Развеянный свет. Часть 3

— Эх, какой интересный мужчина. Пусть ему повезет на этот раз, — вздыхает мать.

— О чем ты? — не в силах подавить желания хоть что-то узнать, спрашивает Маша.

Мама хитро прищуривается, наклоняется к дочке и начинает шептать, как по секрету:

— Мне Люда Чернова рассказывала. Она с его женой в одной компании работала. Та ему изменила с боссом. Он как узнал, сразу на развод подал, не принял обратно. Не понимаю, как можно такому мужчине изменять!

— Мам, это все сплетни! Как ты можешь такие гадости дальше разносить? — возмутилась Маша.

— Фу ты, ну ты, — обиженная попранным доверием мама отстранилась, — и что такого, если это правда?

К счастью, официантка приносит заказанные салаты, но настроение у обеих безнадежно испорчено. Маша злится — на себя, на маму, на Германа. Мать корит себя, что забылась, повела себя с подростком как со взрослой, а та снова в колючку обернулась, стоило поверить в возрождающуюся материнско-дочернюю дружбу.

Пройдя пару магазинов, когда уже ничего не радовало глаз, решают ехать домой. Там Маша сразу же запирается в своей комнате, сказав, что болит голова.

Долго лежит, уставившись в потолок, не в силах даже плакать. А что она хотела? Он честно сказал, что встречается с кем-то. Не давал ей никаких обещаний. Это не ее дело, что он изменяет той своей постоянной возлюбленной с ней, с Машей. Ее это не касается. Но в душе медленно разворачивается война, как химической кислотой, обжигая внутренности. Не так страшно быть его любовницей, страшно быть одной из многих. Сможет ли она уважать себя, если согласится на отношения с ним, зная об этом? Гордость велит все прекратить, не ходить к нему в понедельник, но сердце не хочет слышать доводов разума, рвется к нему, надеясь, что он объяснит, развеет сомнения, пусть соврет, а она поверит...

Самой становится мерзко от того, какой слабохарактерной она стала. Почему не в состоянии забыть его, чем он привязал ее, чем держит? Волшебными губами и руками? Оргазмами, сносящимися крышу? Или серыми глазами, в которых она видела что-то большее чем симпатию?

Маша застонала. Не хватало еще стать как те девчонки, что сначала с ума сходят от любви, нарочито и демонстративно всем доказывая, что способны на все что угодно, ради большого светлого чувства. А потом, как надоедят, идут по рукам, выставляя каждого нового парня своей победой, а не поражением. Она всегда себя считала выше этого, смотрела на таких с жалостью и долей презрения, а теперь сама чем лучше?

Отмучившись ночь, пребывая в страхах и сомнениях, взвешивая все за и против, наутро Маша проснулась бодрой и деятельной. Засела за учебу и постаралась не думать. Завтра она пойдет к нему, как договорились, и спросит напрямую. А там будь что будет!

***

Поднималась по уже знакомой лестнице на третий этаж Машка в холодной решимости все прекратить. Да, ее к несчастью, угораздило влюбиться в учителя. Да, она отдалась ему по собственной воле. Но пусть так все и останется. Не надо ей больше уроков любви и секса. Думала, что сможет заставить его полюбить себя, будучи его любовницей, но это было так по-детски наивно. С ужасом понимала, что не увидь она его тогда с женщиной, так и витала бы в иллюзиях собственной уникальности.

Герман открыл мгновенно, словно ждал ее возле двери. Втянув внутрь, едва захлопнув дверь, жадно прижал к себе, набросившись с поцелуями. Маша невольно поддалась его энтузиазму, чувствуя как расползается по швам ее решимость, а между ног загорается пламя.

— Здравствуй, маленькая, — наконец отпускает ее, глаза сияют восторгом, лицо честное и открытое, так хочется верить, что для него она единственная.

— Привет, — потупляется Маша.

Тот, не замечая ее угрюмости, помогает снять куртку, присаживается на колени, чтобы снять туфельки.

— Пойдем, я приготовил тебе обед, наверное, голодная после школы, — улыбаясь, тянет на кухню.

Маша молча следует за ним, подчиняясь, лишь отказывается сесть на высокий табурет у подоконника, страшась потерять остатки решимости, отодвигает себе стул возле обеденного стола.

Герман иронично прищуривает глаза, но никак не комментирует. Он ожидал, что после ее накроет, что она может испытывать стыд и вину за ту раскрепощенность, что себе позволила. Может переживать, положено ли порядочной девушке чувствовать то, что чувствовала, делать то, что делала. Но это ничего, пройдет! Он покажет, что нет ничего постыдного в том, что происходит между двумя, пока обоим это приносит радость. Она пришла — это главное. Он до последнего не верил, носился как зверь в клетке, смотрел на часы, высчитывал, сколько времени ей надо, чтобы добраться до его дома от школы, стоило увидеть ее силуэт через окно, кинулся к двери.

Налив и себе и ей наваристого борща, садится напротив за обеденным столом.

— Как дела в школе? — невинно интересуется, стараясь отвлечь.

Машка нехотя отвечает, передает новости, которые он пропустил. Герман задает редкие вопросы, выказывая непритворный интерес, побуждая делиться дальше. Сам с юмором рассказывает о забавном казусе, что случился в пятницу у него на работе, о том, как мечтает о хорошей погоде, чтобы возобновить велотренировки — он катается по пересеченной местности. Маша не замечает, как расслабляется, вливается в разговор, спрашивает его обо всем, дивясь щедрости с которой он открывается ей, говоря о том, что для него важно, что волнует, приглашая в свою жизнь.

Когда тарелки убраны, заваривает чай, приносит печенье, сидит, смеется вместе с ней, словно и не подозревает, для чего она здесь, словно они могут сидеть тут до скончания веков, болтая о важном и неважном, распивая чаи... Словно нет тех маленьких молний напряжения, пробегающих по Машиной коже от его близости, его голоса, его запаха. Сегодня он одет, причесан, побрит, почти совсем Герман Сергеич, если бы не джинсы, но Машка теперь знает его и другим — растерянным и растрепанным, и от этого знания щемит сердце.

— Еще чаю, Маш? — спрашивает заботливый хозяин.

Машка качает головой и неожиданно на глаза наползают слезы. Как она сможет уйти, когда только начала по-настоящему узнавать его?

— Ну что ты, маленькая, — протягивает руки, — иди ко мне, — сажает девушку к себе на колени. — Расскажешь, в чем дело?

Быстро-быстро крутит головой, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

— Переживаешь из-за того, что случилось? — ласково спрашивает, приподнимая лицо за подбородок, — Стесняешься теперь меня?

— Нет... да... — как-то слишко одержимая необходимостью поговорить с ним откровенно, даже не подумала о новой близости, а сейчас осознала, что подрагивает уже от желания и прячет взгляд, как стыдно ему это показать.

— Я тоже переживаю. Ужасно, — признается он с улыбкой.

— Ты? — с надеждой поднимает покрасневшее личико.

— У меня еще никогда не было такой горячей любовницы. Боюсь, уведут.

Скрывает слишком болезненную правду за шутливым тоном. эротические истории sexytales Маша импульсивно дергается, залившись краской, но он удерживает.

— Ты — мое персональное чудо, Мэри, — поглаживает по плечам, — мне ни с кем не было так хорошо, — признается, заглядывая в загорающуюся бродячими огоньками трясину ее глаз.

— Так мы любовники? — несмело спрашивает девушка, всей душой надеясь, что опровергнет.

— Да... А ты хочешь быть кем-то еще?

— Нет... — хватает гордости не умолять о недоступном, — а у нас свободные отношения?

Герман хмурится, начиная понимать, что ее подавленность вызвана чем-то иным, не только девичьей стыдливостью.

— Ты свободна делать все, что пожелаешь. Мне невыносимо думать, что ты лишишься из-за меня хоть капельки свободы, — выговаривает со всей присущей ему серьезностью, наблюдая за разливающейся тоской в ее глазах и не понимая причины.

— Значит... я могу встречаться и с другими?

Больно....  Читать дальше →