ее крике.

Игорь был не согласен так быстро сдаваться и утюжил ее еще минут семь, пока не лопнул против воли и не вытек в нее горьким фонтаном, который саднил в нем все это время. А после того не мог успокоиться и долго, долго шлепал и месил ее киску, растраханную, горячую, вкусно пахнущую похотью и солью, а счастливая Снежка прижималась к нему и вздыхала от удовольствия, как ребенок с шоколадкой...