Питер Пэн и Венди. Сон в летнюю ночь

поцелуями подлого искусителя. Он развел ее ляжки ногой, горячо прижимаясь низом живота к ее промежности, стал тереться членом о ее влажную киску, ласкать ее груди, впиваться в них ртом и жадно посасывать. Венди часто дышала, пылала и возбуждалась все сильнее — он чувствовал ее всю, нежную, смущенную, испуганную, но при этом млеющую от сладкой неги. Его мысли уже давно затуманились настолько, что пути назад быть просто не могло, член ныл и пульсировал, дыхание стало тяжелым. Единственное, о чем он думал сейчас, это о том, чтобы раздвинуть эти соблазнительные ножки и войти в ее узкую еще никем не тронутую щелку, сделать ей больно, а себе — очень хорошо. Впрочем, уж кому как не ему было знать, что боль в таком случае — понятие относительное.

— Питер, ах, Питер... пожалуйста, — шептала она очень слабо, все еще не смирившись, но уже не сопротивляясь. Он нескончаемо долго изводил ласками ее сосок и, придерживая член рукой, водил его влажной головкой подевичьему пылающемубутончику. Она не пыталась свести ножки, только хватала ртом воздух и вздрагивала. Приятно было ощущать, как извивается под ним ее тело, словно дразня и напрашиваясь, чтобы им овладели. Наконец он требовательно согнул ее ножку в колене, отводя ее в сторону и вверх, больно сжал ее руки и двинул бедрами ей навстречу. Венди издала беззвучный стон, рванулась и попыталась выпрямить ноги, но он подхватил ее под одно колено рукой, вжал в постель и с силой вошел в нее очень глубоко, до самого конца. Голова девушки заметалась по подушке, она жалобно залепетала что-то бессвязное, но Питер замер, поймал ее губки своими губами и принялся целовать, совершая языком то, чего желал сделать с ее нежным лоном. Сдержанность давалась ему тяжело — она была такой влажной, упругой, красивой, возбуждающей, почти такой же чарующей как Динь с ее полностью лишающей воли волшебной пылью. Он не раз слышал, как жертвы ее проказ рассказывали о своих ощущениях после ее воздействия.

Питер стал едва заметно двигаться, лаская своим телом ее разгоряченный мокрый бутончик, и до боли изводя этой терпеливой ненастойчивой лаской себя. Эта мука казалась ему бесконечной, но отрывистое нервное дыхание его испуганной и измученной жертвы постепенно перешло в едва уловимый стон, полный желания. Было очевидно, что она получает удовольствие и желает большего, потому что ее бедра стали двигаться ему в такт, ножки крепко обхватили его стан, пылающая киска бесстыдно заскользила разомкнувшимися губками по его лобку. «Главное не спешить», — уговаривал он себя, уже позволяя себе трахать ее с небольшой, но усиленной амплитудой.

Питеру вдруг вспомнился Призрак, его замок на острове Неверленд, его мрачные залы и комнаты, его увитые плющом стены и узкие окна с видом на головокружительные по красоте пейзажи. Все, как он мечтал — торжественное, царственное и устрашающее для врагов. Доблестные и покорные воины всегда готовы были разделить с ним любые невзгоды и тяготы военных походов и буйные радости залихватских, беспечных и роскошных пиров. Подлые грабежи, благородные освободительные войны, вероломные набеги на соседей и красивые, но пустые клятвы вечно защищать угнетенных и слабых — все смешалось в его привольной и беспечной жизни. Не хватало, пожалуй, только одного — той, что могла бы восхищаться в равной мере как его безрассудством, так и его отвагой. Кажется, он всегда мечтал о такой — чистой, наивной, нежной, беззащитной, покорной девочке, которая станет ублажать его, как он пожелает, и лить по нему слезы, пока он будет проливать кровь в битвах. «Решено, — подумал Питер, с холодной самодовольной усмешкой победителя и хозяина взирая на содрогающуюся под ним прекрасную нимфу, — ты полетишь со мной и станешь для меня тем, чем я пожелаю». От переполнивших его голову соблазнительных мыслей о том, что он станет вытворять с этой сладкой, как нектар райских цветов, красавицей, когда она окажется узницей его Призрака, у Питера помутился разум. Он приподнялся над ней на сильных руках и стал врезаться в ее узкую киску мощными размеренными толчками, желая, чтобы она прочувствовала каждый из них и приняла с полной покорностью его абсолютную власть над нею. Венди металась, точно в жару, словно случайно попавшаяся в силок гибкая ласка. Ее кожа то пылала, то леденела, покрываясь мурашками и влагой, волосы змеями струились по подушке, губки требовали его крепкого поцелуя. Питер последними выдержанными рывками довел ее до полного безумия и, чувствуя, как его член изливает в ее пульсирующую киску потоки горячей спермы, в последнюю секунду зажал ее нежный ротик ладонью, чтобы она не выдала их общий экстаз всему спящему дому, а заодно и притихшему Лондону.

***

Когда за окном занялись первые отсветы зари, Питер с наглой уверенностью хозяина перебирал платья в шкафу Венди. Девушка сидела в кресле, завернувшись в пуховое одеяло и подтянув колени к подбородку. Она наблюдала за Питером лихорадочно сверкающими настороженными глазами и покусывала и без того истерзанные ласками алые губки.

— Надень вот это! — наконец бросил он с надменной улыбкой, резко разворачиваясь к своей юной возлюбленной с шикарным бальным платьем в руках, — Тебе идет голубой.

— Питер... Я не уверена, что смогу... что смогу... полететь с тобой, — слово «полететь» далось ей с трудом, потому что по сути у нее в голове не укладывалось, что можно вот так запросто взять и улететь с кем-то через окно. Конечно, Питер есть Питер, но... Венди изо всех сил пыталась быть рассудительной, хотя понимала, что время для рассуждений уже ушло безвозвратно... Теперь ведь в ее жизни мог быть только он... Разве у нее есть выбор? Да и хотелось ли ей выбирать кого-то, кроме него? Просто стремительность, с которой ее жизнь вдруг изменилась, не давала ей покоя. Разве так бывает, чтобы все переворачивалось с ног на голову в один миг?

— Одевайся, — скомандовал он, бескомпромиссный, блистательный, уверенный и насмешливый.

— Но... мои родители...

— Они привыкнут.

— Я же должна их предупредить и попрощаться...

Питер лишь на секунду нахмурился, затем осмотрелся по сторонам, нашел глазами секретер, придвинул к нему кресло и беспечно пожал плечами.

— Напиши им записку.

— О, Господи! — Венди уткнулась лицом в колени и попыталась заплакать. Она точно знала, что в такие моменты нужно плакать, но слезы почему-то не шли. — Как же мы полетим? Ведь твоей феи нет...

— При чем тут моя фея и откуда ты о ней знаешь? — насторожился Питер, упрямо скрестив на груди руки.

— Так ведь для полета нужна ее волшебная пыль... , — ошарашенно пролепетала Венди.

— Пыль... для полета? — удивился Питер, — Ах, да! Твои сны... , — он старался не выглядеть слишком уж наглым, но сарказм так и распирал его изнутри. Ходили слухи, что Динь может влиять на сны, но он в это не верил, да и сама Динь всегда это отрицала, очень миленько отмахиваясь ручкой и закатывая глазки. Динь почти всегда вызывала у него улыбку, естественно, если он на нее не сердился. Сейчас же она сердилась на него, а он уже давно все ей простил. — Для полета не нужна пыль, девочка моя. Для полета нужен пегас.

— Что? — Венди вся встрепенулась и подняла на него лицо. Одеяло сползло с нее, и вид ее провокационно безупречного обнаженного тела снова завел Питера, вызывая легкую пульсацию в паху. Поиметь ее на этом кресле было крайне заманчиво, но он и так ее уже измучил, она почти не спала, да и времени оставалось совсем мало — утро уже вступало в свою силу, скоро могли проснуться обитатели дома. — Одевайся быстрее, пока я снова с тобой ничего не сделал, — строго приказал он и бросил ей платье, которое накрыло ее облаком кринолина.

Пока Венди возилась со своим роскошным туалетом, Питер подошел к окну и вдохнул ветер. Лондон трудно было назвать благоухающим, но во всем этом многообразии запахов он уловил тонкий аромат незабудок. Он всегда его гипнотизировал, потому что обещал блаженство и беспечность, доступные только на его острове. Оглянувшись на Венди, которая уже ...  Читать дальше →