Тридцать три. Часть 12

И хватит умничать, а то мой инструмент совсем опал.

— Миленький ты мой! Да я сейчас тебе твоего дружка быстро подниму. Теперь-то я знаю, как.

Фрося, чуть ли не упала передо мной на коленки и сунула повисший член в рот. Теперь она сосала уверенней, и пока фаллос не приобрёл твёрдость, глубоко и с видимым удовольствием погружала в глотку. Наташа примостилась сзади и массировала промежность и мошонку.

— Ша, радость моя! — Отнял я член у Фроси, после того, как она снова поперхнулась раздувшейся залупой.

— Наташа, давай продолжим начатое.

Не говоря ни слова Ната, подставила зад и развела ноги. Член со скипом вошел в её тело. О! От удовольствия я даже застонал. Хороша! Только в сравнении можно ощутить прелесть индивидуальности каждой вагины. Широкой или узкой, глубокой или мелкой, мокрой или только влажной, рыхлой или плотной, безвольной или агрессивной, чувственной или апатичной, ароматной или вонючей, наконец. Сейчас я наслаждал сочетанием, заслуживающим всяческих похвал.

Судя по реакции Натальи, мой член ей тоже подошел, как раз, т. к. она быстро достигла кульминации и вскрикнув опустилась на колени.

— Ой-ёй-ёй! Ноги совсем не держат. — Она легла грудью на кушетку. — Если хочешь, пристраивайся так. Или мне лечь?

Я держал вздрагивающий от каждого удара сердца, напряженный, мокрый от её соков член и смотрел на блестящий тёмный кружочек её ануса.

— Ты точно согласна — как угодно?

— Да.

— Тогда, Фросенька, смотри. — Я, растянув её ягодицы пошире, приставил головку к анусу и сходу загнал член на всю длину.

— А-аааа-ёёёй! — Изогнула спину и взвизгнула обладательница распятой задницы.

— О! Чёрт! — Прикрыв рот ладонью, прошептала Фрося.

Я выждал, пока анус привыкнет к моему присутствию, и начал раскачиваться, постепенно увеличивая размах погружений. Наташа только тихо постанывала, вероятно, от боли. Но вот она выпятила попку навстречу моим движениям, и стоны изменили тембр, теперь более походя на утробное урчание. Темп ускорялся. Я чувствовал, что мы оба приближаемся к оргазму. Где-то в промежности у меня как будто забулькало, и горячая струя спермы разлилась по прямой кишке.

— УУУУ! Да-ааа! Да! Да!

— Наташа, ты что, кончила? — Удивлённо спросила Фрося.

— Ага, Егоровна. Кончила. Сама не ожидала.

— Вот и ещё один способ, Фрося. Хочешь попробовать?

— Н-е-ет! К этому я ещё не готова. Может потом? Завтра?

— Не фига себе! Егоровна входит во вкус. Ладно. Сегодня и я больше не едок. Устал я от вас, девчонки. Хорошо с вами, слов нет. Но надо и честь знать. У меня тоже коленки трясутся.

Похлопав голый зад Наташи, я встал, подошёл к Фросе и целуя её в губы провёл пальцами по ещё влажной вульве. Та встрепенулась, зажав ляжками мою руку.

— Егоровна! Всё, всё. Хорош. Вы меня лечить будете? Или как?

Лениво подняв голову, Наташа проурчала, — Егоровна? Ты как думаешь? Полечить его или пусть так идёт?

— Пусть-ка ещё поболеет и к нам походит?

— А если не приду?

— А больничный?

— Не! это же форменный шантаж. Вот я своего друга приведу, тогда узнаете, какого это — нарушать клятву Гиппократа.

— Ладно, уж, больной, ложись. Сказал бы, что просто хочешь, чтобы тебе хер поласкали. рассказы эротические А то лечи его, симулянта. Егоровна, справишься? А то, как бы нас не хватились.

— Иди, милая, иди. Справлюсь, конечно. — Плотоядно глянув в мою сторону, уверила Фрося.

— Я тебе, по блату, токи Бернара, поставлю. — Едва закрылась дверь за доктором, сказала Егоровна шепотом.

— Так этим радикулит, вроде, лечат?

— Ага, остеохондроз.

Одна тёплая мокрая подушечка легла на мой лобок, а другая на промежность. Пластинки с проводами были прижаты к ним тяжелыми подушками с песком. Егоровна, таинственно улыбаясь, отвернулась к аппарату. Я замер в ожидании.

Когда-то, давно, мне делали эту процедуру, и я хорошо помнил, как дёргались мышцы спины под ударами тока. Что же будет сейчас?

Лёгкое покалывание промежности возвестило о начале экзекуции, как я себе, представлял. Но нет. Покалывание накатывало приятными волнами, слегка пощипывая кожу. Хорошо. Но вот покалывание сменилось вибрацией, от которой мышцы промежности периодически сжимались, и, в такт им, начал дёргаться, постепенно набухая, член.

— Ну, как? Может посильней? — она что-то крутанула на приборе, и промежность свело судорогой. Член выпрямился по стойке «смирно». От неожиданности я ойкнул. Судорога отпустила и тут же схватила вновь. Больно не было. Член под ударами тока кивал напряженной головкой, и я чувствовал, что так не далеко до оргазма.

— Смотрю, ему это нравится. А так?

Ритм и рисунок вибраций изменился, но не изменилась предельная эрекция. От каждого толчка сжималась не только промежность, но и мошонка. Я откровенно балдел, едва сдерживая желание начать подмахивать задом. Оргазм был рядом, и я потянулся к члену рукой, чтобы помочь ему.

— Ну, ну! Ручонки убери! Мы без тебя справимся. Правда?

Обращаясь к трепещущему члену, Фрося положила на него прохладную ладонь и оголила головку. Уловив темп, её рука начала мастурбацию.

— Я сейчас кончу. — Взмолился я, и выдал залп. Сперма взлетела на добрый метр и окатила нас брызгами.

— Ах! вот он как? Никогда не видела, как кончают мужчины. Здорово!

Прибор продолжал тискать мышцы и выжимать из меня остатки семени, проталкивая их по напряженному стволу. Эрекция не спадала и становилась болезненной.

— Всё! Хватит! Выключай! Пожалуйста!

Щёлкнул тумблер, и член тут же опал и сдулся, как шарик, приняв его вид и размеры.

— Ну, разве так можно, Фрося? Я чуть не помер.

— От этого ещё никто не умирал.

— А многих ты так обслуживала?

— Нет. Ты первый. Но ведь тебе было хорошо?

— Ага. По началу. А в конце я чувствовал себя дойной коровой лишившейся молока. Глянь на эту тряпицу. — Я кинул на свой пенис. — Нравится?

Она взяла полотенце и, что-то мурлыкая себе под нос, начала нежно вытирать с живота, с ляжек, с члена разбрызганную сперму. Бархатный тихий голос, нежные поглаживания и усталость, вдруг накатившая на меня, напускали дрёму, которой я особенно и не противился. Закрыл глаза и почти сразу уснул.

И снился мне сон, что много красивых, обнаженных и не очень, женщин кружат вокруг меня, улыбаются и норовят, то коснуться, то поцеловать. А кому это не удалось — злятся, огорчаются, плачут и рвутся обратно, но неумолимый поток тел уносит их, и они теряются в дали. Некоторые лица я узнавал, но большинство мне было незнакомо. Я нежился в этом обожании и ничуть не задумывался о судьбах, проходивших мимо женщин, ведь они почти все улыбались.

Но вот ближние ко мне женщины замкнули круг. Все они мне были знакомы. Их лица уже не улыбались, руки не гладили, а глаза умоляюще вопрошали, чтобы я выбрал именно её. Круговерть лиц, грудей, лобков и задниц, ускорялась, сливаясь в телесные цвета массу с двумя тёмными полосами, на уровне головы и низа живота. Вдруг из этого водоворота выпала фигурка в медицинском халате, присела рядом. Медсестра Тома, узнал я. Её рот что-то говорил, но я не мог разобрать тихих слов. А она тёплыми руками начала гладить меня. Стянула откуда-то возникшую простыню, и прильнула к члену, который, даже во сне, по-прежнему, не подавал признаков жизни. Мне было хорошо, до тех пор, пока она, перебирая мошонку, не придавила яичко. От боли я вскрикнул и проснулся, теперь уже наяву ощущая губы этой девушки на своих чреслах.

— Тома! Ну, зачем? Я так сладко спал.

— Миленький мой, я так соскучилась. — Её глаза блестели.

«Вот это я влип! Во блин, как же её отвадить? А то житья не будет. Дура, малолетка, бля. « — метались мои мысли. Я взглянул ...  Читать дальше →