«Нарвал». Глава 7 (отрывок из произведения)

а вода-то есть? Хлопнув крышкой, убеждаюсь в том, что таки да — ответом служит шум, и это радует просто невероятно, потому что на кабинку душа я смотрю, как на врата рая, от которых апостол Пётр отошёл покурить, открывая лазейку маленькой грешной мне. В конце концов, лишние десять минут, которые я потрачу на то, чтобы смыть с себя пот и грязь, вряд ли что-то решат, правда? Стащив комбез и ботинки окончательно, стою перед зеркалом, изучая свою шею, на которой живого места нет — пятнышки, которые оставили губы Эрика, наискось пересекает багровый след от удавки. Глаза красные, волосы... О них вообще промолчу. Такого монстра не трахнуть, а добить хочется, чтоб не страдал. Хорошо, что лампы здесь ожидаемо не горят, только мой фонарь.

Отодвинув в сторону прозрачную дверцу душевой, трогаю клавишу активатора пара — тратить много воды, пусть и рециркулируемой, глупость, а потому в кораблях и на станциях кабинки работают в двух режимах, и я, на уровне рефлексов уже, выбираю экономный. Работает! Мимоходом замечаю, что на прозрачном пластике нет присохших следов мыльных брызг. Даже странно: уборка уборкой, но чтоб на транспортнике жили прям такие аккуратисты? А был ли мальчик, тот самый пропавший член экипажа, или капитан изначально экономил на ставке?

— Эрик, я в душ, — говорю сквозь дверь, удивляясь, как странно звучат эти слова. Как-то... по-домашнему, что ли. Я совершенно не помню, как и где жила на «Светоносном», это тоже в моей «тёмной зоне», раз я офицер, видимо, своя каюта у меня таки была. А вот до того, пока служила на «Зетсубу», крейсере, где места поменьше, мы с девчонками ютились в кубрике вчетвером. А ещё раньше — кадетский корпус, до того — приют... Кажется, понятие приватности мне слабо знакомо. Мои коротенькие романы были похожи на перекус фастфудом на бегу — однокурсник или сослуживец, те самые упомянутые Эриком капсульные отели. Романтики — ноль. Планов, собственно, тоже. «Живи быстро». Если б я решила сделать тату, наколола бы именно эти два слова.

А что с Эриком? С ним мы хлебнули романтики столько, что вот-вот из ушей потечёт. Пробежаться по грани миров, спасти тысячи жизней, увидеть гипер, прокатиться на призраке, заняться лучшим сексом в моей жизни... Чёрт, так и влюбиться недолго. Правда, в кого? За всей этой безумной беготнёй мы едва сотней слов обменялись. Я не знаю о нём ровным счётом ничего, даже фамилии. Разве что Гаррисона он читал. С какой он планеты? Какую музыку слушает? За что попал в штрафники? Какой у него, чёрт возьми, любимый цвет? Предпочитает кошек или собак, блондинок или брюнеток?

А какая разница?

Эрик Ланге.

Каюта напрочь лишена какой бы то ни было индивидуальности. Вмонтированные в стену кресло и стол, идеально чистый пол, заправленная с хирургической точностью и блистающая белизной койка. Никакой тебе ширмы, за которой спрятана высокотехнологичная и суперсовременная консоль, никакой доски с непонятными надписями и моей фотографией в центре, намертво зафиксированной тяжёлым армейским ножом — одним словом, это помещение совершенно не выглядит местом обитания повёрнутого злодея-психопата.

Кажется, мы только что добрались до своего рода чекпойнта. Я не исключаю вероятности того, что каюта была осознанно прибрана к нашему появлению, избавлена от всего, что могло бы сделать её особенной — для ощущения стандартной комнаты-для-сохранения в любой видеоигре не хватает только массивного контейнера в углу, куда мы с Риз могли бы сложить все ненужные вещи. И если это так — думаю, я начинаю понимать логику нашего предполагаемого противника.

Закончив с тщательным изучением подкроватного пространства — я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что там что-то прячут исключительно в плохих детективах и видеоиграх, отсутствие в которых хорошего сценариста сильно бросается в глаза, но всё же — я поворачиваюсь к Риз, чтобы выразить ей все своё разочарование. Риз нет. На долю секунды меня охватывает паника: кажется, я слишком привык к присутствию лейтенант-коммандера рядом, и стоит мне потерять её из виду хотя бы на секунду в мало-мальски опасной обстановке — тут же начинает казаться, что произошло что-то ужасное и непоправимое.

Мой персональный миг слабости длится сравнительно недолго — вплоть до того момента, когда я слышу знакомый шум совсем рядом. А, точно. В каютах же должен быть душ. Я говорю «должен», потому что, честно говоря, понятия не имею, что там вообще должно быть. Свои два года отработки долга перед обществом я спал практически на рабочем месте — намертво приваренной к стене кровати с выцветшим коричневым покрывалом и далеко не первой свежести подушкой, украшенной откровенно блевотного цвета штампом. Собственность корабля, мать его. Будто бы кому-то придёт в голову проникнуть на эту гору летающего мусора и выкрасть сей чудный артефакт.

Младший состав персонала принимал душ в общем... помещении, давайте назовём это так. Я провёл за решёткой всего неделю, пока самый гуманный и справедливый суд решал, служба на каком ведре с гипердвигателем будет для меня наиболее унизительной, но круг почёта по основным достопримечательностям мест лишения свободы я совершить успел. Общественный корабельный душ до боли напоминал мне тюремный: недружелюбные небритые физиономии вокруг, вода, которая, будучи хоть трижды восстановленной, всё равно выглядит ржавой и немилосердно чем-то воняет...

Короче, никакого личного пространства я на том транспортнике не чувствовал. Я нахожу эту ситуацию довольно ироничной: меня сослали познавать человеческое общество в место, где я никак не мог от него абстрагироваться, но вместо развития какой бы то ни было к нему симпатии я разве что проникся к нему определенным брезгливым презрением. Хорошо, что Риз отличается от всех этих обезьян — не знаю, что бы я делал, окажись сейчас заперт на этом призраке с каким-нибудь перекачанным гориллоподобным морпехом. Я фыркаю, стаскиваю шлем и потягиваюсь, разминая затекшие плечи. Даже у моего тела есть определенный лимит выносливости, ограничения проклятого Эр-Эл, будь он неладен. Думаю, я устал. И проголодался. И неплохо бы поспать. И потрахаться. В первую очередь, пожалуй, лучше бы даже именно потрахаться, чёрт его знает, когда представится ещё один шанс. Остаётся надеяться на то, что корабль не прыгнет ещё раз, пока мы с лейтенант-коммандером будем кувыркаться, это было бы совсем некстати. Не уверен, что смогу так просто вынырнуть во второй раз...

И тут меня накрывает. Голос Риз заставляет мое лицо скривиться в болезненной гримасе, и я рывком прикладываю пальцы к вискам, борясь с острым приступом ужасной мигрени. Свет режет по глазам скальпелем, шум, который издают двигатели, нарастает и становится просто невыносимым, а потом... потом меня отпускает. Проклятые воспоминания. Сейчас мне кажется, что я с удовольствием поменялся бы местами с птичкой, позволив мудрой и понимающей Сети уничтожить те кластеры моей памяти, которые не причиняют мне ничего, кроме неприятностей. То, что наверняка и так помню только я, из всех ныне живущих. К чёрту.

Я заглядываю в душевую, и испытываю двойственные чувства: с одной стороны, обнажённое тело Риз в клубах пара выглядит так же великолепно, как и раньше. Увидеть его и не завестись почти так же сложно, как закинуться чистейшим дермом и сохранить ясность мысли. Невозможно, одним словом. Но вот вид болезненно-алого следа от провода на тонкой, не по-солдатски хрупкой шее заставляет меня сглотнуть, а кончики моих пальцев — чуть дрогнуть. Я не знаю, что сделаю с этим ублюдком после того, как проверну намеченное. Я даже не уверен, что мне придётся что-то делать, в конце концов, для декера нечто подобное — значительно хуже смерти. Спасибо тебе, моя драгоценная дека, хранящая самое страшное оружие против таких, как я.

Я встряхиваюсь и широко улыбаюсь, проходя в крохотную душевую и на ходу расстегивая комбез.

Тай Риз.

Дежа вю. Я снова обнажена, а Эрик опять одет, и опять эта полоска голой светлой кожи там, где расходятся края застёжки. У рыжих ...  Читать дальше →