Дочки-матери. Главы 37—45

38
Сидя на переднем сиденье, Катя сжимала коленки. Обтягивающая чёрная юбка, одолженная ею у Вероники, опасно сползала на бёдра, рискуя открыть треугольник белых трусиков.
— Как там, после рыбалки, голова не болела? — спросил дядя Миша. Его рука лежала на гладкой ручке рычага, заинтересованный взгляд задержался на Катиных ножках.
— Неа, — Катя выгнулась в спинке, потянула расправленные локти в стороны. Её бёдра разъехались шире, юбка полезла вверх. — Ну, может, чуть-чуть.
— М-м-м, — Михаил довольно облизнул губы. Его глаза блестели, как никогда, пах опять бугрился под шортами, хоть в сидячем положении этот нюанс отдавал неопределённостью.

— Понравилось тебе? — спросил он, бросив на Катю взгляд полный отеческой любви.
— Да, — она жеманно улыбнулась.
— Хочешь повторить?
— Возможно.
— Больше не боишься? — он улыбался, губы задирались в сторону, оголяя ровный ряд острых узко посаженных зубов.
Катя хмыкнула, расплылась в стеснительной улыбке.
— А вы не будете приставать? — она хитро сощурилась, посмотрела на него сбоку.
— А я разве приставал? — в его голосе послышалась обида, губы недовольно сжались.
— Нет! — Катя села ровнее, стянула юбку к коленям. — Вы очень добрый и мягкий.
— Спасибо, — Миша просиял от счастья. — Заедем сюда, мне надо пару веников срубить.

Машина свернула на просёлочную дорогу, проехала ещё сто метров вдоль берёзовой рощи, опять сделала поворот и, углубившись в лес, остановилась на небольшой накатанной площадке.
— Приехали, — возвестил Миша, отстёгивая ремень безопасности.
Катя, приоткрыв ротик, оглядывала деревья и кусты вокруг. Неожиданно они очутились в такой глухомани, что мама не горюй. Сердце Катино волнительно запрыгало в груди, кровь прилила к лицу, ноги стали как ватные. Она вылезала из машины, шаталась от адреналина, бьющего фонтаном.

— Поможешь мне? — ласково спросил дядя Миша.
— Да, конечно, — просипела она в ответ. Её голос неожиданно сломался. Она пялилась на вздыбленный пах дяди Миши, шорты, натянутые палаткой, отчётливо выделяли контур заложенного набок огурца-члена.
— Ну идём, — он продвинулся к молодым берёзкам и принялся со знанием дела отщипывать сочные ветки специальными садовыми ножницами, прихваченными из багажника.
Катя складывала веточки в веники, оставляя их на траве для дальнейшей перевязки жгутами.
— Ну хватит, пожалуй, — Миша рукавом провёл по взмокшему лбу. — Как считаешь?
— Да, — Катя озадаченно осматривала поле боя.
«Пять, — отметила она про себя. — И нас пять».

Они быстро связали веники и двинулись к машине. Всё это время у Кати из головы не выходила мысль, что она недостаточно соблазнительна для Михаила Анатольевича. Ведь он неспроста привёз её в лес, и член его стоял, как кол. Тогда почему он не пристаёт? Ведь у них уже было в лодке, только тогда он не получил удовольствия.
— Вы на меня обижаетесь? — пискнула она, когда они уже готовы были сесть в машину.
— Нет, почему? — дядя Миша остановился, посмотрел на неё ласково.
— Не знаю, просто мне кажется, что вы чего-то недоговариваете, — она отвела взгляд в сторону, заправила локон за ухо, чувствуя, какими горячими вдруг стали уши.
— Катюша, — он сделал шаг навстречу, вытянул руки и накрыл ладонями оголённые плечи. — Посмотри на меня, — его большие пальцы нашли косточки, скользнули под шлейки маечки, погладили.

Она подняла на него пытливый взгляд и тут же опустила глазки на его губы. Невыносимо страшно было заглядывать в чёрное мерцание зрачков Михаила Анатольевича. Он буравил её откровенно и вызывающе, будто оценивал смелость с её стороны, которой отродясь не водилось.
— Ты боишься, — догадался он.
Она опустила взгляд ещё ниже. Он взял её двумя пальцами за подбородок, приподнял личико, но глазки её оставались внизу, веки опустились, ротик приоткрылся. Она испуганно дышала, чувствуя несоразмерность возможностей и намерений.
— Чего ты боишься? — спросил он спокойно. — Меня?
Она помотала головой.
— А чего?
Она перевела взгляд на его член, и тут же увела взгляд в сторону.

— Что? — он улыбнулся, следуя её взгляду. Заглянул вниз. — Мой член, да?
Она легонько кивнула.
— И что? Он такой страшный?
Она пожала плечами, выдавливая улыбку.
Миша хмыкнул, расплылся в улыбке.
— Знаешь, что я делаю, когда чего-то боюсь?
— А вы боитесь? — она с недоверием подняла глаза, бровки сошлись.
— Конечно, — он улыбался. — Только дураки не боятся.
— А чего вы боитесь? — она облизнула губки, теперь с любопытством ловя его взгляд.
— Много чего, — Миша улыбался. — Смерти, например.
Она хлопала ресницами, улыбаясь недоверчиво.
— И что вы делаете? — спросила она.

— Я, — он задумался, — бросаю вызов. Каждый раз когда боюсь чего-то, представляю, что это уже случилось. И вот я уже не боюсь.
— А-а, — она вывернула нижнюю губку, нахмурилась. — И как вы смерть представляете?
Миша криво усмехнулся.
— Как успокоение души и тела, как приятный бесконечный сон.
Его взгляд улетел к шумящим на ветру кронам деревьев над головой. Руки сместились на Катину спину, нашли лопатки. В этом жесте Катя почуяла близость нового порядка, будто Михаил Анатольевич только что обнажил перед ней душу.
— А я боюсь боли, — произнесла она, также вглядываясь в лес вокруг погрустневшим взглядом.

Миша хмыкнул.
— Боли во время секса?
Она кивнула, втягивая губы, опуская глаза.
— Тебе уже было больно?
Она невольно свела плечики, повернула головку набок.
— Вот видишь, ты боишься боли, как я смерти. Может, там и не больно совсем.
— Может, — она улыбалась краешком губ.
— Ты уже выбрала, с кем хочешь попробовать?
Она облизывала губы, взглядом выискивая в лесу, за что зацепиться. Но, как назло, сплошная стена листвы не обещала ничего интересного.

— Да, с вами, — сказала она и сглотнула, чувствуя, как кружится голова от новой волны адреналина.
— Это очень, — Миша вздохнул, — приятно, что ты так решила.
Катя прыснула со смеху, Миша присоединился к ней. Они смеялись долго, накопившееся напряжение разлилось приятным теплом в душе обоих заблудившихся скитальцев.

Он притянул её и, вновь приподняв за подбородок, нежно накрыл губами. Катя, ни разу не целовавшаяся в жизни, обомлела и покрылась мурашками. Голова закружилась, сердце испуганно запрыгало в груди. Её руки обхватили широкие плечи дяди Миши, она задыхалась, глотала воздух, наслаждаясь поцелуем. Он давал ей передохнуть, не выпуская из объятий. Рот дяди Миши, настойчивый и бойкий, захватил Катю. Она почувствовала себя игрушкой в его сильных губах. Его язык прокладывал путь к дёснам, между зубов. Она повиновалась, подчинялась ритму поцелуя, и скоро забылась облизываниями и посасываниями так, что испугалась потерять рассудок. Вырываясь, как во время оргазма, доставленного этими же губами и языком, Катя чувствовала несравненно большую близость, не затуманенную алкоголем. Правая рука дяди Миши скользнула под натянутую ткань юбки, нашла разлив тепла между ног. Катя инстинктивно свела коленки, затанцевала на носочках, сражаясь с желанием вновь насадиться на твёрдый пальчик дяди Миши. Он искал её, заигрывал со складочкой, уходящей вниз. Ладонь нырнула под резинку трусиков, обхватила покатый лобок, поросший кучеряшками. Катя едва держалась на ногах. Если бы дядя Миша не обхватил её со спины, она бы уже убежала или рухнула в траву.

— Так не больно? — шептал дядя Миша, его дыхание сбилось, он жадно закусывал губу, отрываясь от её взбитого горячего рта. Она лишь мотала головой, прикрывая с мольбой во взгляде веки. Её рука впервые нашла торчащий кол, задрожала, опускаясь ...  Читать дальше →