Хейстак Вилледж. Глава 4: Женщина массового поражения. Часть 2

больший интерес. Пышные юбки платья были весьма громоздки и увесисты, и невероятно неподатливы. Тяжелый бархат упрямо норовил скрыть то, что мужчины так жаждали увидеть, и раз за разом выскальзывал из вспотевших ладоней. Тогда Луис просто приподнял подол и скрылся под ним, оставив от себя лишь ноги ниже колен. Он напоминал фотографа, настраивающего под балдахином камеру. Лишь только его голова исчезла под слоями ткани, тело женщины вышло из состояния относительного покоя, в котором находилось доселе. Калеб от неожиданности отпрянул, когда мелкие остренькие зубки чуть было не сомкнулись на его языке. Он хотел выругаться, но увидел, что Беатрис не вполне владеет собой. Из нее начали вырываться сдавленные стоны. Дыхание стало сбивчивым, а грудь, на которой все еще находилась мужская ладонь, стала вздыматься на порядок чаще и аритмичнее. И... это ему показалось, или она стала горячее?

Но самое интересное и волнующее происходило ниже. Таз Беатрис заходил из стороны в сторону, время от времени совершая особо резкие спазматические движения. Звонкий перестук каблучков о каменный пол свидетельствовал о том, что женщина безостановочно ерзает и переминается с ноги на ногу, безуспешно пытаясь унять причину этой дикой пляски. Помимо прочего, из-под юбок стали доноситься характерные влажные звуки, вульгарное чавканье и хлюпанье, и нагромождение ткани не способно было их заглушить. И в довершение, по обонянию ударил новый запах, резкий, пряный, дурманящий. Запах, за годы выветрившийся из памяти смрадом мрачных застенков, но сейчас запускающий в телах заключенных «проржавевшие» механизмы. Запах возбужденной женщины.

Желая лицезреть все воочию, Захария ухватил полу платья, резко задрал ее выше пояса, после чего всучил ее пареньку и велел держать в таком положении, чему тот был явно не рад, но противиться грозному бандиту, разумеется, не стал. Впрочем, ему все было прекрасно видно, и от увиденного он шумно сглотнул. Широко разведенные ножки в черных блестящих сапожках почти до колен, судорожно топчущиеся на месте. Узкие полоски белоснежной кожи между обувью и бельем. Не менее белоснежные роскошные панталончики, спущенные до середины бедер. И мексиканец, сидящий между этих ножек, придерживающий их обладательницу за ягодицы и уткнувшийся лицом ей в промежность, скрывая своей головой самое сокровенное.

Представшая картина заворожила всех, даже Калеб выглядывал из-за плеча своей «спасительницы», поглощая глазами каждый изгиб оголенного участка тела. Когда в его ухо с жарким дыханием вдруг влетело новое едва слышимое «верь мне», вымученное, казалось, из последних сил, он с плохо контролируемой злобой сдавил набухший сосок. Реакция оказалась, мягко говоря, бурной: Беатрис резко откинула голову на мужское плечо и надрывно захрипела, а из глаз у нее, и до того влажных, заструились слезы. И в тот же миг меж импульсивно сжавшихся бедер хлынула влага, стекая по лицу Луиса и капая на пол. После этого женщина обмякла, ноги перестали метаться и обессиленно подкосились, и она безвольно повисла в чужих руках. А Калеб серьезно задумался над перспективой получить ожог: Беатрис начинала закипать.

— Эй! Ты там что, хе-хе, захлебнулся? Да отлипни ты уже, наконец! — посмеиваясь, Захария за плечо оттащил мексиканца назад.

Луис, запыхавшийся, как после долгого бега, поднялся с пола. Его лицо и внутренние стороны ладоней были ненормально красными, но на это обратил внимание лишь один человек, да и то смолчал. На усах, губах, подбородке блестели серебристые капельки, несколько успело низвергнуться на макушку Госпожи Смерти, прежде чем Луис утерся рукавом. Те же капельки, но в куда большем количестве, покрывали бедра женщины и пах, алеющий заласканными срамными губами и лишенный последнего волоска.

— Видите вон то пятно на труселях? — спросил приятелей Луис, указывая пальцем. — Большое такое, вязкое. Так вот, оно там было до меня, чесслово. Понимаете, о чем я?

— Ага, понимаем. Только мне как-то без разницы. — Захария говорил, но не мог оторвать взгляд от заветной щелки. — Ты лучше скажи, что это за цирк был.

— Я как-то раз такое жене делал. Ей понравилось. Мне тоже, — пожал плечами мексиканец.

— Ага. Понравилось. Рад за тебя. В таком случае, моя очередь. Калеб, давай уложим ее, что ли. В ногах правды нет, хе-хе.

Калеб не возражал, более того, считал, что давно уже пора. На правой ладони он заметил несколько маленьких волдырей, но решил, что думать о них будет позже. Держа Беатрис за плечи, он медленно опустил ее и уложил спиной на пол, а сам уселся рядом. Она не противилась, не вырывалась, позволяя держать оба своих запястья одной рукой. Она лишь смотрела в глаза Калебу и беззвучно шевелила губами, как заклинание, повторяя одно и то же. Скрежетнув зубами, Калеб, не зная, чем еще досадить упрямой бабе, не без труда оголил ее правую грудь, которую тотчас сильно передавило кромкой корсета.

Меж тем, Захария не медля приступил к делу. Нужды придерживать юбки больше не было, поэтому он «предложил» пареньку пойти прогуляться, что тот, недовольно ворча, и сделал. Панталончики не позволяли развести ноги так, как того хотел мужчина. Недолго думая, он расшнуровал штаны, выудив давно стоящий член, потом ухватил Беатрис за сапожки и закинул их себе на плечи. Таз женщины в результате этого приподнялся на нужную высоту, и Захария, направив орган рукой, с хлюпом проскользнул в по-настоящему кипящие недра. Стенки влагалища натурально обжигали, но затменный разум этого просто не фиксировал.

Каждый был чем-то занят. Захария, уткнувшись носом прямо в пятно на висящем перед его лицом исподнем, грубо вонзался в исходящее влагой лоно, и от этих толчков Беатрис сотрясалась всем телом. Калеб, лишь для вида придерживая запястья женщины, решил поиграть языком с ее соском, однако сколько бы слюны он не оставлял на груди, она испарялась за считанные секунды. Луис стоял рядом с глиняным кувшином воды в руке, попивая из него, наблюдая и изредка почесывая вздыбившийся бугор на штанах. Олли же подобрал с пола позабытую сумочку и стал в ней копаться. Среди всего барахла его заинтересовал лишь темный дубовый футлярчик сантиметров тридцати в длину и около десяти в ширину. Открыв его, он обнаружил очень странного вида курительную трубку, тонкую, продолговатую и идеально прямую, с маленькой, с наперсток чашей, а также кисет с мельчайше порубленным табаком и спички. Неумело набив этот чудаковатый прибор, парень закурил, сел на топчан и стал ждать.

Табака, набитого в «странного вида курительную трубку», кисэру, хватало на шесть минут горения. Однако еще до того, как последняя щепоть кидзами истлела, мундштук стискивали уже другие зубы.

К великому сожалению Захарии, долго сдерживаться он не смог. Сделав финальный рывок, он замер и выплеснул в нутро женщины обильную порцию семени. Еще несколькими всплесками этой липкой жижи обдало промежность и бедра Беатрис, вкрай измарав и унизив ее, когда мужчина вынул член и небрежно сбросил ноги со своих плеч. Однако его возвышенный настрой вдруг дал сильную просадку, стоило ему попытаться вытереть перепачканный в разномастной мешанине орган о гладкий шелк белья. Малейшее прикосновение отзывалось болью, как при... «Ожоге? Или я что-то от нее подхватил?». Однако Захария прекрасно понимал, что симптомы срамных хворей так быстро не проявляются. Впрочем, желание повторно совокупиться с этим «подарком судьбы» у него отпало, по крайней мере, на время. Кривясь и шипя, он зашнуровал штаны и поднялся.

Кидзами прогорел почти наполовину.

— Это было шикарно. Хоть в ней и немного, хе-хе, просторно. Кто будет следующим?

— «Просторно», говоришь? В таком случае, я хочу опробовать ее задницу, — услышал Калеб холодный безжалостный голос. Секундой позже он понял, что голос принадлежал ему.

Приятели уставились на него со смесью удивления и восторга, в то время как Беатрис не на шутку забеспокоилась и впервые попыталась встать. Разумеется, безуспешно.

— «Задницу», говоришь? Ну, ...  Читать дальше →