Кастинг для грудастой

Юленька послушно прогнулась!

— Нихуя! — возопил восхищённый Георгич. — Вот это пизда! Ты это видел?!! Ох, и поработаем мы с ней!

Юленька гневно выпрямилась, села на пяточки. Сверкающие блядские шпильки торчали из-под жопочки, едва прикрытой блестящим чёрным шёлком мини-юбки.

— Сергей! Вы мне обещали никаких крупных планов вульвы!

— Сиськи расправь, — посоветовал Георгич.

Юленька машинально подчинилась: она подняла по очереди груди, поправила одежду под ними, опустила, разгладила... Мы, пуская слюни, смотрели на это действо. Потом я сказал:

— Юленька, на самом деле вы слышали наш профессиональный разговор. Георгич верно сказал, у вас очень красивая пи... э... вульва. Знаете, бывает девушки, у которых большие половые губки не скрывают малых.

— Ага, висит такая капуста коричневая до колен, — влез мелкий ебанат. — Чего красивого?

— А натурные съёмки — дело бесстыдное. Камере же не укажешь, на что объектив прикрыть. Вульва нет-нет да мелькнёт. Тех, у кого капуста, приходится вырезать покадрово. Геморрой ещё тот, я вам скажу, но мы же не порно снимаем, правда? А у вас пиздёшка эстетичная, гладкая, красивая. Если она где и сверкнёт — бог с ней, мы гоняться не станем.

— Ага, такое «пасхальное яичко» зрителю!

— Но специально никто никаких крупных планов снимать не будет.

Юля послала мне полный сомнений взгляд и вздохнула, соглашаясь.

— Ну что, — потёр руки Георгич, — урегулировали вопрос? Тогда — в позу!

Юленька привычно встала раком, прогнула поясницу, красиво оттопырив жопку. Я с наслаждением смотрел, как болтаются её груди, потом подлез, покачал ими, пару раз нежно дёрнул за соски. Отчаянно читая псевдомолитву, Юленька тайком послала мне благосклонный взгляд. Обрадованный, я лёг под неё и подставил раскачивающимся грудям лицо. Они пощекотали меня твёрдыми сосочками. Засопев, я принялся мять буфера руками. Стискивать, разводить и отпускать, ловить губами, взвешивать на ладонях, рюхаться лицом в их уже чуть потненькую ложбинку. Как бы мне хотелось, чтоб груди вдруг брызнули молочком... Но нет, надо мной раскачивалась нерожавшая, упругая, девичья грудь, сплошная разбухшая железистая ткань под гладкой тонкой кожей.

И вдруг Юленька произнесла дрожащим голоском:

— Сергей! Зачем он меня так трогает?

— Он играет свирепого гунна, — пояснил я невнятно, потому что как раз сжимал дойки обеими руками, пытаясь засунуть в рот оба соска одновременно.

Юленька выгнула спинку, отбирая у меня груди и, похоже, мешая Георгичу.

— Но почему он меня лапает ТАК?! Вы же не станете такое показывать!

Вздохнув, сел перед ней по-турецки и послал лыбящемуся долбоёбу ненавидящий взгляд.

— Юленька, поймите, на съёмочной площадке вас будет трогать множество малознакомых людей. Особенно в откровенных сценах, когда макияж приходится обновлять по всему телу. Вас буду касаться я, мои помощники, осветители, визажисты, гримёры, массажисты...

— Просто дворники-таджики!

— Заткнись, гандон! Привыкайте к прикосновениям, Юленька.

— Ага, «прикосновения»! — взвизгнула Юленька. — Он в меня руку засунул!!!

— Георгич! — ахнул я.

— И ничего не руку, — обиженно заявил этот дегенерат, — всего-то два пальца, — и показал мне их, обильно блестящие вагинальными выделениями. Потом радостно оскалился и облизал. — Я должен был проверить, какая ты мокрая! Ну, какая ты обычно мокрая... Ну...

— Физиологический фон, — подсказал я.

— Ага, точно! Это очень важно, а то слизь из пизды на бедро вытечет и засверкает в камеру. Всё, пиздец сцене!

— Георгич прав, Юленька. К сожалению, обнаруживается это чаще всего на этапе монтажа, то есть где-то через полгода. И сцену приходится переснимать.

— Ага. Только актрисе уже нихуя не доплачивают — сама виновата, из её пизды натекло.

— Так что всё, что здесь делается, делается ради вас, Юленька.

— Пусть больше не проверяет, — буркнула Юля и снова встала «в позу».

Обожаю этого придурка. С ним главное девушек минут десять рядом продержать, чтоб не сбежали (именно поэтому кастинги я начинаю в одиночестве). А потом они вдруг расслабляются, заражаются его пошлостью и становятся хотючими и даючими.

Георгич поймал мой взгляд, снова показал мне из-за юлькиной жопы два больших пальца и начал демонстративно стягивать штаны. Я прикрыл глаза в знак согласия и приподнял её красивое лицо за подбородок. Она доверчиво посмотрела на меня большими голубыми глазами. Приоткрытый ротик влажно темнел.

— Юленька, есть ещё кое-что, о чём вы, наверняка, не подумали. Актёры на съемочной площадке тоже будут голыми.

— Что?... — пролепетала охреневшая Юленька.

— Ага, — радостно подтвердил сзади девушки Георгич. — Их хуи будут болтаться у тебя перед самым носом! Болтаться и вонять!

— Мы тебя на съемки не пустим, и никто вонять не будет! — рявкнул я. — У наших актёров с гигиеной всё в порядке, — и вновь доверительно наклонился к Юленьке. — Сами посудите, Юленька, это же смешно, если свирепые гунны будут ебать монашек, не снимая плавок от Кельвина Кляйна, — и обаятельно улыбнулся.

Юленька ответила мне робкой улыбкой.

— Это же Кино, Юленька. Тут всё по-взрослому.

— Чтож, надо, так надо, — вздохнула она, качнув сисяндрами. — Я понимаю.

Радостно заржав, Григорич схватился за юлькин зад.

— Лапы убрал, — злобно сказал ему я и за подбородок вернул Юленьку в вертикальное коленопреклоненное положение. Она тут же сунула сложенные ладошки между своих сисек, свесив их по сторонам, и я вдруг понял, что таким образом Юленька приподнимает груди и как бы протягивает их вперёд, чтоб казаться привлекательнее. Бормоча типа-молитву, она расширенными зрачками ожидала чего-то от меня. Я вновь превратился в верховного вождя. Один из моих варваров по кличке Гоблин-Еблан уже стоял без штанов и надрачивал свой десятисантиметровый хуище. Уважая вождя, он устступал право первенства. Вождь подошёл к молящейся юной монашке так близко, что розовые соски ткнулись ему в бёдра. Он властно взял сложенные в молитве руки девушки и положил себе на застёжку боевого пояса.

— О, матер деи! — простонала Лаура и развязала пояс. Доспехи распались на две части и разошлись в стороны. Вождь положил трепетные девичьи руки на свои плавки от Кельвина Кляйна. — О, патер ностер! — казалось, девственница вот-вот упадёт в обморок, что не помешало ей одним ловким движением просунуть наманикюренные ноготочки под резинку, оттянуть её и одновременно стянуть плавки по ногам вождя. — Ох, спиритус санктус! — удивлённо вздохнула монашка уставившись на огромную елду вождя, в лежачем состоянии достигавшую тридцати сантиметров. И вдруг, похоже по-привычке, схватила член рукой.

Ну, тридцать — не тридцать, но из её ладошки мой член слегка выглядывал. И он действительно находился в очень приятном приподнятом состоянии — набухший, очень чувствительный. В умелых юлькиных пальцах член сладко набирал силу.

— Юленька, — попросил я, — эрекции нам совсем не надо. Она будет меня отвлекать, а я всё-таки работаю.

— Простите, — девушка отдёрнула руку.

— Ага, — напомнил о себе Георгич. — Ты же монашка, тебе всё происходящее по идее должно ненравиться! А ты в хуй вцепилась, как в погремушку. Давай-ка серьёзнее.

Потупившись, Юленька сама встала раком и оттопырила задок. Радостно осклабившись, Георгич пристроился к нему, с наслаждением взялся за девичьи бёдра и стал елозить, прицеливаясь. Я встал на колени перед нежным лицом нашей монашки, продолжавшей слезливую «католическую молитву», погладил её по щекам и крепко взял за голову. И вдруг уткнулся полуподнятым членом прямо ей в лицо и начал тереться о щёки, глаза, нос, напрягшиеся губы. Юленька вопила и отплёвывалась, член ликовал. Георгич, высунув от усердия язык, творил то же непотребство с её промежностью.

Наконец девушке удалось оттолкнуть нас и снова усесться на пятки.

— Сергей!...  Читать дальше →