Монастырские рассказы. Глава 5

— Расскажите, сестра Эмили, как вы развлекали нашу гостью? — спросила Агнес спустя некоторое время.

— Это она развлекала нас, — ответила Эмили. — Она рассказала нам о молодых дамах, и красивых мужчинах, об арестах и расстрелах, о процессиях на улицах. Они должны быть необыкновенными, с красивыми и полностью обнаженными женщинами, представляющими богинь разума, или что-то или другое и всякие чудесные вещи.

— Все это кощунственно и неприлично, — сердито вмешалась сестра Агнес. — Интересно, что мадемуазель Д"Эрмонвиль не могла найти более благопристойные темы для разговора?

— О, позвольте вас заверить, сестра Агнес, — произнес я, — что я лишь пыталась убедить этих юных леди, что, судя по моему опыту работы в суде, а также по нынешнему изменившемуся состоянию общества, я никогда не встречала трех настолько прекрасных девушек с тех пор, как прибыла в монастырь Сен-Клер. И теперь, — произнес я, глядя на Агнес, — я могу сказать четырех, а не трех.

— Ваши комплименты меня совершенно не трогают, мадемуазель, — степенно ответила она, — и я думаю, что вы могли бы заняться чем-то более серьёзным, чем морочить головы этих легкомысленных девушек лестью и глупостью.

— Их головы, моя дорогая мадемуазель Агнес... — ответил я, — ... да благословит вас Господь, я также смотрел на эти ножки! Эти три красавицы спорили о том, у кого из них самые красивые ножки, и мне было затруднительно решить эту загадку; может быть, вы мне поможете?

После такого нескромного предложения Агнес казалась ошеломленной от ужаса, но когда я подал сигнал, Эмили и Адель сразу же поняли намек, чуть позже, хотя и с некоторыми колебаниями, их примеру последовала и Луиза. Каждая из них поставила одну из своих маленьких изящных ножек на диван, который только что служил алтарем для жертвоприношения Луизы, и подернув свои юбки, продемонстрировали их во всей красе. На все эти действа Агнес смотрела хмурым взглядом.

Полагаю, она думала, что любое вмешательство с ее стороны было бы бесполезно, и придумывала обвинение, чтобы предоставить его настоятельнице. Самым беспардонным образом я привлек ее внимание к хорошенькой демонстрации, заметив:

— Видите? Очень нелегко сформировать суждение или отдать предпочтение, когда все три настолько по-своему почти совершенны. Ножки Эмили самые крупные и проявляют наиболее мускулистое развитие, в то время как ножки Луизы очень тонкие и изящные. С другой стороны, Адель, по праву гордясь своими белоснежными бедрами, выказала очень хороший вкус в ношении красных шелковых чулок. Контраст между алым и белым поразителен! На самом деле даже жаль, что у нас нет двух или трех прекрасных молодых джентльменов, чтобы оценить это!

В то самое время, когда я отпускал эти наглые замечания, я продолжал самым неприличным образом обращаться с конечностями, представленными для моего осмотра. Я не просто поглаживал ножки, а хорошенько ощупывал пухлую часть бедер каждой девушки, а поскольку Адель была единственной из троих дам, кого я не трахал в то утро, любопытство побудило меня почувствовать, какое пушистое сокровище она скрывала. Я сделал это и позволил своему указательному пальцу глубоко зарыться в ее киске, в ответ на что она хихикнула от восторга.

В ответ на все это Агнес побагровела и очень разозлилась, главным образом на Эмили, которая, с ее слов, находилась в монастыре достаточно долго, чтобы понять, что такие непристойности недопустимы. Она также добавила, что сообщит обо всех нас настоятельнице, чтобы послушницы были строго наказаны, а меня отослали с тем, чтобы я занимался своей похотливой мирской практикой в другом месте.

Все, что мы делали, было направлено на объект, который у нас с Эмили стоял перед глазами, и она, которая была настоящей дьяволицей в своем озорстве, решила довести дело до кульминации.

— О, сестра Агнес, — сказала она, — Вы не можете быть настолько жестокой. Дело в том, что мадемуазель Огюстина обладает самой лучшей фигурой, чем любая девушка в женском монастыре, и ее раздражает, когда она слышит, как кого-то хвалят. Вы понятия не имеете, какие у нее прекрасные ноги и бедра, и она так же гордится ими, несмотря на ее скромность, как молодая замужняя леди гордится большим животиком. Кстати, давайте поговорим об алых шелках Адель! Я полагаю, что сестра Агнес носит лучший черный шелк для той же цели — чтобы он контрастировал с белизной ее бедер. Хотя их никто не может увидеть, разве что только случайным образом, но поскольку среди нас есть незнакомка, которая должна увидеть все диковинки и украшения монастыря, то я не сомневаюсь, что она их покажет!

На все это Агнес ответила негодующим ответом, но, несмотря на ее отрицание и святость, я не мог отделаться от мысли, что что-то в ее манере вести себя выдавало, что она не совсем бесчувственна к лести Эмили.

Эмили подошла к Агнес и сказала:

— Не сердитесь на мою глупость, сестра Агнес, но позвольте мадемуазель Огюстине хоть раз взглянуть на ваши прекрасные конечности! — после чего обняла ее, крепко прижав, так, что Агнес оказалась почти беспомощной, и воскликнула:

— Теперь Огюстина, если ты не сможешь увидеть, чего желаешь, ты окажешься полной дурой!

Я сразу понял, что она имеет ввиду и достаточно грубо задрал одежду Агнес. Осмелюсь сказать, что обнаружил там все точно в том виде, который описала Эмили.

Теперь, когда у меня есть время для размышлений, я не могу не думать о том, какое количество тщеславия и кокетства может существовать под ханжеской внешностью. Если никто не собирался видеть ноги Агнес, зачем же она облекла их в шелковые чулки, так красиво подвязанные у бедер?

Во всяком случае, я увидел их, также как Адель и Луиза, которые были в восторге от моих неприличных вольностей с той, кого они привыкли считать тираном в своих представлениях о строгости. Их смешливые замечания побудили меня пойти дальше, и я начал раздвигать бедра Агнес и целовать ее киску. Ее белый задок также получил свою долю моего блудливого внимания. На самом деле, благоразумная и святая сестра Агнес была очень близка к тому, чтобы ее тут же трахнули, когда внезапно открылась дверь, — сестра-келейница, которую я видел в комнате, когда впервые вошел в нее с Эмили, вернулась к великому раздражению всех нас, за исключением Агнес, которая, обратившись к ней как к сестре Марии, потребовала ее немедленной помощи в представлении Эмили и меня перед настоятельницей с целью наказать за непристойные и ненадлежащие действия. Пожилая сестра согласилась, но я решил, что будет правильным придерживаться приличий, и сказал Агнес, что был бы счастлив сопроводить ее к моей тете, но обошелся бы без компании пожилой сестры Марии. Я попросил Марию покинуть апартаменты, что она, находясь, по-видимому, в благоговении от волшебного имени моей тети, и сделала. Я повернулся к Агнес и заметил с серьезной вежливостью:

— Теперь, чудесная сестра, если у вас есть какие-либо сообщения для настоятельницы, и если мое присутствие и присутствие нашей подруги Эмили может быть полезным для вас, мы будем рады сопровождать вас.

Ответ был холоден как лед, Агнес смотрела на меня так, словно не знала, как отнестись к моим заверениям. Но у нее не было выбора: она сама предложила пойти к моей тете, и не могла отказаться от этого только потому, что мы согласились ее сопровождать. Поэтому она пошла впереди, Эмили и я последовали за ней, украдкой посмеиваясь при мысли о ловушке, в которую она попала.

Мы были должным образом приняты моей тетей. Она приняла всех нас очень любезно, сказав:

— Ну, дети мои, я надеюсь, что вы поразвлекались. Мне нравится, когда мои юные друзья наслаждаются друг другом в соответствии с приличиями.

— Мне жаль, что приходится об этом говорить, матушка-настоятельница, — перебила ее Агнес, — что, боюсь, эти две юные леди не развлекались в соответствие с приличиями.

— В самом деле?! — ответила леди Агата, как бы удивляясь. — Только не сестра Эмили и не моя племянница! Объяснитесь, дочь моя!