Хозяйка. Часть 1: Чужой

— Антон, я никогда не путаю деловые отношения с личными! — Ему показалось, что голос ее дрогнул. Но она бесстрастно чеканила, словно читала скучную лекцию. — Вы молоды, темпераментны, у вас еще все будет. В моем возрасте живут иными цен...

Он больше не слушал ее. Кто-то внутри него всё моментально понял.

— Ага... Именно поэтому ты сейчас нервно куришь в форточку, пока твой лысый Виктор дерет во все дыры умелых европейских сучек где-нибудь в Красном квартале!

Он ощутил даже в темноте, как что-то дрогнуло и сломалось в ней. Она словно обмякла и затаила дыхание. Так замирают, чтоб не выдать себя, не сорваться... Это был удар ниже пояса, но теперь он сломал преграду. Он это понял и ощутил себя хозяином.

— Ладно, давай уже! — Он вдруг нетерпеливо вцепился зубами в тугой узел пояса халата, раздирая его, стаскивая с округлых плеч тяжелую шелковистую ткань. Она лишь вздрогнула и сжалась, все еще оставаясь внешне бесстрастной.

— Антон, это не повод... — она стояла перед ним в изящном кружевном белье, отсвечивая ухоженной матовой кожей и, казалось, не испытывала ни тени смущения, лишь легкую неловкость за его поспешную горячность.

Но Тоху было уже не остановить. Он пер напролом к заветной цели, чем дальше, тем больше возбуждаясь ее прохладным противостоянием. Руки сами поползли по поджарым ляжкам к полноватым бедрам, обтянутым темным кружевом.

— А для кого это мы так нарядились? — Он нес откровенную пошлость лишь для того, чтобы что-то сказать в то время, как пальцы его проникли под узкую кружевную оборку и ласково нащупали редкий ворс интимной прически. Лобковые мышцы хозяйки дрогнули и сжались от его прикосновений. Тохин большой палец проник туда же, сполз чуть ниже, сердце его безумно заколотилось, когда он нащупал выступ клитора и расходящиеся складки влажных половых губ.

— Вообще-то такие вещи делают для себя. — Из тумана желания он услышал ее дрогнувший голос. Это многолетняя привычка следить за собой, так же, как почистить зубы. Или вы считаете, что красивое белье можно надевать только по праздник... а... ммм... — Тохины пальцы жестко проникли в горячую пизду. Всё. Он перешагнул рубеж. Дальше только расширять границы завоеваний. Провел руками вверх по спине, щелкнул застежкой лифчика, вывалив наружу молочно-восковой спелости мягкие, тяжелые полушария с темными сосками. Грубо сдернул трусы, скользнувшие на пол, к халату. Полюбовался аккуратной стрижкой выпирающего лобка, посмотрел снизу вверх в ее умоляющие глаза, увидел то, что нужно: стыд, грусть, сверкающие искорки страсти. Услышал последнее глухое «Зачем?»

— Надо. — Спокойно, словно лабораторный исследователь, раздвинул худощавые ляжки, заставив некрасиво присесть, вновь просунул в горячую щель сразу три пальца, пощипывая большим наружные розовые складки.

Половые губы были сочные и набрякшие. Она вздрогнула и сломалась, мучительно оседая всем телом на дрожащих подгибающихся ногах, покрываясь испариной. Застонала, закрыв глаза. На лоб Тохе упала что-то мокрое и горячее. Слезинка. Лицо Калерии кривилось, душа сопротивлялась, но тело отзывалось самым бессовестным образом. Она согнулась всем телом, вцепившись руками в его плечи, ногтями в маникюре, сухонькими ручками. Большие прохладные груди с темными ореолами сосков закачались перед самым лицом. Тоха оттянул один на себя, пощипывая. Наслаждаясь беспомощностью ее желания. Это не была больше холодная леди. А просто корчащаяся от болезненной страсти немолодая сучка. И это возбуждало Тоху больше всего. Ее кривящееся, стонущее лицо было прямо перед ним. Тоха острыми зубами жестоко прикусил ее нижнюю губу, игриво потянув на себя. Она тянулась за ним, тяжело дыша враскорячку насаживаясь на его жесткие пальцы. Ему конкретно не хватало рук: хотелось лапать ее всю: мять и оттягивать тяжелые груди, больно сжимать мягкий комочек живота, жестко протрахивать пальцами внутри, развести двумя руками ягодицы, впиваясь в них ногтями до боли, оглаживать худощавые шелковистые ляжки. Наконец, сжать пальцами щеки, смазав черты до смешного и нелепого, и любоваться ее зависимостью и сучьей покорностью.

Тохин конь рвался из штанов. Одним движением вскочил с табурета и, легко подхватив задыхающуюся Калерию, подсадил ее на кухонный стол, сметая салфетки и посуду. Торопливо выпутался из джинсов вместе с трусами, сдвинул на край стола ее бедра, широко раздвигая ляжки и сжав в руке багровый член, с электрическим наслаждением провел головкой по влажнеющим распахнутым губам. Вновь лицо ее скривилось, она вся согнулась ему навстречу. Колыхнулись прохладные груди с темными, встрепанными, торчащими сосками. Тохе нереально нравилось ее возбужденное состояние. Оттянув сосок одной рукой, он с размаху шлепнул по груди ладонью. Калерия вскрикнула и дернулась. Даже в отблеске заоконных фонарей отчетливо проступил розовеющий след. Антоха вошел во вкус и звонко смазал еще несколько раз наотмашь, словно играясь. Калерия захлебнулась взвизгом, отпрянув, ее промежность взмокла и заблестела, на Антона повеяло терпким запахом самки. Он не смог больше сдерживаться и со всех сил, до упора, с наслаждением медленно, по миллиметру, ввел член в тугое нутро, ахнув и захлебнувшись ощущениями. Его жесткий член заполнил собой всё её узкое, горячее пульсирующее пространство, упругое лоно нерожавшей женщины.

Самым большим наслаждением было осознание метаморфозы, переломившей независимое поведение этой сдержанной, ухоженной дамочки. Словно великолепный огненный цветок расцвел на ломких ветках осеннего куста — хозяйка вспыхнула внезапной страстью против своей воли, с надломом и страданием. И этот надлом, это не до конца размытое противостояние его нахальному напору, привлекало, раздражало и возбуждало его одновременно.

Он понял, что почти поёт — протяжно, с надрывом, на высокой ноте: «Ааааххх! Ааааххх!» Внутри у Калерии всё бурлило и пульсировало, словно не он ее трахал, разложив на кухонном столе, а она втягивала и засасывала его в водоворот своей горячей щели. Она откинулась плашмя на спину, вцепившись ногтями в край стола, и со стонами вздрагивала всем телом, включая голую грудь и кипящую промежность.

— Мальчик мой... — рычала она, закрывая глаза, — ещё...

Тоху не надо было просить.

Бедра сами двигались навстречу ее вздрагивающей вульве, вколачивались в её промежность, ягодицы свисали со стола, и Тохе пришлось для удобства подхватить худощавые гладкие ноги за щиколотки, загибая их кверху. Яички с каждым движением впечатывались во что-то мокрое, он полностью взмок — сказалось выпитое. Калерия выла, запрокинув голову, бесстыдно вбиваясь в него хлюпающей распахнутой промежностью, наманикюренные когти судорожно царапали его жестко работающие бедра. Бесстыдная вибрация ее похоти и переливчатые стоны заполнили всё его существо, слились с ним, размягчая его тело, стирая личность, выматывая и вытаскивая из него все силы, всю энергию, всё напряжение. И вдруг это напряжение вырвалось из груди громким стоном, достигнув своего апогея, взорвав его изнутри на мелкие-мелкие пузырящиеся шарики, бегущие по венам, сладко-болезненно шебуршащиеся по всему телу, пронизывающие мелкой дрожью, выворачивающие наизнанку его наслаждение. Член начал салютовать порциями спермы, орошая благодарную вагину, словно упругий летний ливень распаренную, теплую землю. Их стоны слились воедино, передавалясь друг другу словно по проводам, и он все вздрагивал и вздрагивал, и не мог остановиться — так долго не было этого, так ярко и сладко это случилось.

«Блин, рано кончил!» — наконец промелькнуло в мозгу. Но разве ж можно столько терпеть. Да еще с такой бабой...

Он тяжело оттолкнул стонущую Калерию и устало сполз спиной по стенке на корточки. Все еще вздрагивающий опадающий член ткнулся головкой в холодный ламинат. Голова кружилась от выпитого, пережитого и сильнейшего оргазма.

Он слышал хрипловатое дыхание хозяйки, тяжело сползающей со стола и шарящей в темноте в поисках своих вещей. Какой-то злой кураж заставил его протянуть руку к низко расположенному выключателю над своей головой. Щелкнула клавиша, и сочный свет залил кухню. Калерия, щурясь, моргала глазами со смазанной тушью. Тяжелая грудь как-то непристойно повисла, соски раскраснелись, разлохмаченные половые губы были измазаны в его густой сперме. Тоха довольно оскалился, любуясь результатом своих трудов. Калерия, привыкнув к свету, холодно мазнула по нему беглым взглядом, отыскала на полу свое белье и, подхватив его в охапку вместе с халатом и туфлями, с безразличным видом спокойно ушла в свою комнату. Тоха откинул голову. Что-то валялось рядом с ним на полу. Пачка Кэптен Блэка и зажигалка, выпавшие из хозяйкиного кармана. Тоха задумчиво вытащил из пачки тонкую темную сигарету, поднес к лицу, понюхал, прикрыв глаза и, чиркнув зажигалкой, непривычно затянулся густым шоколадным дымом...