Ангел и дьявол Паши Малютина
Страница: 3 из 4
Паша вдруг порывисто обнял ее, как не обнимал уже сто лет, и стал целовать в висок.
«Как хорошо, что я отказался», думал он, сжимая прильнувшее к нему тело. «Конечно, это была просто галлюцинация. Воплощение моих тайных желаний... Но равно хорошо. Я обманул дьявола, дьявола в себе», думал Паша...
Через неделю Козлик уехала, и не на сколько-нибудь, а на целых три месяца. Недавно она устроилась на работу в большой банк, и тот отправил ее на стажировку в Лондон.
— Ведите тут себя культурно, мужики, — говорила она Паше, имея в виду его и Эдика. — Не приставайте к женщинам, не спите на потолке. Я буду скучать, — вдруг сказала она. — Я уже скучаю. Еще не уехала, а уже скучаю.
Это было непохоже на нее, и Паша удивился. Еще больше он удивился, когда в аэропорту Козлик чмокнула его в ухо и шепнула:
— Буду очень скучать!
Три месяца прошли в играх с Эдиком, в тягостном сексе с секретуткой Люсей, в заботах и в вечном зависании в скайпе. Безлимитки у Козлика не было, и они набирали текст вручную, как в старых добрых болталках.
Паша никогда раньше не общался с ней в сети. Он знал, что человек выглядит там совсем не так, как в жизни, — но...
«Скучаю по тебе. Так надоели эти рожи, так хочется уткнуться в тебя...»
«Все время представляю, какой ты, какой у тебя голос, и тогда мне легче засыпать...»
«Я обожаю тебя. Всегда стеснялась говорить тебе такое, но отсюда это как-то легче... « — писала емуangel_kozlik.
«Стеснялась?... « — не верил Паша. Он никогда не думал, что Козлик может чего-то там стесняться.
Читать это было тем больней, чем сильней его тянуло налево. Даже в заветный день, когда они с Эдиком встречали маму, Паше не было покоя. Вот блондинка с волосами цвета льна, тоненькая, гибкая, в гольфе и в глянцевой мини... Вот брюнетка, знойная, бесстыдно-чувственная, совсем-совсем молоденькая, как наливной плодик... А вот рыжая, краснощекая, с искристой шевелюрой, как на рекламе краски для волос, в длинном белом платье, легкая, как ангел... И глазищи зеленые, как... как...
Тут Паша слегка обалдел, потому что рыжий ангел увидел их с Эдиком, ринулся к ним, врезался в Пашу с разбега, стиснул его до хруста, перемазал слюнями и повис у него на шее, ухватив другой рукой Эдика...
— Мама, мама! — вопил тот.
— Ккк... Козлик? — хрипел Паша.
— Не узнал? — смеялась и плакала она. — Я так и думала: узнает, не узнает... Вон Эдичка сразу узнал. Решила отпустить немного, так они вдруг полезли, как психованные... Непривычно так... щекочут шею, кошмар просто!
— А это что? — Паша неловко ухватил бронзового ангелочка у нее на шее.
— Да так... купила на блошином рынке...
Она говорила взахлеб, улыбалась, прижимала к себе попеременно то Пашу, то Эдика и всхлипывала от радости.
Дело было не только в волосах: вся она была какой-то новой, помолодевшей, и никто не поверил бы, что этой девочке двадцать восемь лет, и у нее сын-третьеклассник.
Дома Паша никак не мог дождаться, пока Эдик угомонится, насидится на маме, натычется ей в живот, перескажет в тысячный раз все новости и покажет ей все, чего она не видела, пока была в Лондоне... Наконец Эдик был отправлен к себе в комнату, и Паша, замирая, повернулся к Козлику.
Но она опередила его. Мгновенно, за долю секунды скинув все тряпки, она кинулась к нему, повалила на диван и стала раздевать, урча, как голодный зверь.
— Ого! — только и смог выдохнуть Паша, когда она рывком оголила ему срамоту. — Ааааа! — взвыл он, когда она заграбастала его хозяйство и обволокла языком и губами все, что смогла — и член, и яйца, и щекотные уголки под ними, — и заглотила головку, облепив ее нëбом, и влезла пальчиком в анус...
— Аааааа! — вопил Паша, истекая наслаждением, оглушительным, как припадок. — Оооох! Ну и ну, — пораженно смотрел он на нее.
— Просто я очень соскучилась, — говорила рыжая голова, прокашлявшись от спермы.
Ее ладони поползли по Пашиной груди — ласковые, скользящие, электрические ладони, вгонявшие ток в каждую клетку его кожи — и сама она влезла на него, как кошечка, влипла щелью в опустошенный член, нагнулась к Паше — и стала выцеловывать ему шею, губы и все лицо, обхватив его ладошками.
— Я так люблю тебя, — шептала она, крепко целуя Пашу в глаза. — Я чуть не умерла без тебя, — жаловалась она, высасывая ему рот.
Ее бутончик скользил по члену, вмазывая в него сладкую силу, спинка выгнулась по-кошачьи, и сиськи свесились вниз, трогая Пашину грудь, и волосы, шелковые волосы, пахнущие горькой осенью, впервые щекотали ему лицо... Член сам собой выпятился вверх, и скользкий бутон сам собой наделся на него, и Козлик плавно качалась на Паше, выцеловывая его с двух сторон — губами и влагалищем, смаковавшим член, как лакомство.
— Как хорошоооо, — стонала она.
Паша не мог говорить...
Изнуренная и счастливая, Козлик уснула у него на груди, а он долго еще играл ее волосами, не веря своему счастью, и сам не заметил, когда заснул.
Во сне ему явился черт.
— Ну как, годится товар? — спрашивал он. — Не обманул я тебя? То ли еще будет! Это так, разминка, проба пера...
— Какой товар? — говорил ему похолодевший Паша. — Я же ничего не подписал...
— Ой-ей-ей, — кривился черт. — А еще «Фаустуса» читал. Можно подумать, ты поверил, что этот старый ритуал кому-то нужен. Это так, для эстетики. Сделка считается действительной с того момента, как ты внутренне согласился на нее. Хоп! — и все. Нет пути назад. А контракты-шмантракты — это все хуйня.
— Подожди, — кричал ему Паша, — какая сделка? Я не хочу!
— Как это не хочешь, если хочешь? — щурился черт. — И не просто хочешь, а слюнями капаешь от охотки. Кроме того, уже поздно. Помни, Павел Ильич: сколько схаваешь — то твое. Жри, пока не лопнешь. Я свое дело сделал.
— Неееет! — кричал Паша. Но черт уплывал в никуда, и Паша хрипел, захлебываясь лиловой мутью сна.
***
Это был дурман или наваждение. Пашу умилял каждый ее жест, каждый оттенок ее голоса, каждый изгиб ее тела. Он готов был облизывать ее часами, как мороженое, готов был ласкать и трогать ее во всех местах, не стесняясь Эдика и кого-либо еще.
Девочки были забыты: весь Пашин мир, всю его вселенную заняла Она. Козлик чувствовала его восторг и плавилась, как свеча. Щеки ее были вечно красными, в паху было всегда мокро, и длинные ее ножки все время норовили раздвинуться и оплести Пашу, как лианы.
Волосы у нее действительно росли, «как психованные». Через месяц они отросли до лопаток, через полгода свисали ниже пояса. Рыжие, цвета бледной меди с золотым отливом, они околдовывали всех, кто их видел, и Козлика затаскали по фотосессиям, в том числе и ню. В копилку Пашиных переживаний теперь добавилось необъяснимое удовольствие видеть свою жену голой на глазах у других...
— Какая ты сейчас... невероятная, — бормотал Паша, купаясь в ее волосах.
— По-моему, я всегда была такая, — говорила Козлик, окутывая ими Пашу, а тот вспоминал, как однажды, сто лет назад, впервые повел ее в салон красоты. Ее тогда густо накрасили, обесцветили ей ежик и взбили его в нечто невообразимое и лоснящееся от лака. Козлик вдруг стала очень красивой — болезненно, вызывающе красивой, и Паша удивился, что не замечал этого раньше. От гордости у него кружилась голова, и он то и дело наступал на ноги Козлику, а та шипела ему — «глаза разуй! все копыта оттоптал!...»
Прошла зима, подкрался апрель, и они совсем потеряли голову.
Однажды Паша завел Козлика в обыкновенные дворовые кусты.
Стащив нее юбку, он уткнулся в кружевные трусики и понемногу, по миллиметру стягивал их вместе с чулками, поглаживая заголившуюся попку. Спустив их к щиколоткам, он раздвинул лепестки, липкие от соков...
— Что ты делаешь? Что ты делаешь? — бормотала Козлик.... Читать дальше →
Последние рассказы автора
Оглянувшись еще раз (мало ли?), Марина осторожно спустила с бедер плавки. Переступила через них и застыла, как привязанная, боясь отойти.
Вообще-то здесь не нудистский, а самый обыкновенный пляж (ну, или не пляж, а просто...
Читать дальше →
Евгений Львовичтак и сделал. Будь он лет на пять помоложе, он бы еще поборолся с волнами, а сейчас... Нет, он не боялся, конечно. Просто он и так знал, что сможет победить их. Тратить силы на доказательства этого бесспорного факта не имело никакого...
Читать дальше →
Как бы там ни было, однажды в столицу одного из бесчисленных эмиратов, на которые распался некогда могущественный Арабский Халифат, и правда прибыли два высоких гостя (о том имеются пометки в дворцовой хронике). Один из них — Мамуль, юный принц...
Читать дальше →
Нет ничего трогательней в мире, чем соски юной девочки, если их раздеть и целовать впервые в девочкиной жизни (и возраст не имеет тут значения). Они не просто нежные, и беззащитные, и чувственные. Они — обещание, и плевать, выполнится оно или нет. Это обещание всегда больше любого выполнения: женщина может умирать в оргазме, но в ее сосках, раскрытых впервые, есть и эта смерть, и рай после нее, и муки...
Читать дальше →
Казалось бы, не самая круглая цифра, бывают и покруглее, — но Лайли, домашний лепрекон Гюнтера, решила сделать из нее праздник ну прямо-таки национального масштаба.
Впечатленный ее размахом, Гюнтер предлагал кинуть эту идею в бундестаг. Но Лайли была левой и не верила в правительство. Она заявила, что эту идею похерят, как и все хорошие идеи.
 ...
Читать дальше →