Милашка и красавчик

лучше, чем свой дом и номер банковского счета. Но действовать вот так явно и нагло — это уже переходит всякие границы. Мои ребята их нашли, но они молчат, как партизаны — ни в чем не признаются и не говорят, кто их нанял.

Я бросил на него подозрительный взгляд. Неужто он и правда моих мужиков вычислил? И так быстро...

— Ты же их видел, да?

Я передернул плечами:

— Там темно было...

— Ну, если их моя охрана успела рассмотреть, думаю, ты и подавно должен был... К тому же, если я правильно понял, эти ребята из твоей бригады, так?

Наверное, я побледнел. Точно, они меня сдали...

— Я сейчас отведу тебя в подвал, — сердце в груди колотилось так, что казалось его удары были слышны на много километров. — Я решил подержать их пока там. Если ты их опознаешь, их переведут в более безопасное место.

Я медленно кивнул.

— И не дрейфь, они тебя не увидят, — он хлопнул меня по плечу.

Мы спустились по лестнице, он толкнул маленькую дверцу, и у меня подкосились ноги. Но я все же сделал над собой усилие и, не подавая вида, прошел следом за ним. Мы подошли к большому окну, за которым в ярко освещенной комнате на стульях сидели трое с мешками на головах и в окровавленной одежде. Их руки были связаны за спинками стульев, а ноги были крепко привязаны к ножкам.

Когда мы вошли, он дал сигнал, и со всех троих одновременно сорвали мешки. Это точно были Костян, Степаныч и Жека, хотя узнать их было сложно — их лица больше напоминали недомятые помидоры.

— Ну что, ты их узнаешь? Это они напали на Милану?

Я кивнул.

И вдруг понял, что только что подписал им смертный приговор. Но я не мог рисковать. Если бы они заговорили, если бы сказали правду, на их месте оказался бы я...

— Вот и ладненько, — с облегчением выдохнул отец Миланы.

— Что... с ними будет? — спросил я прерывающимся голосом.

— Их отвезут в другое место и оставят там, пока они не образумятся и не скажут, кто их нанял, — он пожал плечами.

— А если... — я провел языком по губам, — я скажу...

Он вскинул брови и серьезно посмотрел мне в глаза:

— Откуда ты знаешь?

— Я... слышал их разговор... — я снова облизал губы. — Я с ними выпивал в тот вечер... они и в клуб-то пришли... Это Костяна... бригадира... идея была — подкараулить возле клуба кралю побогаче... и...

— Что «и»?

— Короче, ограбить или похитить и требовать выкуп... Что только на пьяную голову не придумается, да? — я улыбнулся через силу.

— Значит, они сами, — он приложил палец к подбородку и задумчиво посмотрел на мужиков. — В этом есть смысл — если бы их кто-то нанимал, чтобы насолить мне, вряд ли бы они действовали так нагло... Спасибо, Сеня, ты меня успокоил, — он похлопал по моему плечу. — Беги скорее наверх к Милане, и езжайте на этот ее чертов пленэр, а у меня тут еще дела есть.

Я машинально провел рукой по лбу и вытер выступивший на нем холодный пот, когда бегом поднялся по лестнице и пошел по коридору.

С одной стороны, на душе у меня стало легко — теперь никто не расскажет ее папе правду. А с другой, где-то в сердце появился маленький такой гадкий червячок. Он ничего не говорил, не грыз, просто сидел себе в уголку и смотрел на меня укоризненно. Я накрыл его сверху газеткой и заодно выключил свет, чтобы уж наверняка не видеть этот взгляд...

Когда я вышел в прихожую, Милана уже стояла у двери. Рядом с ней стоял сложенный мольберт, в руках она держала легкий складной стульчик и артистическую сумку из яркой ткани на длинном ремешке. Я принял из ее рук стульчик, взял мольберт — при этом она уцепилась за мой локоть — и мы вышли во двор.

Пленэр это вовсе не рисование в уединенном месте, как нам когда-то рассказывали в школе. Это эдакая светская тусовка для золотой молодежи при живописи. Ходят такие напыщенные мальчики, слегка приблядованные девочки и рассуждают об искусстве так, будто им Да Винчи родной дед, а Делакруа и Дали — нелюбимые дядьки. «Как тебе Винни?» — «Хорош, вот только ухо можно было и не резать!» — «Ха-ха-ха, вы видели Шагала? Знаете, мой пятилетний племянник может нарисовать звездную ночь не хуже»...

Милана расположилась на краю полянки, где все это цветастое жизнерадостное и тупоголовое общество бесцельно бродило от столов с закусками к столам с напитками, вынула из сумки альбом и краски с кистями, положила два мазка, потом сказала, что сегодня у нее нет вдохновения, и пошла к основной толпе. Почему-то я знал, что этим все и закончится. Она тут же примкнула к группе похожих на сказочных птиц барышень с холодными пустыми глазами, и через минуту ее серебристый смех уже слышался по всей поляне.

Я не стал идти за ней и слушать бабские сплетни, а просто сел на ее стульчик и опустил голову. Нехорошо как-то начался этот день. Как бы чего не вышло...

— Эй, это ты что ли ее парень? — меня в плечо толкнул субтильного вида парнишка в не в меру мешковатых штанах и футболке и в кепке на пару размеров больше его головы с невероятно длинным козырьком.

— Ну, допустим я, — я кивнул и поднялся. — Тебе-то что с того?

Парнишка был на пару голов выше меня, но при этом он казался тоньше и менее устойчивым.

— Ничего, — он поджал губы, — просто хотел понять, что она в тебе нашла. Как по мне, так ты просто голодранец.

Я презрительно хмыкнул:

— Зато у меня перспективы, а у тебя что? Так и будешь всю жизнь за мамкину юбку держаться.

— Нет у тебя никаких перспектив, — его губы искривила надменная ухмылка. — Скоро ты ей надоешь, и она тебя бросит. И хорошо если ты просто вернешься в то дерьмо, где жил раньше, а не опустишься еще ниже. Мой тебе совет — беги от нее, пока не поздно.

— Я сам разберусь, — буркнул я.

Он дернул плечами и со злостью сплюнул себе под ноги:

— У ее папы большие связи, у моего не меньше. Так что берегись.

— Угу, — я сел обратно на стульчик и повернулся туда, где стояла Милана.

Честно говоря, в этой толпе она выделялась, как выделяется роза в букете из полевых ромашек — она была просто другой. Заметив мой взгляд, она улыбнулась мне. И как раз в этот момент в ту же сторону посмотрел долговязый. Он нахмурился. Милана тоже. Он опустил глаза и быстрым шагом направился к столу с напитками. И тут же ко мне подошла Милана:

— Что он хотел от тебя?

— Ничего особенного — угрожал, говорил, что ты меня бросишь, как только я тебе надоем...

— Да как он смеет! — ее щечки вдруг вспыхнули, а в голосе зазвучало возмущение.

— Кажется, он в тебя тайно влюблен, — я взял ее за руку.

— Глупый, — она провела рукой по моим волосам, — здесь все друг друга тихо ненавидят. И он не исключение. Каждый только и ждет возможности вцепиться кому-нибудь в глотку.

— Зачем же ты сюда ходишь?

— Если я не буду этого делать, они решат, что я их боюсь, — она улыбнулась такой улыбкой, что на мгновение мне даже стало стыдно. Я просто не имею права портить жизнь этой милой пусть и недалекой девочке...

— Ты устал? — она присела передо мной на корточки и провела пальчиком по щеке.

Я мотнул головой.

— Поехали отсюда, все равно ничего интересного уже не будет. А тебе надо прикупить какую-нибудь одежку, а то ты здесь выглядишь, как белая ворона, — она весело подмигнула мне.

Я улыбнулся ей в ответ, поднялся, сложил ее стульчик и мольберт, скинул в сумку краски и кисти, и мы направились к машине.

Милана приказала ехать в торговый центр, который, как я узнал позже, принадлежал какому-то другу ее отца.

Мы шли по этажам, чуть скользя на гладких плитках пола, жмурясь от отражавшегося от них света и болтая обо всем на свете. Милана крепко держала меня за руку, а начальник ее охраны — угрюмый бугай с перебитым ударом Костяна носом — шел за нами следом и подозрительно вглядывался в лица проходивших мимо нас людей.

Мы зашли в первый бутик. Начальник охраны остался стоять у двери, хмуро поглядывая в коридор и наблюдая за нами. Милана,...  Читать дальше →