Живая статуя. Часть 2

  1. Живая статуя. Часть 2
  2. Живая статуя. Часть 1

Страница: 2 из 3

.. Три часа спустя я, совершенно обессиленный, плюхнулся на скамейку. «Может, Майю нужно окунуть в воду? Но все экспонаты на сигнализации, и я не дотащу ее к крану...» Мысли бились в моей голове хаотично, как ночные бабочки о фонарь. Из последних сил я заставил себя успокоиться, расслабиться и подумать.

«Логика, только логика», говорил я себе, «ничего, кроме логики. Итак, логика. Будем рассуждать логически. Что у нас есть? У нас есть список запретов. Обычный список запретов, стандартный для всех музеев. Нельзя трогать экспонаты, потому что... ну ни к чему им отпечатки жирных пальцев. Нельзя ходить босиком, потому что это не пляж, а музей. Нельзя бухать, потому что... потому что нельзя. Нельзя снимать со вспышкой, потому что... Стоп, а почему?»

В самом деле, думал я, — это уместно в картинной галерее: чтобы яркий свет не портил цвета картин. Но ведь здесь скульптуры, железяки, им фиолетово, со вспышкой я снимаю их, или без, или вообще не снимаю... Стоп, а почему на входе отбирают фотоаппараты? Почему все снимки делаются местной камерой, в которую вставляется SD-шка посетителя? Что-то тут не то. Сказали бы «без вспышки» — и хватит. Штрафовали бы за вспышку, в конце концов... Та-ак. Хорошо, что моя камера живет у меня в потайном кармане сумки. Маленькая, да удаленькая. А ну-ка...

Я подошел к Майе, достал свою любимую камеру, включил вспышку... Холодея, нажал на затвор...

И чуть не выронил камеру. Майя шевельнулась, будто желая вырваться из железного плена, и застыла снова.

Я подбежал к ней, стал трясти ее, звать, умолять проснуться... Вовремя вспомнив про сигнализацию и опомнившись, я отошел прочь.

«... Спокойно, приятель, спокойно. Ты на верном пути. Логика еще никогда не подводила тебя. Не сдаемся, не сдаемся — продолжаем мыслить... Итак, вспышка. Почему Майя ожила? Потому что была вспышка. Почему Майя ожила не до конца? Потому что вспышка была так себе. Просто не хватило яркости. Та-ак...»

В том же потайном кармане у меня была внешняя вспышка. Не попадая от волнения в разъем, я присоединил ее с седьмой попытки, выставив мощность на максимум. «Только бы хватило заряда», думал я, трясущимися руками направляя объектив на Майю...

Ррраз! В полумраке зала сверкнула голубая молния, ослепив меня; я зажмурился, но тут же открыл глаза, всматриваясь в темноту. Лиловое пятно в глазах расточилось... и я увидел движущийся силуэт.

Не веря своим глазам, я застыл, не дыша — и услышал глубокий вздох Майи.

 — Майя! — крикнул я, все еще боясь шевельнуться, будто меня самого превратили в статую.
 — Рома? Что... где мы? Я...

Тут я, наконец, кинулся к ней — и обнял ее за ноги. Майя пошатнулась и чуть не упала.

 — Осторожно! — я помог ей спуститься с пьедестала.
 — Рома? Так странно... я ничего не помню. Почему это... я что, голая? Почему на мне ничего нет? И в чем это я вся? В краске? Где мы?
 — Мы в музее. В музее Бецмана. Почему ты не рассказала мне про него? Почему? — говорил я, обнимая Майю, покрытую серебрянкой с ног до головы. Она бессознательно льнула ко мне, ничего не понимая, но услышав про Бецмана — вздрогнула:
 — Что, он... он...
 — Да. Но теперь все в порядке. Все хорошо, — говорил я, гладя Майю по спине, шершавой от краски.
 — Боже! Но я ничего не помню. Помню, как ехала на встречу с ним, везла ему... Боже! Он обманул меня? Он...
 — Забудь о нем. Все хорошо, — повторял я и, не выдержав, прильнул к ее губам.

Они были горькими от краски, и я протер их краем футболки. Протер и прильнул к ним снова, — так, что Майя застонала, вжавшись в меня грудями.

 — Аааа... — ее язык сплелся с моим, и внутри у меня распустился горько-сладкий цветок. Я целовал ее, и захлебнулся сладкой солью ее рта, и думал — «вот ее язык, нежный, сладкий, горячий... живой! Живой...» Чудо ее оживления оглушило меня — я гладил, тискал и тер ее тело, жаркое где-то там, под шершавой краской, холодящей мне ладони, — и не заметил, как мы оба оказались на полу.

Пол был мраморный и холодный. Бедра мои сами бодали Майю, желая поскорей врасти в нее, и я стягивал с себя штаны с трусами, обнажая хозяйство — и мрамор обжигал мне кожу на ногах. Краска, плотно облепившая Майю, скрыла живую кожу — и страшно хотелось пробиться к пульсирующему, горячему, к живой мякоти ее нутра, и я буравил ее маленькими быстрыми толчками, стараясь не делать ей больно...

Нам было твердо, холодно, неудобно; нас освещали призрачные лучи сигнализации, и мы барахтались в полумраке музея, вталкиваясь друг в друга, бодаясь лобками, выворачиваясь, как рыбы на песке... Этот секс был похож на пир голодающих, которые дорвались до сказочных яств и заглатывают все сразу. Как-то сама собой нашлась поза: я выгнулся буквой «Г», Майя обхватила меня ногами, уперлась руками в пол, запрокинула голову — и наподдавала мне тазом, крепко вдавливаясь в меня. Она была вся в краске и казалась куклой — но она была живая, ЖИВАЯ! и глаза ее отблескивали серебряными огоньками, пронзительными, как у ночного зверя.

Наши бедра и гениталии работали, как сумасшедшие; мы быстро запыхались, и нам пришлось сделать передышку, хоть между ног у нас было жарко, как в аду. Я распирал членом верхнюю стенку влагалища Майи, надетой на меня, как эластичный чулок, и спрашивал ее, задыхаясь после гонки:

 — Тебе... тебе... не больно так?
 — Нет... — отвечала Майя, — а даже если и чуть-чуть... Неважно. Это неважно. Я хочу! Я очень хочу!
 — Ффффух!... А почему ты прогнала меня, когда нас застукал Фауст?
 — Я не прогнала!... Я испугалась. Он превратил бы тебя в жабу. Или в крысу... Ты во мне?
 — Ого!... Еще как! Посмотри! — Майя вытянула голову и смотрела, как мой член тонет в ее дырочке, распирая влажные лепестки.
 — Оооо!... Трудно поверить даже, что это я... мы... Можно потрогать?
 — Где потрогать?
 — ТАМ...

Майя протянула руку, коснулась моих яиц, робко погладила их — а я, в свою очередь, стал щупать и щекотать ее клитор, набухший среди липких складок. Она смотрела, как я это делаю, подвывая и возбуждаясь, как кошка. Ее бедра ерзали на моем члене, а пальцы сплетались с моими пальцами; мы ласкали и мяли наши гениталии, сходя с ума от бесстыдства — и наконец возбудились настолько, что не выдержали и принялись трахать друг друга зверски, жадно, агрессивно, утоляя жгучий голод между ног...

 — Тебе классно? — хрипел я, шлепая яйцами по Майе.
 — Да... хочу еще! Хочу еще много!... очень, очень хочу... — стонала Майя, и я ускорял напор. Рукой я шарил по ее вагине, сдавливая клитор и вибрируя на нем, чтобы Майя кончила вместе со мной.
 — Ты сильно возбудилась, да?
 — Иииыыы... а ты не видишь? АААААА! умираю, лопаюсь просто!... еще, еще, еще так! Ооооо...

И я прыгал на ней, позабыв про холодный пол, и про усталость, и про то, что она вся в краске, как елочная игрушка, и про то, что у меня стреножены ноги... Блаженство подступало, нарастало, как пенистая лавина — и я уже чувствовал, что мы дышим вместе, и стонем единым криком, и сейчас упадем горящим комом в пропасть, и утолим в ней наш голод, и...

Вдруг вспыхнул яркий свет. Я вначале не понял, что это снаружи, решив, что у меня искры в глазах; но Майя ахнула — и раздался каркающий голос:

 — Извините, что помешал вам, хе-хе-хе...

По мраморному полу щелкали острые, злые шаги, приближаясь к нам.

В голове у меня потемнело. Лопаясь от ярости и от неутоленного желания, я встал, натягивая штаны.

 — Кто вам разрешил использовать мои шедевры для сексуальных утех, молодой человек? — чеканил старик, приближаясь к нам....  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх