Легенда о Восьмом Марта. Часть 1

  1. Легенда о Восьмом Марта. Часть 1
  2. Легенда о Восьмом Марта. Часть 2

Страница: 3 из 4

ее!...»

Он молил запретного христианского бога, угрожал ему, заискивал перед ним, пока не затих на полу, и ум его не утонул в ватной тьме.

***

Он очнулся в своей комнате. Первые мгновения он сидел в неподвижности, но тут же вскочил — и побежал к казематам, хватаясь за стены.

Открывая дверь проклятой камеры, он знал, что сейчас умрет или сойдет с ума — но, войдя туда, остолбенел.

Перед ним на перекладине висела голая Камилла, живая, невредимая — и даже не исполосанная ремнями.

Застывший Афраний смотрел на нее, раскрыв рот, а потом ринулся к ней — и, забыв обо всем на свете, стал щупать, обнимать, целовать и облизывать ее. Камилла, связанная и безмерно удивленная, не могла сопротивляться, а Афраний ничего не слышал и не видел, кроме ее нежного и гибкого тела, целого, не изувеченного — и даже почти не исцарпанного.

Понемногу он успокаивался. Камилла не могла не откликнуться на его порыв, хоть и не понимала ничего. Она клонила голову к Афранию, — и тогда он отвязал ее от креста, и она рухнула к его ногам.

Он прижимал ее к себе, мял и гладил ее, не соображая, что делает. Прелесть голой Камиллы, обессиленной, но неописуемо желанной, дурманила ему голову; уже Афраний целовал пухлый сосок, вынуждая Камиллу выгибать грудь и отталкивать его слабыми руками. «Нет, не надо...», стонала Камилла, чувствуя, как тело ее против воли обвивает Афрания, как лиана, — «Нет! Афраний... АФРАНИЙ!!!»

Вздрогнув, он остановился. Камилла тяжело дышала в его объятиях. Полуоткрытые губы ее дрожали.

 — Нет, Афраний... Не потому, что я... что ты мне противен. Нет. И не потому, что я гордая. Видишь, я честна с тобой. Ты тюремщик, я в твоей власти, но ты не противен мне... Ты видишь и сам, не так ли?... Афраний, мы... Нас должен соединить Бог. Нужно, чтобы наше... наше чувство было угодно Богу. Иначе я не могу...
 — «Наше»? Ты сказала «наше»? — крикнул вдруг Афраний.
 — Да... А что, разве не видно? — тихо спросила Камилла. Афраний боялся вздохнуть, не веря своим ушам, — а Камилла в подтверждение своих слов вдруг обняла Афрания и чмокнула его в щетину.
 — К чему скрывать? — тихо сказала она.

Вдруг Афраний ВСПОМНИЛ. И понял...

 — Камилла! Ты говоришь — «угодно твоему богу»?! Ты знаешь, что сделал твой бог? Ты помнишь, какой ты была вчера, девятого марта?
 — Вчера? Вчера было седьмое марта... или я уже потеряла счет дням?
 — СЕДЬМОЕ?! Что... Еби меня сатир!

Афрания вдруг переполнил мистический ужас. Он упал на колени.

 — Афраний! Что с тобой?
 — Камилла! Камилла! Ты права, и твой бог прав! Вы правы, а я дурак! Я глупец! Я жалкий, ничтожный варвар! Беги, Камилла, беги, стражники режутся в кости, они не увидят тебя, беги! — причитал Афраний, позабыв, что Камилла совершенно голая. Гадкий холодок снова растекался по его жилам. — Беги! А мне незачем жить! Какой позор, Камилла! Вся жизнь — сатиру в зад! Вся жизнь!..
 — Афраний!!!

Но было поздно. Афраний достал меч, воткнул в земляной пол и, оттолкнув Камиллу, бросился на острие.

Его пронзила черная молния, слившаяся с воплем Камиллы. Молния мгновенно разлилась по телу, окутывая его ватным туманом, и тело переставало существовать, отходя в никуда.

Ум Афрания, плавающий в тошнотворном тумане, стал вдруг подниматься кверху, к потолку камеры — и Афраний, не чувствуя уже ни боли, ни своего тела, видел, как Камилла рыдает и бьется над скорченной фигурой, плавающей в луже крови.

Он видел это сквозь багровую завесу — как сон, отходящий все дальше в туман; он видел, как рыдающая Камилла встала на колени, сложила ладони и запрокинула голову кверху, не видя его; он услышал ее голос — издалека, будто сквозь глухую стену:

 — Господи! Верни его, как ты вернул Лазаря! Прости ему неразумный грех его — и верни! Верни его...

Сквозь туман он увидел, как глаза Камиллы закрылись, и она упала ничком. Ее распластанное тело еще вертелось перед ним некоторое время; затем Афрания поглотил туман, и не стало ничего...

***

Когда он очнулся — он снова был в своей комнате. Стены освещал белесый молочный свет: было утро.

Афраний лежал на полу, боясь шевельнуться. Все-таки он встал, кряхтя, на вялые, непослушные ноги.

«Камилла... Камилла... голая... невредимая... я умер... она любит меня... она не против... она умрет... Камилла... Камилла... христианский бог... чудо... я дурак... Камилла...» — носилось в его голове. Мысли и образы перепутались в ней безо всякой связи, и Афраний подумал, что сходит с ума.

Были ли кровавая туша на кресте и черная молния в его теле пьяным бредом, или же явью, — он не знал этого. Его смертно тянуло в камеру к Камилле — и, хоть он и боялся вновь увидеть изуродованную тушу, ноги снова привели его к камере. Закрыв глаза, Афраний вошел, замер на пороге...

 — Приветствую вас, господин вояка! А знаете, я ведь даже и рада вас видеть! — услышал он слабый голос.

Открыв глаза, он увидел Камиллу на кресте — голую, целую и невредимую.

Подбежав к ней, он отвязал ее, осторожно поддержал ее обессиленное тело, усалил к себе на колени — и без лишних слов прильнул к ее губам.

Он уже знал, что она не помнит его самоубийства; что на дворе снова, в третий раз — утро 8 марта, — силой христианского бога, винных паров или чего угодно еще... И он не хотел тратить время на слова и выяснения.

Камилла была изумлена; но ласки Афрания были нежными, совсем не грубыми и не насильными, страстными, заботливо-требовательными, — он ласкал ее, как ребенка, возбуждаясь при этом до безумия; и Камилла очень скоро начала отвечать Афранию. Она стала легонько целовать его, покусывать ему губы и нос, жалить его кончиком языка, а затем и лизать плашмя, как кошка котенка, обвивать его руками и ногами, и вьющейся своей гривой, и всем телом...

Они опомнились, когда Афраний уже тыкался вздыбленным бивнем в бедро Камиллы, а его рука с силой мяла складки ее липкого лона, истекающего медом. Камилла, извиваясь в его объятиях, как угорь, все же отталкивала его, с детским ужасом глядя на огромный фаллос:

 — Нет, Афраний... АФРАНИЙ!!! — кричала она сквозь стон. Агатовые ее глаза стали совершенно сумасшедшими, губы дрожали... — Афраний! Не потому, что я... что ты мне противен. Нет. И не потому, что я гордая. Видишь, я честна с тобой. Ты тюремщик, я в твоей власти, но ты не противен мне... Ты видишь и сам, не так ли? Афраний, мы... Нас должен соединить Бог. Нужно, чтобы наше...
 — «... Чтобы наше чувство было угодно Богу. Иначе я не могу» — продолжил Афраний, помнивший этот монолог наизусть. — Так?
 — Так. — Камилла удивленно смотрела на него. — Ты и сам все знаешь. Я... я хочу этого. Марк!... Я хочу быть твоей. Да... Я мечтала, чтобы мы были мужем и женой, как заповедал Христос. Глупо стыдиться, глупо бояться говорить это — ТЕПЕРЬ. Ведь мне осталось жить всего несколько дней...
 — Нет! Камилла, нет! Нет! Но я не понимаю...
 — Если мы сделаем ЭТО сейчас... Это будет грех, понимаешь? А так мы... мы будем вместе и после смерти. Тогда не страшно и умирать. Ты не понимаешь, Марк Афраний, честный мой вояка, ты... но ты же умен! Ты умен, ты должен понять...

Афраний действительно мало что понимал — кроме того, что хочет голую Камиллу до одури, и Камилла любит его, и все это не сон... Но он понимал, что христианский бог вернул ему Камиллу, и что с богом, который запросто вертит временем, как рулем галеры, лучше сохранять хорошие отношения. Мысль о том, что этот бог снова может отобрать у него Камиллу — хотя бы и после смерти — была невыносима для него.

 — Объясни мне, Камилла, и я пойму....  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх