Самое важное

Страница: 5 из 8

он избавил её от лифчика — стянул бретельки с тонких девчачьих плеч, отщелкнул застежку и освободил от черного кружева маленькие бледные груди. Потом толкнул её на постель и обвел языком правый сосок, наслаждаясь каждой секундой их накуренного секса. Таша уперлась пятками в простыню и послушно приподняла зад, позволяя стянуть по бедрам тонкие трусики.

Шерстяные чулки Горыныч оставил. Они забавно кололись и контрастировали с бледной Ташиной кожей — черное на белом. Красиво...

— Эй, — Горыныч оторвался от её груди, устав терзать зубами покрасневший сосок. А потом не удержался и снова обхватил его губами, медленно обвел кончиком языка, сдавливая и покусывая, заставляя Ташу отрывисто стонать. — Это ты... ты меня тестировала?

— Я.

Горыныч раздвигал коленом её бедра и твердо знал: она врет. Маленькая потаскушка, прогнувшаяся под Валеру.

— Уверена?

— Ты дурак?

У Таши были мягкие губы и бальзам с ароматом ирисок. Ничего матового и ничего яркого. Её поцелуи были долгими и карамельными, груди — маленькими и идеально ложащимися в ладони, а между ног у неё было влажно и жарко. Когда Горыныч толкнулся, погружаясь в неё сантиметр за сантиметром, Таша вскрикнула и прогнулась, крепко обхватывая его бедра ногами. Девственница, блядь... Обжигающе горячая и узкая, она млела под Горынычем, обнимая его руками за шею, а после — яростно скакала на нем, как куница по весне. Они сбили атласные простыни до самого пола, разбросали подушки и под конец сверзились с кровати, расшибив Горынычу локоть.

Такого охуенного секса у него еще не было.

Кто бы в департаменте развлечений ни отвечал за эти сигареты, он свое дело знал.

* * *

Уже потом, отдышавшись, Горыныч поднял голову и увидел, как за стеклом Валера беседует с кем-то из технарей. На ней было платье-футляр, белое и такое узкое, что Горыныч подумал: ходить в нем нельзя, только телепортироваться с место на место. Валера повернула голову и скользнула по ним с Ташей равнодушным взглядом. Губы у неё были карамельно-розовые.

Всё удовольствие от секса, — от безумного, прекрасного накуренного секса, — как рукой сняло. Горыныч сплюнул в мятые простыни и отвернулся.

* * *

В первое время он вообще не мог спать. Потом стало и легче, и сложнее в один и тот же момент: к Горынычу вернулся сон, а вместе с ним и сновидения. В этих снах он бесконечно болтал с Никитой о грудастых телках и их номерках, о «капсулах времени» и сканировании в Нейро Инк., о свадьбах и похоронах, о теплой зиме и о том, что «новый год в казино — скучно; может, махнем на лыжи?»

Горыныч пытался вспомнить девушку, которая оставила ему номер, но терпел поражение за поражением. Вместо её образа всплывали четко очерченные матовые губы — то сиреневые, то шоколадно-коричневые, то кирпично-красные. Мозг совал Валеру в каждый его сон, и Горыныч просыпался злым и раздраженным, не сумев отдохнуть. Ему важно было вспомнить ту девушку — Лену? Или Лану?... Она была кусочком паззла, ломтиком его жизни, и Горыныч хотел увидеть её саму, а не липнущий поверх неё образ Валеры. Эта чертова женщина командовала его жизнью днем, а теперь являлась к Горынычу и ночью, мешая рассмотреть самое важное — то, что выпало из его памяти в момент сканирования. То, что ему очень-очень хотелось вернуть.

Проснувшись и провалявшись в кровати минут десять, Горыныч включил свет и взял с прикроватной полки мятую бумажку. Коварная завитушка в букве «Л», скупой набор цифр... Он скопировал надпись с ладони, прежде чем её помыть.

Вышло так себе.

В гостиной горел свет: Михай смотрел телевизор и взбалтывал что-то в шейкере. Ни самого шейкера, ни бутылок, выстроенных перед Михаем в ряд, тут раньше не было.

Горыныч прикрыл лицо ладонью, защищая глаза от света.

— Ты в курсе, что сейчас четыре утра? — спросил он.

Михай закивал, не отвлекаясь на болтовню и разливая по стаканам странного вида коктейль — зеленый, с густыми розовыми прожилками.

— А еще это моя квартира, — сказал Горыныч.

— Признайся, ты мне рад, — потребовал Михай, пододвигая к нему стакан. На стеклянной столешнице остался влажный след.

— В четыре часа утра? — уточнил Горыныч.

Но коктейль взял.

— Опять снилась херня?

— Ага.

— Так и не вспомнил ту девушку?

— Нет...

Горыныч знал, что ему грех жаловаться — у него сохранился довольно обширный кусок биографии, лицо лучшего друга и даже диалог с ним. Другим повезло меньше. Таша помнила только, что умеет играть на виолончели. Толик был вещью в себе — похоже, во время сканирования он был в хлам. Еще неделю после распечатки он не отличал синее от холодного и думал, что он на вписке, просто вписка хуевая. Ни о какой биографии и речи не шло.

Михай мало что о себе помнил, зато сохранил фотографию — она была в нагрудном кармане пиджака и распечаталась вместе с одеждой. На фотографии влюбленная пара шла вдоль полосы прибоя. Женщина с фото была некрасивой, с дряблыми ушками на бедрах и обвисшими складочками на боках. Но удивляло другое: Михай рядом с ней светился, как десять новогодних елок. Как Эдвард Каллен в солнечный день. Как стоваттная лампочка без абажура. Даже сейчас, не помня об этой женщине почти ничего, он подолгу рассматривал фотографию и молчал. А потом шел к Горынычу, чтобы было не так одиноко.

И болтал.

Очень много болтал.

Не было такой силы, которая смогла бы заткнуть Михая, когда ему тоскливо.

—... ну и, в общем, «распечаток» тогда было раз-два и обчелся. Валера и Толик... Оба Толика. На нем отлаживали аппаратуру, тестили и всё такое... Пара его «распечаток» оказались достаточно крепкими, чтобы жить.

И недостаточно адаптированными, — подумал Горыныч, — чтобы за столько лет найти себе занятие получше, чем торговля оргазмами.

— Потом была Валера, — продолжил Михай. — Она уже не работает, ну, как донор ощущений... Давненько уже. Только курирует. Ну, типа, опекает тебя, да меня, да всех остальных. Знаешь, она в свое время пообкусывала руки многим местным правозащитникам...

Валерия-защитница.

Валерия-победоносная.

Валерия, мать её так.

—... пыталась отбить «распечаткам» хоть какие-то права. Что-то отбила... Что-то нет. По крайней мере, с нами теперь заключают контракты, не держат в четырех стенах и отпускают, когда контракт истечет.

— Уверен? — спросил Горыныч, лениво почесывая пальцами татуированный бок. — Как они вообще живут? Те, кто отработал контракт?

— Это ж люди, попавшие в мир будущего, — удивился Михай. — Да их жизнь — это шедевр! Идеал! Их жизнь — это...

— Ты не имеешь ни малейшего представления, куда они деваются, — догадался Горыныч.

— В душе не ебу, — признался Михай.

Помолчал немного, а затем добавил:

— Предпочитаю считать, что им веселее, чем нам сейчас. Иначе в чем смысл?

Смысла не было. Какой вообще может быть смысл во вселенной, где люди клонируют себя, а оргазмы скупают оптом и в розницу?

— Ну а Ларичкин? — спросил Горыныч. — Он тоже?..

— Не-е-ет, он не «распечатка», — отмахнулся Михай. — Просто куратор. Главный куратор, ну, типа, важнее Валеры. Большая шишка и все такое...

— Валера с ним спит?

— С этим старым пидарасом? — изумился Михай. — Если б нужно было выбрать, с кем Валера трахается — с единорогами из волшебной страны или с Ларичкиным, — я бы сделал ставку на единорогов.

Горыныч засмеялся, расплескав зеленое с розовыми прожилками.

— Почему?

— Потому что секс в жизни Валеры — вещь такая же мифическая, как единороги.

Горыныч допил коктейль и посмотрел на свое отражение в стеклянном столе. Язык у него был ядовито-зеленый.

— А я с ней спал, — сказал он. — Ну, в смысле...

Михай с грохотом упустил шейкер. Металлическая крышка отскочила, и по полу разлетелось мартини, лед и еще десяток ингредиентов, назвать которые не смог бы даже он сам.

— Да ладно! — восторженно присвистнул ...  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх