Три карты (фантасмагория)

ее на руки и пошел к дверям, крикнув водителю: — Слышь, подожди! Тут у нас сложный клиент...

Лиза выехала на нем в тьму и мокрень. Дед Пихто вывалил ее, как мешок, на скамейку, и уселся рядом.

— Ну, хоть щас можешь вспомнить, где живешь?

— Третья Коммунистическая, 27, квартира 40 — вдруг выпалила Лиза, как автомат.

— Ну наконец-то. Трясли тебя, трясли в клубе — ни слова не добились, только «бе» и «мэ». Ты, чудо в перьях!... Ну как можно было так упиться?

— Упиться?

— Ну! Я сам не видел, меня уже после вызвали, когда ты там отожгла по полной. Говорят: в дребодан девочка, разделась, пляшет голая, наблевала на ковры... Работа у меня такая, видишь ли: алкашей да шириков по домам развозить. Почетный экскорт типа. Вообще я электрик, но так уж повелось. Давай, говорят, Туз, подсоби. Не в первый раз. Это кликуха у меня такая — Туз... Тряпки твои фиг знает где, одни туфли остались. Напялили на тебя мой плащ, запахнули... хотели такси вызывать — а адрес-то из тебя фиг вытащишь! Тогда пацаны сказали: вроде на троллейбусе приехала. Тащи ее туда, авось узнает, на автопилоте выскочит. Куда там! Проездила два круга, как на карусели, и я с тобой, как штык. А куда тебя девать-то? Оставить в троллейбусе — так мужики в депо тебя, голую, извини за выражение... того-этого. Ну, ща хоть адрес знаем, можно такси вызвать...

Лиза с ужасом видела, что на ней действительно чужой плащ, надетый прямо на голое тело.

— Нееет, — вдруг дернулась она.

— Что нет?

— Не могу... вот так. К маме. Голая, в этом плаще... Лучше на улице...

— Жить на улице будешь, да?

— Не. Переночую... а потом у подружки одежду...

— Ха!"На улице». Скажешь тоже... Ты догадываешься, что с тобой будет к утру? И носом шмыгаешь... Не, так не пойдет.

— И... что деееелать?... — расплылась Лиза.

— Так, а ну тихо тут! С меня хватит твоего концерта в троллейбусе.

— Концерта? А что, я... говорила что-то?

— Нет, играла на рояле! Ты что, совсем ничего не помнишь?

Лиза помотала мокрой головой.

— А... что я говорила?

— Во-первых, не говорила, а орала. На весь город. То про какие-то карты, про принца, про палача... Ревела, вот как щас, только круче. Потом вдруг заорала благим матом. Мне прям уши заложило... Так! Переночуешь у меня. Звони маме, говори, что ты у подружки.

— А... а... телефона нет... сумочка пропала...

— Ёпэрэсэтэ! На, звони с моего. Номер хоть помнишь?

Лиза кивнула и, собрав все силы, набрала маму и выкрикнула в трубку веселым, как ей казалось, голосом:

— Мамочка, это я! Ты не волнуйся, у меня просто тут телефон сел... Я у подружки переночую, ладно? Аня, ты ее не знаешь... Мы с ней тут разговорились, про время забыли... Не хочу по темноте идти, боюсь...

— Ну, даешь, — восхитился Туз. — Как надо врать, так сразу бодренькая такая, прям огурчик. Идти можешь?

Лиза не знала, как это получилось, но по дороге она вывалила ему все, включая свою Страшную Тайну. Рассказав про парня на входе, она стала оправдываться, зачем пошла в клуб, и оказалось, что оправдаться не получится, если не рассказать главного.

Туз, которого звали Димой, слушал внимательно, и от ее рассказа почему-то мрачнел. Тайна рассказалась легко, будто в Лизе наконец открылся какой-то заржавевший клапан. Она знала, что будет раскаиваться в своей болтливости, но рот ее не закрывался, поток откровений лился и лился, пока не иссяк, и Лиза не почувствовала внутри легкую, усталую пустоту.

К Диме они вошли молча. Лиза машинально расстегнула плащ — и тут же запахнула его: под ним сразу были голые сиськи.

— Да ладно, чего я там не видел, — сказал Дима, но Лиза мотала мокрой головой, пряча глаза. — Давай лучше помогу тебе вымыться. Снимай!

— Я сама. — Лиза попыталась разуться, но пол вдруг скособочился, стены поплыли вверх...

— Ага, «сама». Еще убьешься в ванной. Пошли! — он поднял всхлипывающую Лизу, стянул с нее плащ и поволок в ванную.

Никто из них не говорил ни слова. Дима молча мыл Лизу, не раздеваясь, а Лиза молча глядела в зеркале, как большой мужик моет девчонку с маленькими грудками и детской попой.

Вдруг она нагнула шею:

— Что это?

— Где?

— У меня на лице.

— На лице? Ты про татушку, что ли?

— Татушка? — Лиза скрючилась, заглядывая в зеркало, да так, что чуть не упала.

На лбу у нее красовалась татуировка — карточная пика-сердечко.

— Ээээ... Тебя в клубе так изукрасили, да? Погоди, не реви, — говорил ей Дима, — вряд ли прямо в клубе сделали тату. Наверно, это переводная картинка, или хной... Точно. Не переживай, щас ототрем.

Он достал пемзу. Сердечко хоть и не без труда, но оттерлось, и Лиза молчала. Ей было страшно даже подумать о том, чтобы сказать что-нибудь, потому что она вдруг возбудилась до зуда в паху. Ей хотелось... она сама не знала, чего ей хотелось, но каждое Димино прикосновение цвело в ней нервными соцветиями, и она изо всех сил сдерживала себя, чтобы не виться змеей под его руками и не льнуть к нему, как к магниту.

Его брюки украшал бугор, выпиравший на ладонь вперед. Лиза видела его, а Дима видел, что она видит. Он мыл Лизу, стараясь не глядеть ей глаза, и Лиза, как могла, отворачивалась.

Но все-таки их взгляды пересеклись.

— А... — открыла была рот Лиза, и умолкла.

Несколько раз оба они вздыхали, чтобы что-то сказать, и тут же осекались.

Наконец Дима медленно произнес:

— Вот что. Слушай. Я все понимаю. Я не считаю тебя... ну, шлюхой, или как. Ты мне все рассказала. Я понимаю. И сейчас... Я все вижу, Лиза, ты не думай. Но я тогда буду отморозком, понимаешь?

Лиза молчала. Она понимала, но не могла сказать ни «да», ни «нет», потому что разучилась говорить.

— Я тоже очень хочу... но это будет неправильно. Вот сама посмотри: пошла в клуб искать приключений, тебя там напоили, это самое... И потом — вот у меня... Я ведь сразу понял, что ты не из той публики, что ты в первый раз. Еще когда ты забрела ко мне в щитовую, а я выгнал тебя, испугался, что делов наделаешь... Тебе ведь сколько? Девятнадцати нет еще?

— Есть, — сказала Лиза деревянным голосом.

— Не сочиняй. Небось и восемнадцати нет.

— Еееесть, — обиженно протянула Лиза. — Восемнадцать есть. Честно. Уже полгода.

— Да, много... Ты понимаешь меня, Лиза?

Он замолчал, глядя на нее. Молчала и она. Потом стала всхлипывать.

«Нет», звенящее в их молчании, было так невыносимо, что она вдруг кинулась на шею Диме. Тот прижал ее, мокрую, к себе. Его губы что-то пытались говорить, но руки уже мяли голое, распаренное Лизино тело, и уже было поздно.

Они начали целоваться. Лиза делала это впервые в жизни и пыталась выкусить из Димы все сразу, с избытком, как щенок из миски. Дима мял бутон, благодарно бодавший его, потом отстранился от кусачих губ и спросил:

— Ну что?

... Все было совсем не так, как в ее снах. Без насилия, без запредельных экстазов — немного стыдно, немного страшно, немного больно, но при этом — так интимно и желанно, как это только бывает между людьми, едва не потерявшими друг друга.

Они прошли к постели, держась за руки. Лиза торжественно легла, Дима подложил ей подушку под попу, немножко почмокал грудь и животик, радуясь бархатной коже, потом влез сверху и осторожно вплыл в нее, прободав сразу до упора.

Ахнув, Лиза глянула на него вопросительно, и тот кивнул ей — «да».

Медленно, плавно, чтобы не навредить, он ебал ее, вдавливаясь яйцами в мягкие щечки попы. Оробевшая Лиза неумело подмахивала ему, не попадая в ритм, и тихонько попискивала, как мышь. (sexytales.org) Ей хотелось стонать громче, но она стеснялась. Дима сновал в ней, туго натягивая влажные стенки, не привыкшие к прикосновениям, и это было ново и странно, будто у нее появился новый орган чувств. Влагалище, напяленное на огромный член, слегка болело, особенно когда Лиза взбрыкивала бедрами, делая, как настоящие взрослые любовницы. Ее даже немного мутило от того, что в нее влезли так глубоко, но каждый толчок давал ей маленькую искорку сладости, и этого было достаточно, чтобы вновь и вновь насаживаться на ебущий член, несмотря на боль и дурноту.

Вскоре боль умолкла: ее полностью вытеснила радость слияния двух тел, животная, телячья, подогретая сладкой лужицей в глубине тела. Дима вдруг стал родным-родным, и Лизе хотелось влипнуть в него всей кожей — каждой ее порой и каждой клеткой. Резкими, отчаянными рывками она насаживалась на него, выплескивая из себя весь кошмар и всю похоть своих снов.

Обкончав ей животик, Дима занялся ее клитором, и через пару секунд Лиза хныкала в оргазме, брызгая слезами...

Потом она еще долго всхлипывала, пытаясь пересказать Диме свои сны. Мысли и слова путались, смешиваясь в мутный поток; впечатления безумного дня оседали где-то в глубине, и послевкусие оргазма заливало их умиротворением, и рука сонного Димы на ее попе была крепкой и удивительной, как в сказке, и его дыхание — близким и родным, и...

***

— ... и вот — снова я. На этот раз ты выиграла, — ухмылялся Джокер. — Поздравляю!

— Врешь! — кричала ему Лиза. — Я не играла. Это жизнь, это не игра!

— Что наша жизнь? Игра.

— Нет! Не игра! Не игра! Я даже не брала твою дурацкую карту...

— А зачем тебе ее брать, если она одна осталась? Вот она. Туз пик, — он показал ей карту. — Счастливая карта. Ты выиграла, Пиковая Дама. Но мы еще свидимся...

— Я узнала тебя! Еще в клубе узнала! Тебя и твоих дружков, — кричала Лиза. — Ты был там, в поезде, когда вы все меня... Тебя узнала, и принца Германа, и... и...

— Вот и думай, кто был этот «и». До встречи, Пиковая Дама!

***

Проснувшись, Лиза боялась вновь увидеть салон троллейбуса.

Поэтому она открывала глаза постепенно, вглядываясь в очертания, плывущие меж полуоткрытых век.

Ничего не разобрав, она решилась, наконец, раскрыть их как следует.

Увидела свет из окна, незнакомую комнату, смятое одеяло. Услышала из кухни Димин голос, напевающий что-то...

Вздохнула с облегчением.

Засмеялась.

Взвизгнула от радости.

Потом еще раз — втрое громче...

Заглянул Дима:

— Что стряслось?..

Когда они наласкались, и Лиза, переодетая в Димину футболку и шорты (ремень кое-как держал их на бедрах), стояла в дверях, готовая бежать к маме, Дима вдруг достал телефон:

— Постой. Чуть не забыл. Это не твоя мама так развлекается? Шучу-шучу. Просто, кроме нее, никто из твоих знакомых не знает мой номер. А из моих никто не знает о тебе.

Он показал ей смску:

Сообщение от JOCKER:

Поздравляю с выигрышем, Лиза! До встречи, Пиковая Дама!

— Что это за Джокер такой все-таки?... Эээ! — говорил Дима, хватая побледневшую Лизу за плечи. — С тобой все хорошо?