Легенда об одном минете

от сцены угол, где под возвышением для девушек-диджеев на специально отведённой площадке уже крутилось несколько пар под музыку «The Byrds». Салли взглянула туда, затем подняла голову, и её взгляд упёрся в подвешенные возле возвышения большие клетки, в которых также в такт песне красиво изгибались молоденькие, не старше её, танцовщицы с высокими причёсками, полностью открывавшими белоснежные лбы, в белых платьях до колен с бахромой и белых же туфлях на высоких каблуках. Ещё несколько таких клеток располагалось по всему периметру зала. Это была фирменная «фишка» клуба — те самые танцовщицы «гоу-гоу», которым платили по 150 долларов за 4 часа выступления и которыми втайне мечтали стать все девчонки Сансет-стрип. Никто не понимал, как они умудрялись танцевать под «Mr. Tamburine Man», совершенно нетанцевальную песню даже в хрустальном «бёрдовском» исполнении под двенадцатиструнную гитару Роджера Макгуинна, но их не зря обучала подобному Джоан Сеннес — одна из лучших хореографов Лос-Анджелеса, сама любившая здесь отдыхать. Это был особый голливудский шик — уметь развлекаться и развлекать в любых условиях. Даже под песни Боба Дилана.

Тем временем Чак достал из кармана маленький прозрачный пакетик и, блаженно улыбаясь, протянул его девушке:

— Малышка, хочешь?

Салли подозрительно посмотрела на пакетик, затем — на парня:

— Что это?

— Это? — тот сбавил голос до заговорщического шёпота. — Это — «мультики», крошка. Прикольные такие «мультики», весёлые... Под них и танцевать в кайф. Хочешь? Угощаю, бери.

Салли быстро покосилась на подруг, но они были заняты, о чём-то весело щебеча со своими кавалерами, прижимаясь к ним и время от времени целуясь. Затем девушка также быстро осмотрелась по сторонам: при всей житейской неопытности она прекрасно знала, что под невинным словом «мультики», словно тёмный омут глубины под тонким беззаботным ледком, скрывается ЛСД — препарат, о котором говорили ничуть не меньше, чем о «Дорз». Хотя он ещё не был запрещён (а кое-кто из «особо знающих людей» даже поговаривал о серьёзном научном интересе к ЛСД со стороны правительства), упоминание о нём и уж тем более его распространение в гламурно-благопристойном Лос-Анджелесе 1966 года щекотало нервы: под настроение властей и организаторов различных вечеринок как распространителя, так и употреблявшего, попавшегося им, могли оштрафовать. В лучшем случае — выгнать из клуба, посоветовав «дуть во Фриско». Салли не знала, какие правила на это счёт существуют в «Виски», поэтому, убедившись, что никому до них нет дела, также понизила голос и почти сердито спросила:

— Ты совсем спятил? А если тебя вот с этим увидят? — Она кивнула на пакетик.

Чак тихонько рассмеялся:

— Да не дрейфь, крошка. Кому тут кто нужен? Все отрываются как могут. А ты оторвёшься по-взрослому. Ну, берёшь?

— Я такое не употребляю, — заявила девушка, безуспешно стараясь придать своему голосу твёрдость, что не ускользнуло от внимания Чака.

— Малышка, — почти шёпотом проговорил он, близко-близко приближаясь к лицу Салли, — а ты знаешь, что Джима надо слушать только под «кислотой»? Ты его просто не поймёшь. Его никто не понимает. Без этого дела...

Этот миляга Чак не только знал всё на свете — он ещё был таким обаятельным и убедительным. И так точно знал, как можно уговорить... Девушка нерешительно протянула руку, и пакетик, вмиг переставший быть подозрительным, перекочевал в её ладошку.

— И как это принимать? — тихо спросила она.

— Разверни для начала, — посоветовал парень.

Девушка развернула. Перед ней оказался маленький перфорированный кусок бумаги, с виду абсолютно ничем не примечательный, кроме того, что на нём была грубо нарисована яркая картинка. Только коснувшись его, Салли ощутила влагу и поняла, что бумага была чем-то пропитана.

— А теперь просто положи на язык, — улыбнулся парень. — И — ничего больше. Добро пожаловать в путешествие, крошка...

***

Рэй Манзарек стукнул кулаком в старую дверь и с удивлением обнаружил, что она не заперта. Парень подождал немного, затем негромко позвал «Джим! Джииим!». Ответа не последовало. Постояв с минуту, Рэй открыл дверь и, пройдя небольшой коридор, вошёл в полутёмную комнату.

Джим Моррисон сидел перед окном спиной к двери, но даже не повернулся на стук. Рэй остановился в дверях, затем подошёл ближе. На столе перед Моррисоном были разбросаны капсулы и микротаблетки, валялись мелко нарезанные листы «промокашки». Всё это был ЛСД — во всём своём великолепии и многообразии. Сам же Джим никак не реагировал на чьё-то присутствие в комнате. В общем-то, всего этого Рэю и следовало ожидать, поэтому он даже не удивился.

«Так... И сколько же он принял? — мелькнула мысль у клавишника, пока он пододвигал стул и усаживался рядом с Джимом, почти вплотную к нему. — 350 милиграмм? 400? 600? Больше? Сколько? Есть ли у него вообще предел? А у нас?» Он вспомнил, как психовал после выступления их барабанщик, Джон Денсмор, как летали по комнатке, где они готовились к концертам, его барабанные палочки, как тихоня-гитарист Робби Кригер подбирал их и пытался успокоить разошедшегося друга. В ушах клавишника снова зазвучали злые слова Денсмора: «Придурок! Нарк хренов! Да что он о себе вообще возомнил? Что он — реинкарнация Блейка, что ли?...»

— Джим! — наконец решительно произнёс Манзарек, поправил очки и потряс Моррисона за плечо. — Ты слышишь меня? Джим!

Тот наконец повернул голову. Два взгляда — испытующий и отрешённый — пересеклись и углубились друг в друга. Рэй часто не мог понять, когда Джим притворяется, а когда искренен; сейчас был как раз один из таких случаев. Он видел, что его друг находится под воздействием сильной дозы, но другой на его месте вёл бы себя так... А этот — сидит себе и сидит. Смотрит.

Наконец Джим разлепил губы:

— Ты один? — Неожиданно хриплый голос, немного растягивающий слова, звучал словно издалека.

— А кого ты ещё хотел увидеть? — Против воли Рэй начал говорить громче, хотя знал, что Моррисон прекрасно его слышит. — Робби? Джона? Вот его бы тебе как раз сейчас видеть и не надо...

— Что, сильно злится? — отозвался Джим.

Рэй поёжился:

— Не то слово... Тебе что, его доводить нравится?

— Ему надо посоветовать бросить этот Центр медитации, — произнёс Джим и внезапно глупо, почти по-детски хихикнул. — Он плохо на него влияет.

Манзарек хотел было сказать, что на джазового барабанщика-профессионала плохо влияет его пребывание в группе во главе с не всегда вменяемым и непредсказуемым вокалистом, но вовремя прикусил язык. Даже с нормальным Джимом такая шутка могла закончиться ссорой, с Джимом же неадекватным последствия такой фразы клавишник даже не брался предсказывать.

— Джим, — начал говорить он внешне спокойно. — Ты помнишь, что у нас выступление сегодня, а? Что мы у «Love» на разогреве?

— Ну и что? — улыбнулся тот. — Вы ж отыграли? Ты ж хорошо спел? Ли доволен?

— Да отыграли, конечно. Куда ж нам деваться-то? Но ведь все тебя ждали. Они на тебя ходят, ты понимаешь это? Не на группу «Дорз». Мы им все — до лампочки.

— Так из-за этого Джон и кипятится, что ли?

— Джим, ты издеваешься? — Рэй почувствовал, что начинает заводиться. — Мы еле-еле выпросили ещё пятнадцать минут после «Love». Хорошо, что Ли об этом не знает. — Рэй ничуть не преувеличивал: «L ove» уже были популярной раскрученной группой, записавшей и сингл, и полноценный альбом, в то время как «Дорз», несмотря на всю имевшуюся репутацию и шумиху около них, только-только начинали, и такое положение дел, при котором новички выступали не перед, а после хэдлайнеров, было из ряда вон выходящим, если не сказать — недопустимым. — Публика требует Моррисона. Ты что, хочешь, чтоб мы в очередной раз вылетели из «Виски»? Так ведь вылетим. И обратно нас уже не возьмут. Даже твои поклонницы не помогут. И вообще кто нас тогда куда примет? Да ещё на 135 долларов в неделю-то... А что скажут люди из «Электра»?...  Читать дальше →