Тридцать три. Часть 15

— Так ты хорошо меня запомнил? — вопрошала Зина, крутясь вагиной на моём, готовом разразиться оргазмом, члене. — Тогда я пошла. Скажешь, когда узнаешь меня на себе вновь.

С чмокающим звуком она покинула мой фаллос, а на её место уже устраивалась другая вагина. Она была мельче и член доходил до дна, едва погрузившись чуть больше половины, но она была и значительно уже Зойкиной, и полоскать в ней конец было приятно. Но качнувшись на мне раз пять она тоже соскочила. Её заменила вагина очень похожая на Зойкину. Я даже засомневался. Но когда она начала двигаться сомнения развеялись. Зина никогда не тёрлась шейкой матки о мою головку, ей было толи больно, толи неприятно. Этажа с наслаждением выписывала членом круги вокруг матки и ещё сопела от удовольствия, наверное. Приятное телодвижение закончилось после шлепка по заду, возвестившим, что её время истекло. Так, остались двое, Зина и третья. Но, как мне показалось на меня налезла первая, вероятно, меня хотели запутать, или у этой третьей вагина была такой же мелкой и узкой? Ну и что? Это не Зинка и это главное. Понежившись в теснине её лона, я стал ждать, следующей участницы карусели. В неё мой член долго не желал входить, и не потому что она узкая, или член плохо стоял, нет. Просто вход в её влагалище был где-то не там. На меня она ещё ни разу не влезала. Значит, она и была третьей. Всё, с этим я разобрался. Теперь, как я думал, должна быть очередь Зины. Но все прошли по кругу ещё раз, а та у которой вход в стороне, даже дважды. И задерживались они на мне дольше и двигались с каждым разом быстрее.

— Зина, ты где? я жду тебя. Я скоро кончу, и я хочу кончить в тебя. У-у-у! — Я застонал, едва сдерживая накатившую волну оргазма.

— Ладно. Стойкий ты мой оловянный солдатик. Как же ты узнал, что меня среди них нет?

— Ты другая, все вы разные. Ну же, развяжите меня!

Наконец, путы мои ослабли и пали. Я снял повязку с глаз. Передо мной стояли четыре обнаженные нимфы, прикрывшие зачем-то руками лобки и груди. Я сел, выдернул из круга Зину и, завалив её на спину, коленками развёл ей ноги и, повалившись на неё, загнал член, в дразнящую меня глубину. Я тискал ей груди, мял ягодицы, дразнил пальцем анус. Она стонала и этим возбуждала меня ещё сильней. Ни сил, ни желания сдерживать оргазм уже не было. Я выпрямился, приподнял Зине зад, и демонстративно медленно вводя в неё зеб, бурно и обильно кончил. Сперма переполнила её вагину, и она вытекала мутными струйками, но и тогда я всё ещё ощущал толчки спермы, рвущейся из меня. Я вдруг ослаб и опустился на колени, уткнувшись лбом в заляпанную малафьёй вульву.

Пришел я в себя всё на той же кровати, лёжа на спине. Девчонки, всё ещё голенькие, вытирали меня простынёй. Усердней всех работала третья, я узнал её запах и пыхтение. Она обтирала мне член и изредка прижимала его головку к губам. Ей помогала зеленоглазая подруга, и мне почему-то показалось, что это та, с мелкой вагиной. Я поискал глазами Зину. Она сидела на соседней кровати, с широко раскинутыми ляжками, а пролитую мной сперму слизывала с её вульвы вторая. Мы встретились взглядом.

— Как поживает мой мальчик? Он по-прежнему хочет только меня? — Она таяла в ласках второй и говорить ей не хотелось. Мне тоже не хотелось говорить. Во мне и правда, что-то лопнуло, как нарыв и я понял, что Зину я вовсе не любил, а только тянулся к ней из-за доступности. Теперь же доступных, только в этой комнате, было четыре. И я мог взять любую из них. И я взял. Сначала ту что сосала клитор Зине, прямо так сзади, не отвлекая её от занятия. Потом меня потянула на себя с мелкой вагиной. Она быстро кончила, и я перешёл к третьей. Оказывается, лёжа на ней, член сам нашел вход во влагалище, и мы кончили с ней вместе, правда я ей на живот.

Ветер шевелил занавески открытых настежь окон, звенел на углу трамвай, а я, как будто бы родившийся заново, ласкал распластанные на полу девичьи тела. Тот день многое изменил в моей жизни. Я понял, что женщины хотят секса не меньше, чем мужчины. И всякая мораль, вокруг этого — условность. Теперь мой девиз — «Если хочешь женщину — возьми, если она хочет тебя — дай».

О том, что мораль условность, я понял довольно просто, трахнув свою пьяницу мать.

Мы по-прежнему жили в коммуналке. Соседей поубавилось, и вскоре вся квартира должна была перейти в наше владение, за какие-то заслуги, покойного уже деда, и инвалида бабки перед отечеством.

После нелепой смерти отца в автомобильной аварии, мать долго мучилась, и начала прикладываться к бутылке. Бабка долго её ругала, но, похоже, смахнула рукой. Потом у неё появился плюгавенький сожитель, тоже пропойца. Он начал качать права, бить мать и однажды замахнулся на меня. Спустить его с лестницы не составило труда, а вот успокаивать мать...

Когда она вернулась с работы, с авоськой и неизменной бутылкой и не обнаружила своё сокровище, она набросилась на меня, мол, что я в жизни понимаю, этот какой никакой, а мужик в доме, хоть и бьёт так ведь и приласкает. Я долго слушал её нытьё, потом прямо спросил: «Тебе что секс нужен?» И опять слёзы — я еще молодая... Тогда я снял ремень, связал ей за спиной руки положил на стол животом, задрал юбку, стянул трусы. Кожа на её заднице была тёплая и нежная, почувствовав это, у меня пропали все сомнения. Она пыталась кричать, вырываться, но получив пару шлепков по мягкому месту, только тихо плакала. Я вынул своего, уже почувствовавшего нагое тело, богатыря и без сожаления загнал глубоко во влагалище. Её плач сменился стонами, потом вскриками, на которые приковыляла наша бедная старушка. Не обращая внимания на её увещевания, я довёл мать до оргазма, а потом кончил и сам ей на спину залив семенем и юбку, и жопу. Бабуля подошла вплотную и размахивала клюшкой. На, что я пообещал в следующий раз трахнуть и её. «Давно пора, достала уже!» буркнула мать, снимая мокрую юбку и не нужные теперь трусы.

— А ты у меня ещё ничего. Вон, стройная какая.

— Паразит! Вырастила на свою голову!

Так и стали жить. Когда матери взгрустнётся, она ко мне в постель. Когда мне невмоготу, то я к ней. Пить она бросила совсем, и бабка, глядя на нас, больше не ворчала.

Однажды утром мать готовила завтрак и уже опаздывала на работу, а мне приспичило, столбняк до пупа. Я к матери та только отмахнулась, мол, до вечера потерпи. Стою я на кухне, дрочу член, мать уговариваю, а тут моя бабка с клюшкой. И говорит ехидно: « Может я, на что сгожусь, на старости то лет?» У нас с матерью челюсти отвисли, а бабуля шасть ко мне, села на табурет, вынула вставные челюсти и хвать меня дёснами за член и давай насасывать. Мать села, дар речи потеряла, она-то, кажется, вообще никогда ни у кого в рот не брала, а тут. Кончил я тогда бабуле в рот, а она сглотнула, вытерла губы рукавом, вставила челюсть и говорит: «Обращайся, внучок, коли — что».

Ох, и дружно мы тогда зажили, во всеобщей любви, я бы сказал. Бабуля у меня оказалась ещё той штучкой, благо, что тело дряблое. В молодости зажигала, будь здоров. А сколько любовников было, и вспомнить не могла. Спали мы каждый в своей комнате и посещали друг друга без предупреждения, но иногда, в основном по выходным, собирались все в столовой на ковре. И каждый отводил душу как хотел. Бабуля научила мать, делать минет, и та в такие дни с удовольствием практиковалась на моём члене. Мать оказалась настолько тёмной в вопросах секса, что даже я поражался. Оказывается, что она никогда не занималась мастурбацией, что она никому не разрешала целовать клитор, что и поз она знала всего две, классику и раком. Вот бабуля и стала наставником, обучая нас искусству любви. Любила она показать, что-нибудь этакое и на себе. Трахал я её, правда, редко, для поддержания, как она говорила, вагинального тонуса и когда мать не могла. В основном рачком, по-другому ей не нравилось, или тяжело было, но, чтобы обязательно в неё кончил....  Читать дальше →