Липа цветёт

Я гнл свой велик по просёлочной дороге, прям как в той эстрадной песне, про букет полевых цветов, правда в плеере моем звучала совсем другая музыка — классика рока конца 70-х прошлого столетия! Вокруг простирались бескрайние поля, цветущие луга, приветственно шелестели листвой небольшие перелески, одним словом пастораль — сельская идиллия, как выразился бы какой-нибудь поэт золотого века. Брала гордость и захватывало дух от таких просторов наших земель. Хотя это теперь уже наших, а 70 с небольшим лет назад все это принадлежало германской Восточной Пруссии.

Я не так давно переехал в Калининградскую область, где у меня проживала родная тетка — сестра отца. В жизни последние пять лет как-то не складывалось: ни в карьере, ни в семье, ни в отношениях, поэтому в один прекрасный момент написал директору заявление по собственному, сообщил бывшей жене, что меняю ПМЖ, продал свою долю в квартире и покинул родное Подмосковье, подавшись на крайний запад России.

Скажу честно, шаг был весьма опрометчивый, но я привык к спонтанным решениям и постоянным импровизациям — может потому и не устаканилось ничего в моей жизни к 32 годам.

Тетка, конечно, звала, и рада была, но как то переоценили мы наши силы и возможности. С работой в Калининграде было туго. Ну, хотя как туго, работа была, но не по моей специальности и опыту работы. Благо были кое-какие навыки. Кому комп починить, где таксануть на старом Опеле, ну и так, по мелочам. А как лето настало, тетка меня к себе на почту устроила временно, почтальоном. И вот, гнал я свой велик по проселку, к самой дальней точке доставки — небольшой деревне Романовка, куда необходимо было отвезти плотный желтый конверт: не то письмо, не то пакет. Обычно по дальним краям Михал Семеныч мотался на древнем Москвиче АЗЛК пролетарско-красного цвета, с хромированным бампером, поеденным точечно ржавчиной. Но в этот раз он спину надорвал, лежал дома на больничном, вот мне и пришлось велопробег совершить — а больше у нас в отделении некого было в такую даль посылать. Навигатор никак не мог найти маршрут к той самой Романовке, благо помогли старые бумажные карты и мой небольшой навык по ним ориентироваться.

По моим прикидкам через минут двадцать я должен был добраться до точки назначения, но за спиной сгущались грозные тучи, предвещая июльскую грозу и ливень. Да и па́рило несмотря на позднее утро уже нещадно. Моя безрукавка прилипла к телу не только на спине, но и на груди!

Впереди ещё ярко светило солнце, а позади тень от туч нагоняла меня, явно выигрывая в скорости. Пришлось поднажать на педали и ускориться до спасительной липовой рощи, виднеющейся метрах в двухстах, где я надеялся хоть как то спрятаться от крупнокалиберного, но по обыкновению скоротечного ливня.

Дорога была старой, покрытой ухабами, хотя при немцах содержалась в порядке, о чем свидетельствовала сохранившаяся местами брусчатка, выложенная некогда аккуратными узорами.

Я ворвался под спасительную сень лип в последний момент, когда над головой громыхнуло и очередь первых, ещё редких капель дождя зацепила мне спину.

Липы были в цвету и росли так плотно друг к другу, что образовывали вдоль дороги своеобразный тоннель, практически скрывая небо под густой листвой. Едва я въехал под своды аллеи, как меня окружил тягучий аромат липового цвета. Хотелось просто остановится и посидеть под деревом, опираясь спиной о грубый ствол и вдыхая этот медовый запах июня. Но вот только дождь подстегивал, не давая расслабиться, а его крупные капли пробивались сквозь густую листву аллеи и с каждым разом снова поражали меня своей шрапнелью!

Дорога виляла, загибаясь причудливой кривой среди вековых деревьев, и перед каждым поворотом мне чудилось, что я вижу чей-то силуэт, мелькающий среди толстых стволов, но едва я преодолевал его, как впереди маячил очередной поворот, и никого не было. А после я замечал этот силуэт вновь, и мне даже удалось разглядеть длинное красное платье и копну темных волос. Я пытался выжать все, что мог из велосипеда, объезжая ухабы и наполняющиеся лужи и рискуя поскользнуться на мокрых камнях брусчатки.

И всё-таки я не ошибся! За очередным поворотом мне открылся прямой участок дороги, липы редели, и впереди уже маячило жёлтыми пятнами солнце, пробившее в тучах брешь и слепящее блеском дождевых капель осевших на широкой листве. Прямо передо мной, метрах в двадцати шла женщина, на ней действительно было красное платье, а по спине рассыпались темные, переливающиеся в солнечном свете волосы. Шла она неторопливо и когда услышала шум нагоняющего ее велосипеда — остановилась и обернулась ко мне. Черные брови и добрая улыбка, это все, что я успел заметить, прежде чем раздался треск в ушах, и яркая вспышка ослепила меня...

Пришел в себя я лежа на мокрой траве. Правый локоть саднило и бедро справа тоже болело, раскалывался затылок, а перед глазами плясали зайчики, как после того когда на сварку поглядишь. Я пытался проморгать слезящиеся глаза, потому и не сразу увидел ее, склонившуюся надо мной и что-то говорящую. Как понял в следующий момент в ушах у меня звенело и слова доносились откуда-то издалека, словно сквозь шум радиопомех!

— Ты как? Живой? Встать сможешь? — это была та самая женщина, взгляд ее был взволнованный, а в глазах неопределенного цвета (темно синий, минуя серый, становился вдруг малахитово зелёным, я ещё подумал — классные линзы) бушевала, будто океаническая буря!

Я разглядывал эту неожиданную попутчицу. Она сидела на траве, подогнув под себя ноги, склонившись надо мной и держа на моем плече руку (наверное, тормошила меня, пока я приходил в себя).

— Что... случилось? — голос я свой не услышал, скорее, понял, что задал этот вопрос. Да и ее слова скорее читал по губам.

— Молния в дерево ударила. Перед тобой прямо. Ты и свалился. А может, отбросило тебя. Как ты себя чувствуешь?

Считывая сказанное, я невольно залюбовался ее губами цвета спелой малины, потому и ответил не сразу.

— Нормально, — произнес я, отвечая сразу на все вопросы, и выдавив из себя подобие улыбки, попытался подняться, сморщившись от боли.

Женщина тоже встала, машинально отряхнув колени от мокрой травы, и помогла мне удержаться на нетвёрдых ногах, пока я пережидал приступ головокружения, взяв за руку.

Бедро болело, но идти через боль мог. Вроде не сломал ничего. Голова гудела, перед глазами плясали муравьи, но зрение и слух постепенно возвращались. Ссадина на локте и вовсе была мелкой царапиной.

Я осмотрелся кругом. Дождь уже прекратился. Впереди дорогу перегораживала огромная ветка с полдерева, толстый край ее был обуглен и дымился. Велик валялся в одной стороне, рюкзак с почтой в другой. Я проковылял до рбкзака и проверив, что не испортил корреспонденцию, машинально закинул лямки за плечи. С велосипедом было хуже: переднее колесо погнулось и спустило. Дальше на таком ехать было рисково, требовалось, как минимум заклеить и накачать камеру.

— А Романовка далеко? — спросил я у женщины в красном платье, стоящей неподалеку и наблюдавшей за мной.

— Там, за рощей, — показала она рукой именно туда, куда я и держал путь.

Значит, судя по просмотренной накануне карте до деревни плюс минус километр. — Размышлял я. Велик можно докатить, а там уж найду, чем камеру заклеить да накачать.

— Только правильное название Романьево. Вы нездешний, наверное! — женщина уже справилась с волнением, охватившим ее в первые минуты произошедшего и теперь учтиво обращалась ко мне на Вы.

— А мне туда письмо доставить нужно, — пропустил я мимо ушей ее замечание. — Я почтальон. Только адрес странный. Романово, дом N1. Ни фамилии адресата, ни имени.

— Ну что ж. Идёмте вместе. Поищем Вашего адресата, — женщина доброжелательно, но при этом загадочно улыбнулась. Подобрав небольшую корзинку, наполненную чем-то жёлтым, она неспешно ...