Костя + Лиля =
Страница: 2 из 5
Зотов дернулся. Наталь Семенна никак не могла знать...
— А... — начал было он, и умолк.
Стена за Наталь Семенной была полупрозрачной. За ней угадывался мерцающий хаос, похожий на туманности из картинок Google Space. И сама Наталь Семенна слегка просвечивала.
— Она вить старая уж, поди. Тридцатник с харооошим гаком — эт тебе не ёшкин кот. Поди, тетка уже.
Зотов молчал.
— Все равно хочешь? Ну, знаю, знаю. Я-то всеее про тебя знаю, милок.
— Где я?
— Как где? Там, куда и пошел.
— А... Почему вы здесь? Почему здесь все это?..
— Ишь ты! Хотел, небось, сразу на Главном Компьютере поклацать? Не придуривайся. То, как здесь усе на самом деле, тебе видать низяяя. Иначе не откачает тебя Коля. Нельзя программировать из Интерфейса, а ты из него никуда не выпрыгнешь, дурашка, потому что ты и есть твой Интерфейс. Твое сознание то бишь. Вот оно и позасовывало то, что тут есть, в понятные для себя образы. Для твоего же блага, чтоб с катушек не съехал-то.
Зотов молчал.
— Но ничего, — вдруг сжалилась Наталь Семенна. Пойдем мы тебе навстречу. Указание такое было, это я тебе по секрету, слышь?
— Она... была? Есть? Она жива? — еле слышно спросил он.
— А то! И была, и есть, и жива.
— Где она? — крикнул Зотов.
— Да не ори, слышь ты, на меня. Года твои не те — голос на меня повышать-то...
— Где... она? — спросил он шепотом.
— Теперь свистишь, как зверок... Эх! Вот, держи, — Наталь Семенна сунула ему листок.
Зотов жадно схватил его и прочел:
Via Alegria, 217, Buenos-Aires, Argentina, 8.00— 20.00
— Аргентина?... Это что? Она... здесь?
— Здесь, здесь.
— Огромное вам спасибо! — бормотал Зотов. — Спасибо, Наталь Семенна...
— Да не за что. Не меня благодари.
— А... еще один вопрос. Можно?
— Ну, валяй, — недовольно буркнула Наталь Семенна. — Какой такой вопрос?
— Кто... он?
— Какой такой «он»?
— Ну... Вы ведь понимаете. Кто ее... забрал от меня?
— Эээ, милок! — Наталь Семенна покачала головой. — Придуриваешься опять? Сам вить понимаешь, какого уровня тут воля замешана, коль Он смог удалить ее из твоего Интерфейса со всеми драйверами, файлами и прочим мусором. Таких субъектов вам, тараканам двуногим, знатьне положено. Интерфейс зависнет. Не твоего ума это дело-то.
— Ну, а все-таки? Должен же я знать своего врага?
— Пизде тримандоблядской ты хуй ебаный должен, блядь! Отъебитесь, Константин Иваныч! Отъебитесь! — заорала вдруг Наталь Семенна, расплываясь радужным пятном. Лицо ее перекособочилось и проросло очками-оглоблями, продолжая орать: — Отъебитесь, Константин Иваныч!..
***
—... Очнитесь, Константин Иваныч! Очнитесь!
Оглобли материализовались и зависли над ним.
— А? Что?..
— Очнитесь... Фффух. Кажется, жив, — выдохнул Коля, поправляя очки.
Вокруг зашумели.
— Виа Алегриа, 217, Буэнос-Айрес, Аргентина, с восьми до восьми, — сказал Зотов, глядя в никуда. Потом привстал, как робот, на койке и нащупал на столе ручку и бумагу, заранее приготовленные.
— Что? Что он говорит? Что он пишет? — гудели сзади. — На себе... героически... во имя науки...
— Ви-а А-ле-г-ри-а, — приговаривал профессор, записывая заклинание, которое испарялось из памяти быстро, как дым. — Ар-ген-тина... Да? Добрый вечер, коллеги...
— 2 —
Виа Алегриа оказалась обшарпанным проулком на задворках города. Такси, как видно, было здесь чем-то вроде НЛО, и на Зотова, вылезающего из машины, сбежалась глазеть вся улица.
Косясь на полуголых брюнеток (они казались ожившей массовкой мыльной оперы), он вошел в №217. И тут же, прямо в дверях, натолкнулся на смуглое плечо в розовых кружевах.
— Sorry, — сказал он. — I need to find a same girl...
(... Ччерт! Надо было не «girl», а «woman»...)
— Гёлл? — переспросило плечо. Оно было голым и бархатным, как на фотошопных картинках. — Оу, си, си! Гёлл!
Зотов попятился.
Он не знал испанского, девушка не знала английского. Она была совсем молоденькой, лет восемнадцать (или хрен их знает, латинок, когда они созревают), и бархатно-кружевной, как с рекламы. «Фотошоп», — снова подумал Зотов, ерзая под взглядом масляных глаз.
— Гёлл! Энтрар! Энтрар! Гёлл! — смеялась девушка и тащила его, ухватив за руку, наверх.
— No, no, thanks... ты не так поняла... — бормотал Зотов, переходя на русский от беспомощности.
Кружевные бедра латинки кричали громче ее голоса. Все эти пятнадцать лет у Зотова не было секса. Он не мог, не имел права...
— Но... но... — бормотал он, растворяясь в масляных глазах, как в сиропе. Латинка видела, как действует на него, и улыбалась ему до ушей. Она была ребенком, вселенным в тело женщины, только-только созревшее. Именно это сводило его с ума в Лиле...
Он не понял, как очутился в номере, как его раздели, уложили и легли под него. Он весь состоял из каменного стояка, который надо было окунуть в сироп бархатного тела — и тогда будет жизнь и счастье, а иначе смерть...
Это было то самое, отчаянное, без тормозов, когда разум выключается, выпуская на волю тело и его безумный цветной жар. Так было с Лилей... Зотов колотился в счастливой латинке, глядя, как прыгают ее коричневые соски, и раздирался на части похотью и стыдом...
Потом все смешалось, и бархатная плоть была везде — сверху, снизу и вокруг всего, и везде был крик, хрип и сладкая боль, и потом — опустошение, густое и липкое, как патока...
— О! О! Матосигьентемуэнтэ! — восхищенно тараторила латинка, вцепившись Зотову в руку. — Дэмутатопэратобиенэсигуэнэляморэ!..
Поникший Зотов, одевшись, вручил ей сто баксов, вызвав новый фонтан благодарности, и, не глядя на нее, вышел в облезлый коридор.
Вниз вела лестница, которой он не помнил. Пошатываясь, он стал спускаться.
И тут же увидел Лилю.
Точнее, он увидел женщину, ничем на нее не похожую — коротковолосую (у Лили была грива до пояса), блондинку (Лиля была шатенкой), с наштукатуренным, видавшим виды лицом.
Но почему-то сразу понял, что это она. И позвал:
— Лиль?
Она вздрогнула, вскинув голову (это был ее характерный жест). И так же тихо отозвалась — со смешным акцентом:
— Костья?..
***
— Я не смог... Прости... Я не знаю, как получилось... Я искал тебя все эти годы, пятнадцать лет... Я приехал за тобой... И встретил ее, и... Не знаю, как это... — оправдывался Зотов, держа ее за руку.
— Я все время ждала, что ты вот так войдешь и позовешь — «Лиль?» Ждала-ждала, хоть и это самое... А сейчас не верю, и даже плакать не могу, вот... — бормотала Лиля все с тем же смешным акцентом, сжимая его пальцы.
Они говорили одновременно. Потом выдохлись и замолкли, боясь глянуть друг на друга.
— Пойдем ко мне, — сказала Лиля. — Пойдем.
— Лилечка, я очень хочу, но... я не смогу, наверно... я не знаю, как это получилось... у меня пятнадцать лет не было... я тебя ждал... Боже, как глупо... — снова заголосил Зотов.
— Хватит, — сказала Лиля. — Теперь я не так к этому отношусь. Пойдем.
Они вошли в полутемную комнату, такую же, как у латинки.
— Это мой рабочий кабинет, — усмехнулась Лиля. — Здесь я... А знаешь что?
— Что?
— Давай просто помолчим. Попробуем понять, что ты нашел меня.
Она притянула его к себе, сжав руку. Зотов наконец решился ее рассмотреть. Его Лиля просвечивала, как трава в льдинке, сквозь маску морщин и косметики, сквозь вызывающую гримасу, впечатанную в уголки губ...
— Я очнулась здесь, — снова заговорила она. — То есть не здесь, а в другом месте... неважно. Ты тогда вышел в туалет, а я потеряла сознание... наверно. Очнулась уже здесь, в Айресе. Эти бандиты, они как-то проникли к нам, оглушили меня, украли, да? Они набирали девочек сюда... Я все думала, как ты? Что они сделали с тобой? Как ... Читать дальше →
Последние рассказы автора
Оглянувшись еще раз (мало ли?), Марина осторожно спустила с бедер плавки. Переступила через них и застыла, как привязанная, боясь отойти.
Вообще-то здесь не нудистский, а самый обыкновенный пляж (ну, или не пляж, а просто...
Читать дальше →
Евгений Львовичтак и сделал. Будь он лет на пять помоложе, он бы еще поборолся с волнами, а сейчас... Нет, он не боялся, конечно. Просто он и так знал, что сможет победить их. Тратить силы на доказательства этого бесспорного факта не имело никакого...
Читать дальше →
Как бы там ни было, однажды в столицу одного из бесчисленных эмиратов, на которые распался некогда могущественный Арабский Халифат, и правда прибыли два высоких гостя (о том имеются пометки в дворцовой хронике). Один из них — Мамуль, юный принц...
Читать дальше →
Нет ничего трогательней в мире, чем соски юной девочки, если их раздеть и целовать впервые в девочкиной жизни (и возраст не имеет тут значения). Они не просто нежные, и беззащитные, и чувственные. Они — обещание, и плевать, выполнится оно или нет. Это обещание всегда больше любого выполнения: женщина может умирать в оргазме, но в ее сосках, раскрытых впервые, есть и эта смерть, и рай после нее, и муки...
Читать дальше →
Казалось бы, не самая круглая цифра, бывают и покруглее, — но Лайли, домашний лепрекон Гюнтера, решила сделать из нее праздник ну прямо-таки национального масштаба.
Впечатленный ее размахом, Гюнтер предлагал кинуть эту идею в бундестаг. Но Лайли была левой и не верила в правительство. Она заявила, что эту идею похерят, как и все хорошие идеи.
 ...
Читать дальше →