Остров. Глава третья: Остров Буян или осень на носу, а запасов нет

Через минут десять, за которые я успел два раза кончить, она забилась на скамейке, сжимая его голову бёдрами, вытягиваясь стрункой. А потом опала к нему на руки, чуть неслышно плача. А он гладил её по голове, стягивая на колени свои больничные штаны. Приведя себя в относительный порядок, уже она наклонилась к нему, поглаживая торчавший член. После чего я поспешно ретировался. Вдруг, пока ласкает, увидит меня? Тогда мне конец.

Всё это всплыло в секунду в моей памяти, когда выпив, мы вышли на порог, а небо упало на нас ночью, большими звёздами, ночной тишиной, успокаивая нас. Разгорячённые, мы потолкались у моей машины, рассматривая в свете фонаря какие-то там технические изыски, а потом пошли к реке. Тишина-то какая!?? Только нет соловьёв, скамейки, старичка-ебунца и врачихи, в распахнутом халате, с чулочками на пояске.

***

Песня на два мужских голоса взвивалась вверх, убегала в далёкие дали, возвращаясь к нам в виде мошек, крутившихся у небольшого костра, разведённого у берега реки. После первой бутылки мы пошли ловить раков. По заверению Вовки, раки тут чуть ли не с омара, вот такие, на полруки. Но пока мы раскладывали костёр, добавляли водки в прихваченные стаканы, раки уползли. Очевидно, поняли, что пришли за ними. Остались только несмышленые, размером в ладонь.

— Мелкие! — Сосед огорчённо вздыхал, крутил в воздухе раков, удерживая их за панцирь. — Совсем мелкие!

— Ничего! — Я помешивал воду в ведре. — Нам хватит.

— Ну, ничего не поделаешь! — Он кинул первого рака в кипящую воду. — Такова судьба злодейка. Кто не спрятался, тот и виноват!

А потом, насладившись горячим соком раков, выпив бутылку водки, мы сели петь. И пели от души. Он знал столько песен, я же не мог поддержать его, так как кроме пары начальных строчек ничего не знал. Но мы пели, обнявшись за плечи, ощущая своё слияние не только между телами, нашими душами, но и слияние с природой, снисходительно принимавшей наше изливание души. И нам было хорошо. Очень хорошо.

— Знаешь, мы тут со Степанидой столько раз сидели, раков ловили, просто любились. И даже не думалось, что вот так и будешь один. — Он закинул голову назад, посмотрел наверх. — Как там она? Сердится ли на меня?

— Думаю, что хорошо. — Я говорил уверенно. — Ведешь ты себя прилично, не пьешь! Помнишь её. С чего она будет на тебя сердиться?

— Она просила в больницу не везти, а я повёз. — Он неожиданно всплакнул. — Боялся за неё. Очень боялся.

— Так ты беспокоился о ней. — Я обнял его за плечи. — К тому же, кто знает свою судьбу? Всё там. — Палец ткнул в звёздное небо, подмигивающее сверху двум у костра. — Вот кто знает, что там? До сих пор учёные не могут сказать, что и как. И поэтому.

— Пошли спать. — Вова приподнялся, но грузно сел обратно. — Ноги не идут.

— Так понесём! — Он оказался легким. Вися на плече вниз головой, он хихикал, вспоминая, как в молодости девку одну на деревне так тащил. Поймал на речке голую, на плечо и в деревню. Только покойница и посмела отбить у него. Тогда он в неё влюбился.

Уложив его в кровать, я вышел на улицу. Как хорошо! Нетвёрдой походкой дошёл до костра, зачерпнул воды из реки, залил его, наслаждаясь фантастическим видом угасающих углей. Остатки еды бросил в воду. Тем, огромным ракам, тоже надо питаться. Довольный собой, я улёгся на диване у Владимира, подбросив поленьев в печь. Ночи уже прохладные.

— Эй! Вович! — Этот голос выдернул меня из сна. Кто-то усиленно долбил по стеклу окна, будя нас после вчерашнего. Я посмотрел на часы. Твою налево! Десять часов. — Ты живой? Вович!?

— Это кум. — Вович странное имя. Опухший Владимир присмотрелся к контуру в окне. — Эй, кум! Мы сейчас, погодь, не трынди!

— А. Так, давай. Жду. — За окном тень удалилась, пустив поток солнца в комнату.

Жмурясь от солнца, мы сидели на крыльце. Кум на моторной лодке двигался из Верхнего в Нижнее, а так как давно не видал кума, решил завернуть. Завернул, а тут машина чужая есть, а кума нет. Не видать. Поболтав о своих делах, в которых я тут же запутался, они пошли к реке.

— Слушай, Ильич. — Кума не знаю как по имени, потому что они звали себя, как привыкли — один Вович, второй Ильич. — До берега подбросишь?

— А куда собрался-то? — Вович остановился, удивлённый услышанным.

— Так, осень уже на пороге, а еды нет. Ни картошки, ни чего. — Это так и слетело с языка, хотя я собирался только позвонить своим, успокоить их, послушать последние новости об оставленном бизнесе и вообще.

— А. — Ильич кивнул понимающе. — Покупать-то где думаешь?

— Так, там. — Я махнул рукой. — У дороги. Там грузовик найдётся всё довести, как думаете?

— А грузовик-то зачем? — Удивление было не поддельным у обоих. — Трактор-то есть, коли чё. Только зачем-то?

— А на чём вести сюда купленное? — Теперь удивился я. Словно с глухими говоришь, ей богу!

— Ты, того. — Вович покачал головой. — Если, правда, купить хочешь, то давай на Верхнее. Верно будет.

— Так, оно далеко, как я понял.

— Недалече, чем это Суковка. — Сплюнул Вович. Ох, уж эти междудеревенские отношения! — Так тебе скажу, паря. На Верхней купишь, так тебе привезут. А десятку накинешь на мешок, сами всё переберут, погрузят, разгрузят. И всё будет хо кей! — Во, как! Ещё и хоккей тут!

— А?

— Так у нас там и баржа своя есть. — Вообще! Рта раскрыть не дают. — Сено-то с острова там возим. — Ильич кивнул. — Довезём, если купишь. — Гм, прямо европейский сервис — с доставкой до дверей! — А картоха славная у нас.

— Если, что — Иринка там поможет.