«Пахомовка». Часть 1: По жести

за задницу, — Вася, скажи тётеньке, что ты в порядке? А, да...

Убрав руку, Создатель отодвигает когтистую вампиршу и расстёгивает ремешок кляпа на затылке блондинки, потом вытаскивает кляп. Вязкие нити слюны тянутся следом. Девушка кашляет, хочет сглотнуть, но не может закрыть рот — связки растянуты, нужно время, чтобы прийти в себя.

— Васян! Ты в порядке?

— А... аке, — она всё-таки отвечает. Создатель одобряюще хлопает девушку по щеке, потом громко, смачно целует в лоб. Сейчас в его поведении совсем нет того показного, театрального рыцарства, что вначале. Появилась какая-то неприятная развязность. Алкоголем от него не пахнет вообще, но глаза блестят, будто в них накапали масла.

— Ну и умница, — в его руке второй кляп, похожий на конскую упряжь. — Кому из вас троих надеть?

— Себе надень, — огрызаюсь я. Неужели этого человека я недавно хотела до дрожи в коленях?

Выхожу из комнаты. На кухне кого-то жёстко пялят прямо на столе, позвякивая чашками и ухая по-совиному. Мне показалось, или у того, кому вставили, между ног болтаются яйца? Молча забрав пакет сока, возвращаюсь в комнату, по пути толкнув дверь в спальню. Заперто. Видимо, у кого-то ещё остались крохи стеснения.

Стриженая на диване орёт и дёргается. Хищник вжал её лицом в покрывало и держит другой рукой оба её запястья, пока толстяк насухую вдавливает пробку в её зад. Проходя мимо, делаю доброе дело — лью сок из пакета на покрасневшие ягодицы. Пробка входит сразу, с чавкающим звуком, снаружи торчит красивый пегий хвост неведомого зверя.

— Наш человек, — одобрительно говорит Хищник. По-моему, я ему нравлюсь. И уже это слышала.

Комната качается. Видно, те полстакана водки только сейчас окончательно добрались до моего мозга. Я нахожу тихую гавань — задвинутое в самый угол кресло. Отсюда открывается прекрасный вид на спину подвешенной Василисы. Теперь её облизывают уже двое. Белых трусиков нет, ноги прикреплены ремнями к стальной трубке, распорке, и разведены так широко, что я вижу заглушку анальной пробки в её заднице. Верёвку немного ослабили, теперь ступни надёжно стоят на полу, и от этого факта мне становится легче, так, будто это моим связкам, мышцам и сухожилиям дали отдых. Спина и ягодицы девушки покрыты багровыми рубцами — её опять били плетью. Жадина сейчас стоит перед ней на коленях, вылизывая щель, иногда просовывая руку между ног и трогая заглушку пробки. Василиса тихо постанывает в ответ. Рядом Чечен, что-то делает с её грудью, лаская губами шею. У меня между ног горячо и влажно. Я чувствую это пальцами, хотя и не помню, как там оказалась моя рука. Да и не важно. Расстегнув пуговку на джинсах, я просовываю руку внутрь, нахожу горошенку клитора, и начинаю ласкать себя, наблюдая за тем, как вампирша и Чечен трахают блондинку.

Чечен, стоящий ко мне лицом, ловит мой взгляд. Что-то шепнув Жадине, приподнимает Васю и поворачивает её ко мне лицом. Актёру нужен зритель, а ребята на диване слишком заняты друг другом. Теперь я вижу, что он делал с её грудью — соски пережаты зажимами, в каждом — несколько иголок от шприцев. Зажимы соединены тонкой цепочкой, длинной, внизу к ней прикреплены ещё два, эти вцепились крошечными зубцами в половые губы девушки, развратно их растопырив, так, что видна розовая плоть малых губ и капюшончик, прикрывающий клитор. Цепочка натянута, так что девушке приходится чуть ссутулиться, и всё равно её сиськи оттянуты книзу. Чечен тянет её за волосы, заставляя выпрямиться, а потом и прогнуться назад. Она кричит, когда цепочка натягивается. Щёлка раскрывается ещё сильнее, а соски, кажется, вот-вот оторвутся. Из распяленного причудливым кляпом рта течёт слюна, капает на грудь. Зрелище отвратительное. Но почему так возбуждает?

— Завораживает, да? — мужской шёпот прямо мне в ухо. Я дёргаюсь от неожиданности, голос я не узнаю, но две тёплые ладони ложатся мне на плечи, придавливая к креслу, а потом одна рука стоящего сзади мужчины сжимает мою грудь, мягко, но ощутимо сдавливает сквозь футболку. — Знаешь, я как-то читал о любопытном эксперименте. По одну сторону тропинки посадили розовый куст, а по другую положили гниющий кошачий трупик, который жрали черви. По тропинке пускали людей и наблюдали, в какую сторону они будут смотреть. И знаешь, сколько из них смотрело на куст роз?
Ладонь забирается под футболку, теребит сосок. Я по-прежнему не знаю, кто именно сейчас играет с моим телом, и это возбуждает так, что я начинаю постанывать в такт движениям его руки, и даже моя собственная, терзающая клитор, теперь движется в его ритме. Горячее дыхание щекочет ухо, отзывается мурашками.

— И сколько? — тихонько спрашиваю я.
— Ни од но го, — раздельно шепчет мужчина, запуская язык в моё ухо, а потом прикусывая мочку, — Все смотрели на дохлую кошку. Людям нравится эстетика отвратительного, Именно поэтому «Пахомовка» и ей подобные никогда не выйдут из моды. Смотри на неё!
Я смотрю. На мою дохлую кошку по имени Василиса. К ней подходит Гус. Странно, а я ведь была почти уверена, что это он сейчас стоит за креслом. У него в руке сигарета. Опять странно, он же не курит. Одну за другой он вытаскивает иголки из левого соска девушки. Она стонет. Я тоже. Отцепив от соска зажим, Ужратый, послюнив пальцы, мнёт сосок девушки, выдавливая капельки крови. Пальцы незнакомца под моей футболкой повторяют движение. Ох блин... Думаю, Гус специально встал так, чтобы я всё видела. Тлеющий окурок приближается к соску девушки. Она видит это, дёргается, пытаясь отстраниться, но сзади стоит Чечен...

Когда окурок касается соска, мы кричим вместе. Я — коротко и испуганно, Василиса — громко, мучительно, взахлёб. Пахнет горелым мясом. Я пытаюсь вскочить, но крепкая рука мужчины опять вжимает меня в кресло. В нормальном состоянии я бы легко вырвалась. Но сейчас от резкого движения начинает кружиться комната, и я падаю обратно без сил. Да что со мной вообще?
— Не лезь. Иначе займёшь её место. Сейчас они как звери, — шёпот в моём ухе. Глас разума.
Рука незнакомца продолжает ласкать мою грудь. Возбужднние никуда не делось, наоборот, сейчас я чувствую его ещё острее. Верёвка, державшая жертву, ослабляет натяжение. Девушка падает вперёд, Ужратый её подхватывает, опускает на колени. Руки Васи лежат на его груди, после того, как она провисела так несколько часов, тело девушки болит очень сильно, сейчас её накроет нехилым отходняком. Особенно больно будет рукам и плечам, но я рада, что её мучения наконец кончились.

Ужратый присаживается на корточки, поддерживая девушку. Она плачет. Он нежно проводит рукой по её лицу, стирая слёзы, и что-то говорит. Я не слышу всей фразы, только одно слово, сказанное чуть громче. Василёк.
А потом он плюёт ей в лицо.
Вместе с Чеченом они ставят девушку раком. Руки её не держат, и тогда Жадина опускается на четвереньки, а Васю пристраивают сверху, так, что грудью она лежит поперёк спины вампирши, как на подставке. Вытащив пробку из ануса Василисы, Чечен вставляет ей в задницу член. Что делает Ужратый, я не вижу, но догадываюсь. Он спускает джинсы, стоя на коленях перед лицом девушки. Я вижу, как напрягаются его ягодицы, когда он берёт её в распяленный кляпом рот, придерживая за волосы. Это так похоже на то, что недавно было на балконе. До сих пор ощущаю привкус его члена во рту. Чёрт, я буквально чувствую всё, что сейчас делают с ней!
Возбуждение достигает пика, я выгибаюсь в кресле, моя рука теребит клитор, я кончаю с воплем, откинув голову назад, и наконец вижу лицо мужчины, стоящего за креслом. Создатель. Могла и догадаться.

Я сползаю обратно в кресло, мокрая, с бешено колотящимся сердцем. Картинка перед глазами плывёт. Но я понимаю, что сейчас всё это шоу в первую очередь для меня. Хоть и не знаю, почему. Василиса издаёт сдавленные глухие стоны, давится членом Ужратого. Он вжимается в её горло сильнее, я вижу, как напряжены его бёдра. Это длится и длится. Ногти на руках жертвы синеют. Блондинка бьётся в агонии. Чечен кончает, выдернув член, зажимает его в кулак, поливая спермой спину девушки. Я чувствую её запах. Жертва дёргается, из-за того, что мышцы ещё не вернулись в тонус, не очень сильно, но Жадина едва не падает, и парням приходится прилагать усилия, чтобы удержать на месте отчаянно борющееся за жизнь тело.

Чтобы задушить человека, нужно не менее шести минут. Иногда десять-двенадцать. Василисе хватает семи. Я вижу, как постепенно затухает её агония, как становятся реже судороги, как бледнеет кожа. Потом Ужратый отпускает её волосы, встаёт. Теперь я вижу её лицо. Из открытого рта на пол стекает сперма. Губы, язык — синего цвета. Голубые глаза широко открыты — люди часто выглядят удивлёнными, умирая. Подсознательно каждый из нас убеждён в собственном бессмертии. Сейчас мне это кажется таким забавным... Её ещё можно спасти, но... Мне пофиг. Сознание медленно, но так сладко скатывается во тьму...

Эпилог.
Я просыпаюсь от шума двигателя. По радио играет какая-то приятная музычка, в глаза светит солнце. Во рту — Сахара, обработанная серой, селитрой и обогащённым ураном. С трудом продираю слипшиеся ресницы. Я прекрасно помню всё, что происходило ночью. И боюсь, что проснулась в багажнике, на полпути в лес. Хотя нет, в багажнике же темно.
— Утра тебе, соня.
Ужратый.
— Падла.
— Почему? — искренне удивляется он.
— Ты обещал...
— Обещал. И выполнил. Тебя кто-нибудь обидел, майор?

Никто меня не обидел. И да, он опять-таки не соврал. Придраться совершенно не к чему. Кроме, разве что, одной вещи.
— Что было в водке?
— Да ничего особенного. Немного транков. Совсем чуть. Тебе надо было расслабиться. Вода и аспирин, кстати, рядом на сидении.
Я наконец окончательно открываю глаза. Отвратительно бодрый Ужратый за рулём моей тачки подъезжает к моему дому. Я на заднем, рядом — литровая бутылка минералки и початый блистер таблеток. И пачка фотографий. Я с плетью. Я на балконе. Я в кресле. Я и Василиса...
— Видео тоже есть, разумеется, — говорит Гус, паркуя машину у моего подъезда. — Хочешь стать звездой «Пахомовки»? Думаю, не надо объяснять, что, когда девочку объявят в розыск, искать её надо не особо тщательно?
— Не надо, не дура.
— Я знаю, что ты умничка. И сосёшь классно. Ну давай, до вечера. Спишемся.

Хлопает дверь. Сука, как по мозгам. Проглатываю сразу две таблетки аспирина, заливая половиной бутылки воды. Из зеркала заднего вида смотрит невыспавшаяся, испачканная размазавшейся тушью симпатичная женщина под тридцать. Майор юстиции. Которую вчера хорошо поимели во всех смыслах. Смерть незнакомой девчонки на этом фоне выглядела несколько блекло. Да, к тридцати основательно пропитываешься животворящим цинизмом. И даже начинаешь получать удовольствие от эстетики отвратительного. Что дальше?
К чёрту «Пахомовку».