Не потеряй веру в тумане

За то, что так чертовски похож на Колю. Она злилась не только на него, но и на сестру, до которой не дозвониться. На себя, за то, что срывает на этом мальчишке дурное настроение.

Свете уходит в прихожую, окатив его на прощание ведром ледяного презрения. Не раздеваясь, смотрит на себя в зеркало. Губы до сих пор горят от настойчивых поцелуев фотографа, а кожа под платьем еще помнит его прикосновения.

— Что-то случилось?

Сергей подходит к ней с непонимающим видом. Он не чувствует себя виноватым. Посуду перемыл, в квартире убрал.

Где-то внутри зреет злость. Течет лавой и превращается в ярость. Приправленная ударнойдозой спиртного она выплескивается наружу. Света оборачивается, сузив глаза. Ей приелись его пристальные взгляды по ночам. Она устала вздрагивать, когда он входит в комнату, одетый в одежду мужа.

— Ты. Мне. Надоел.

Наступает на него нахохлившейся курицей. Когда Сергей упирается спиной в дверь ванной, пьяная Света бьет его по лицу. Не больно, но обидно. Увидев, как в карих глазах зреет непонимание, она опять заносит руку для удара. Он перехватывает ее запястье.

— За что?

— За все хорошее, — девушка плачет пьяными слезами, которые рисуют на щеках причудливые темные дорожки.

— Извини.

Сергей надевает куртку и открывает дверь.

— Господи, — опомнившаяся Света хватает его за плечо, — куда ты пойдешь? Там двадцать градусов мороза. Не Молдавия же.

Он выжидает несколько секунд, разворачивается и прижимает ее к стене. Молча смотрит сверху, стирает слезы с ее щек. Усмехается от того, что сделал еще хуже. Убирает упавшую на глаза прядь волос и прикасается к губам. Женщина, которая носилатраур по погибшему мужу почти два года, вдруг совершенно спокойно относится к тому, что за последние несколько часов ее целует уже второй посторонний мужчина.

Сергей снимает с нее шубу, захватывает ладонями бретельки платья. Отрывается от ее губ только тогда, когда им обоим перестает хватать воздуха. Прижимается к ней ближе, давая почувствовать свою страсть.

« Что я делаю? — мелькает в ее голове растерянная мысль. — Это же мальчишка. Ему всего шестнадцать».

Но он совсем не по-мальчишески оглаживает ее через платье. Его возраст выдает только слишком прерывистое дыхание, и едва заметная дрожь.

Света пытается сопротивляться. Слабо и нехотя, скорее отдавая дань приличиям. Сергей опирается рукой о стену над ее головой, пристально смотрит в глаза.

— Хочу тебя. Очень. Давно.

— Я старше на десять лет.

Он замолчал, словно раздумывая. Света решает, что если он отойдет, она выгонит его спать в ванную. Но Сергей не отходит.

Вот интересно... На Новый Год никого не ожидается, кроме них двоих. Но неизменные салаты «Оливье» и винегрет готовятся тазиками. Им есть это потом недели две. Давиться и доедать, ведь выкинуть жалко. Это неистребимо в советском человеке.

Она раздумывает над этим, нарезая колбасу и сыр, который обязательно скукожится на столе в неаппетитные желтые листики.

— Света, — слышит из комнаты, — где у тебя верхушка для елки?

— В шкафу на верхней полке.

«Сейчас упадет, табуретка еще полгода назад сломалась. Был бы мужик, починил бы, а этот... «. Хочет крикнуть: «Осторожнее», но слышит звук падения.

— Света, у тебя табуретка сломалась.

«Знаю», — думает Света.

— Я верхушку прикрутил, — говорит Сергей, выходя на кухню.

Подходит к столу, обнимает за талию со спины, кладет голову ей на плечо.

— Ты режешь сыр, как мама.

Хватает кусок из-под ножа и уходит.

«Был бы мужик, понял бы, что дурак, а этот...», — привычно комментирует она его фразу. В последние дни присказка: «Был бы мужик...», вошла у нее в привычку.

Спят вместе. В первую ночь, еще не отойдя от вечеринки, лежала у него на груди, пытаясь понять, чем пахнет его кожа. Решила, что молоком. Немного подумав, обозвала себя «дурой» и повернулась на бок. Во сне он подгреб ее к себе и зарылся носом в волосы на затылке.

«Как дите, ей-богу», — подумала она и вспомнила, что Коля любил спать так же. Вздохнула и провалилась в глубокий сон.

Он считает удары курантов, хлопает на последнем, как ребенок. Берет фужер с шампанским, тянется к ней, чтобы чокнуться. Она еще сомневалась: наливать ему или нет. Хохотнула про себя: спит с ним, а пить запрещает.

— С Новым Годом.

Какие у него мягкие губы.

— Ромка, Ромка, — Димка трясет его за воротник, Ромка неохотно просыпается.

Чтобы не мерзнуть, все много пьют, потом спят тяжелым похмельным сном.

— Чего тебе? — огрызается на мальчишку.

— Ромка, с Зинкой совсем худо.

— Что с ней может быть? Напилась, видно, до чертиков.

Но откидывает одеяло и прислушивается к ее рваному дыханию.

— Ты что? — тормошит Зинку за плечо.

Девушка смотрит мутным взглядом, через силу улыбается потрескавшимися губами. Он касается ее лба. У нее высокая температура, кожа покрыта испариной. Зинка то пытается раздеться, как будто ей жарко, то натягивает на себя все, что можно.

— Ром, что с ней? — Сашка шморгает носом.

Близнецы вот-вот заплачут.

— Не знаю, — рыкает он на них, — я не врач. Принеси воды, можешь снега набрать.

Сашка выбегает из комнаты, Димка бросается за ним.

— Зина, — зовет ее Ромка, — тебе больно?

Она кивает часто-часто.

— Где?

— Везде. Руки ломит, ног не чувствую. Как выкручивает всю.

Мальчишки приносят в ведре снег, ставят на затухающий костер. Стоят рядом, смотрят во все глаза. Зинка стонет от судорожных болей. Ромка смачивает тряпку талой водой, раздевает ее, хочет обтереть и видит, что тело покрыто красной сыпью. Первая мысль: «Сука, сифилис подхватила от этого щенка», сменяется непониманием. Откуда у того сифилис? Если Зинка была первая. Все равно обтирает ледяной водой, она благодарно улыбается. Наливает ей водки, девушка выпивает и забывается сном.

— Эй, — Димка прижимается к нему сбоку, — она же не умрет?

— Откуда я знаю?!

Ромка впервые признается в собственном бессилии. Курит, сидя у костра. Смотрит на спящую девушку. Он не любит ее. Просто не знает, что такое любовь. Он привык к Зинке. Прожили вместе три года, она родила ему двоих детей. Первым был сын. Ромка вспоминает того карапуза. Встает и отходит к окну, за которым лежат сугробы. Снежная выдалась зима.

Сына он задушил через две недели, когда у Зинки закончилось молоко. Сам удивился тому, что ничего не почувствовал. Только хрустнули под пальцами тонкие косточки. Молодой маме хватило тихой угрозы: «Выгоню на хер, если не заткнешься», чтобы прекратить истерику.

Недалеким мальчишкам-близнецам — детям пьяных зачатий — вообще ничего не пришлось объяснять. Они за ним в огонь и воду... Для этого он и забрал их из детдома. Вожака делает стая.

Слышал, как она плакала по ночам, но не говорил ни слова. С дочерью и вовсе просто получилось. Даже не задумывался. Зинка и это пережила. Может, чуть головой тронулась, так и до этого мозгов не было. Главное, что ноги раздвигать умела хорошо.

Но того ублюдка, который у нее сейчас внутри, он оставит. Ромка хочет посмотреть в лицо его отца. А для этого надо, чтобы ребенок выжил.

— О, какие люди! — радостно щебечет Катька, — давненько вы ко мне не заглядывали. Я уж испугалась: позабыли старушку.

Про себя с досадой думает: «Первое января... Какого черта не спится?».

Гарик стоит за дверью, за плечом привычно маячит борец.

— Ну, что ты, Кэт. Разве тебя можно забыть. Бизнес, киса, бизнес. Черт его побери.

Деланно вздыхает и чмокает в щечку.

— Кофе угостишь?

Его рука треплет ее пониже спины.

— Айн момент.

Катя упархивает на кухню. Когда заносит поднос с чашками, сутенер уже сидит в кресле, закинув ногу на ногу. Обжигающий напиток пьют молча, девушку тянетзевнуть,...  Читать дальше →