«Клин клином»

И вот, как-то на уроке географии состоялся между нами занятный диалог. Он ничего не учил и сказал мне, чтоб я подняла руку и ответила, чтобы уменьшить вероятность, что его спросят. Не попросил, именно сказал — как так и надо, иди и ответь, и все тут. Мне, конечно, технически было не сложно это сделать, но командный тон с его стороны пришелся мне не по нраву. Я отказалась. Он высокомерно заметил, что лучше бы мне его слушаться, правила здесь устанавливает он, и он сможет сделать так, «что ни один человек, сидящий в этом кабинете, со мной не заговорит». На меня, честно сказать, его угрозы впечатления не произвели, да и вниманием пока еще незнакомых людей я не особо дорожила. И вообще — теперь для меня уже было делом чести ему отказать. К доске вызвали кого-то другого, а наша дискуссия продолжала набирать новые обороты. Он перешел на оскорбления в мой адрес, и я бы даже, возможно, по истечении времени, смогла их ему простить, но не последнее. Он оскорбил моих родителей. Людей, которых не видел, и увидеть бы не смог при всем желании. Я даже отвечать не стала. Он и так по моему взгляду понял, что это было зря, и осекся.

Но было поздно, я пересела от него. На вопрос проницательной учительницы ответила, что мой сосед по парте просто не умеет себя вести с девушками. И теперь уже для него было делом чести отомстить. Насчет класса — надо сказать он оказался верен своим словам, общались со мной лишь единицы, и те украдкой. Анька подтвердила свою двуличную натуру, названивая мне по вечерам, и боясь подойти днем. Класс умников оказался вовсе и не классом умников — даже похуже прошлого, просто с классным руководителем повезло — пестовала она их как своих. На переменах, в столовой, и при преподавателях, предпочитающих закрывать на все глаза, мне приходилось очень не сладко. Переиначивалось и передразнивалось каждое слово, обсуждалась вслух каждая деталь моей одежды — действовал он не один, было еще несколько шестерок, которые добавляли к его «козырным» фразам либо туповатые домыслы, либо просто одобрительно ржали. Я стойко отбивалась ото всех нападок. Причем замечу, ни одна я была козлом отпущения, было несколько человек. Просто на тот момент я у него вызывала наибольший интерес — я сопротивлялась, и не плохо, ну и все-таки свежее мясо, не успевшее наскучить. Плюс, ему требовалось унизить меня сильнее, чем всех остальных, именно из-за первоначально проявленного внимания — ход мыслей настоящего слабака. Остальные же либо молчали (привыкли молчать за долгие годы), либо поддакивали ему. Даже когда ситуация была в моих руках и я откровенно давала всем «изгоям класса» шанс отомстить этому ублюдку за всё — они бездействовали. Говорили втихушку, что круто я его, а поддержать не осмеливались.

И я оставила попытки расшевелить это мирное болотце. Старалась просто не дать себя согнуть и все. Надо сказать мне с трудом это давалось. Я приходила со школы, закрывалась в своей комнате и плакала. Прокручивала в голове всю грязь, вылитую на меня за день — а он порой доходил до очень мерзких вещей (я не стану вдаваться в подробности, но было не хуже, чем в каком-нибудь современном фильме про школьные издевательства, подростки во все времена славились особенной жестокостью и отсутствием «тормозов», и я это испытала на себе), и мне хотелось уснуть и не просыпаться. Но утром я снова вставала, надевала вместе с одеждой маску «а мне все пох... й» и шла в школу с гордо поднятой головой. И так продолжалось довольно долго, пока меня не добил один случай. Замечу здесь, Павел ни раз предпринимал попытки примирения, бывало даже довольно искренние, — и я всякий раз с презрением их отклоняла. Я никогда не умела заговорить, как ни в чем не бывало с человеком, который вчера был моим врагом. Поэтому, получалось, что я сама продолжала этот конфликт. Естественно его это особенно сильно раздражало. В итоге, ему ничего не оставалось делать, кроме как люто меня ненавидеть и продолжать начатое. И вот как-то подплывает он ко мне, с глазами верными, как у дворняги — годы КВНа даром не прошли. Просит прощения, буквально умоляет. Я ноль внимания. Он попыток не прекращает.

Я разворачивалась и уходила прямо перед его носом, и отталкивала его, и просто отворачивала голову, задрав нос выше деревьев, в конце концов, просто посылала в известном направлении — бесполезно. С небывалым постоянством, около недели, каждый день, он буквально падает на колени, умоляя о прощении. Наконец, я повелась, — простить не могла, лишь, свойственно мне, высокомерно сказала, что он чисто для себя может считать, что прощен, а до моих чувств ему не должно быть никакого дела. Но нападки неимоверного дружелюбия со стороны врага и на этом не спешили прекращаться. Он просился сесть рядом, ходил хвостом, подсаживался без моего разрешения, а я всякий раз уходила. Надо сказать, он был очень скользкий тип и ради какой-то цели мог очень сильно унизиться. Или еще перед человеком явно сильнее его — унизился бы только так. И вот, в один прекрасный день надоела ему эта котовасия, подкараулил он меня одну в классе, точнее подстроил не без помощи «верных подданных». Уселся рядом, смотрит на меня своими маслеными глазками снизу вверх (он немного ниже меня) и лопочет что-то о высоких чувствах.

Я, в свою очередь, презрительно смотрю на него сверху вниз, явно недопонимая сути разговора. И тут он хватает меня за руку и пытается поцеловать. Я естественно вывернулась под общий хохот из дверей — все наблюдали, как выяснилось. Причем смеялись надо мной. Я в любом случае была бы унижена — поцеловал бы, тем бы и была унижена, не дала даже приблизиться — и хорошо, я же изгой — меня должно быть стрёмно целовать. Но суть не в том, это был инцидент один из многих. Ну подумаешь — раньше на словах собачились, а тут на действие решился. Я не скажу, что привыкла — я к такому бы никогда не привыкла, но и из ряда вон это не было. Я считала, что вышла из ситуации достойно, и это для меня было главным. Выбило меня из состояния спокойствия то, что он это, оказывается, не по зову сердца делал в последнее время, а за деньги. Да-да! Оказалось, что он давненько уже решил отступить и оставить меня в покое — все-таки ругаться со мной было себе же в минус, я хоть и не парень — избить не могла, но всегда могла сильно унизить словами, даже мат при этом не употребляя. Ан нет, кое-кому его отступление пришлось не по нраву — и мое дальнейшее унижение было проплачено, и ни кем иным, как моей экс-подругой Анюткой. Платила она ему каждую неделю по 2 сотни, прям как зарплату, и отдельно за последний «поцелуй» было заплачено 100 рублей, с намеком на сумму побольше, если поцелуем не закончится.

Я тогда впервые столкнулась с предательством. Сказать, что было больно и обидно — ничего не сказать. Мы дружили с 5 класса. То, что она меня оставила в трудной ситуации я списала на природную ее трусость, но такой нож в спину — это было за гранью! Это ж как надо было меня ненавидеть?! Что она всегда немного завидовала — это я знала, но чтоб такое сделать — это действительно нужно именно ненавидеть. С подругой я отношения выяснять не стала. Лишь дала понять, что я в курсе, обозвав Павла в очередной стычке «дешевой шлюхой», и, чтобы до нее уж наверняка дошло, что это не просто очередное оскорбление в его адрес, а камень именно в ее огород, не двусмысленно добавила, что, несмотря на нашу с ним вражду, я хотя бы уважала его до того, как он продался девчонке. Он от этих слов убить меня готов был (правду и впрямь никто не любит), его еле удержали. А она после этого звонить перестала. Нашла себе новую подружку, из числа Павлушкиных приближенных, красивую, но до противного «доступную». Знаете, такие девчушки, которые многое позволяют по отношению к себе, в каждом классе есть. Только вот Анька тоже была из их числа. Ненависть ко мне поначалу еще больше скрепила их союз. Но, впоследствии, когда тема «меня и Пашки» себя исчерпала, Анютик с той же прытью принялась завидовать и новой подруге. Видимо, ...  Читать дальше →